– мысленно заканчиваю я.
– Из-за укуса падшего, – мрачно сообщает Кэллос. – Яд разъедает его изнутри. Руван очень силен, раз до сих пор не сдался. Хотя проку от этого не много… Он будет и дальше угасать, пока его сущность не погибнет. И тогда он превратится в одного из монстров, которых вы видели в старом замке.
– Чтобы этого не допустить, я давала ему свою кровь, – сообщаю я. Кэллос явно удивлен, но вроде бы верит. – Потом с ним все было хорошо.
– Даже если и так, после укуса его связь с проклятием значительно усилилась. Теперь на него оно действует быстрее, чем на всех нас. И с каждым днем будет становиться все хуже, – мрачно предупреждает Куин.
– Может, дать ему еще моей крови? – Я крепче сжимаю руку Рувана. Он едва ли замечает мое присутствие. Похоже, его сознание где-то далеко, в другом месте, там, куда никому из нас не добраться. Никогда еще его магия не казалась такой хрупкой и слабой, и тревога во мне все растет.
– На какое-то время свежая кровь поможет. Даже лучше, чем консервированная, – признает Кэллос.
– Тогда бери, – протягиваю я руку.
– Но она не решит проблему полностью. – Кэллос поворачивается ко мне и смотрит на меня поверх очков.
– Знаю. Для этого нужно снять проклятие, – тихо говорю я. – Но мы должны хоть как-то сдержать его действие. Нельзя же оставлять Рувана в таком состоянии.
Я не позволю ему превратиться в одного из монстров.
– Но неизвестно, насколько хватит сил, которые ты ему дашь, – вздыхает он. – Через некоторое время даже твоя кровь может стать бесполезной.
Я это уже поняла, учитывая, что Руван пил ее только вчера вечером. Но сейчас дам ему, сколько нужно.
– Можно дополнить ее кровью, которую мы собрали в ночь кровавой луны, – предлагает Куин.
Кэллос качает головой.
– Лучше всего подействует кровь того, кто связан с ним кровной клятвой. Она более свежая, а не сохраняется за счет магии ритуалов и флаконов. К тому же кровь, собранную после ночной охоты, надо оставить для следующей пробужденной группы.
Судя по тону, он почти не сомневается, что следующая группа появится довольно скоро. Я не осмеливаюсь уточнить почему. Хотя, похоже, ответ очевиден.
– Я с радостью отдам свою. – От этих слов по спине пробегает холодок. Что я вообще говорю? Может, моим разумом завладела магия кровной клятвы?
«Помоги ему выжить, – кричит голос внутри меня. – Доведи это дело до конца».
Только что это вообще за голос? И можно ли ему доверять?
– Отлично, тогда не будем медлить. Я проведу ритуал, чтобы напитать кровь дополнительной силой. Надеюсь, так она лучше подействует. – Кэллос поднимается с кровати. – Ждите здесь.
Он уходит, а мы с Куином молча сидим у постели Рувана, глядя на хрупкую фигуру повелителя вампиров. Подумать только, когда-то я боялась этого мужчину! Теперь же он похож на уродливого, немощного старика.
Я сдерживаю горький смех, обжигающий не меньше слез. Нежданно-негаданно, но… меня разрывает на части. И чтобы вновь стать цельной, мне нужна кузница, огонь в которой горит так же жарко, как и его страсть, и молот, быстрый и надежный, как и все, что меня окружало в Охотничьей деревне. И то и другое сразу, но получить я смогу лишь что-то одно. И когда все закончится, я знаю, что должна выбрать.
Я не создана для мира вампиров.
Но, возможно, пока я здесь, смогу ему помочь, и мы закончим начатое. Не только из-за навязанной магической клятвы крови, но и ради блага всех нас.
– Ты уверена? – шепчет Куин, будто способен читать мои мысли.
Я ловлю на себе его косой взгляд.
– Да.
– Ты поддерживаешь жизнь повелителя вампиров.
– Знаю. И это единственный выход, – решительно отвечаю я.
Кэллос возвращается с золотой чашей, по ободку которой выгравированы фазы луны вместе с какими-то завитками и символами, не имеющими для меня никакого значения. Я не слишком понимаю, что происходит, и меня никто не спешит просветить. Остается только наблюдать и делать собственные выводы.
Вампиры друг за другом подходят к чаше и со словами: «кровь подданного» берут обсидиановый кинжал длиной с ладонь Кэллоса и пронзают свою плоть, каждый в своем месте. Уинни закатывает рукав и делает надрез возле локтя; Лавенция, откинув назад волосы, протыкает кожу прямо за ухом; Вентос выбирает место под коленной чашечкой; Кэллос – прямо у колена; Куин наполовину расстегивает рубашку и острием кинжала проводит по левой половине груди.
Все порезы неглубокие, так что в чашу попадает лишь несколько капель крови, скапливающихся в углублении обсидианового кинжала возле рукояти, и наносятся строго поверх изображенного на коже ромба с длинной тонкой каплей под ним и изогнутыми по бокам двумя стилизованными крыльями.
Метки Рувана.
Поэтому, когда кинжал наконец переходит ко мне, я знаю, что делать. Чашу передо мной держат все пятеро; каждый подпирает основание двумя пальцами.
Я расстегиваю верхнюю пуговицу рубашки и провожу пальцами по впадинке у основания горла, где находится знак кровной клятвы Рувана. Мягко, осторожно прокалываю кожу. Кровь тонкими струйками стекает по кинжалу, вниз по пальцам и, омывая костяшки, сливается в чашу. Я отдаю больше, чем остальные, позволяя крови литься до тех пор, пока рана не затягивается. Вместе с темно-красной жидкостью тело покидают и остатки силы, которую Руван передал мне вместе с поцелуем.
– Кровь кровницы, – нараспев произношу я.
На краткое время жидкость в чаше меняет цвет, приобретая более насыщенный оттенок. И светится почти так же, как выкованный мной кинжал. Интересно, можно ли – и если да, то как – использовать его в таких вот ритуалах? Мне так много еще нужно узнать о магии крови. И если я найду в себе смелость изучить и попробовать, то смогу гораздо больше им помочь.
Свет гаснет, оставляя в чаше вязкую массу чернильного цвета.
– Дай ему, – почтительно произносит Кэллос.
Когда я хватаюсь за ножку чаши, остальные убирают от нее руки. Я подхожу к Рувану, а вампиры застывают в нескольких шагах от кровати. Осторожно просунув ладонь под шею повелителю, слегка приподнимаю его. Голова его откидывается назад, он чуть приоткрывает рот.
– Пожалуйста, выпей, – шепчу я.
Веки Рувана трепещут, как будто он меня слышит. Там, где я касаюсь его, моя кожа слегка согревается. Несомненно, он знает, что я здесь.
Медленно наклонившись, я подношу чашу к его губам. Вязкая жидкость стекает Рувану в рот. Он глотает.
– Вот так, – бормочу я, продолжая вливать в него кровь.
Хочется опрокинуть сразу всю чашу, чтобы Рувану поскорей полегчало. Сущая мука смотреть, как он медленно пьет глоток за глотком.
Когда чаша пустеет, я возвращаю ее Кэллосу и инстинктивно прижимаю кончики пальцев к основанию горла Рувана, где красуется моя метка, пытаясь влить в него частицу себя – нечто большее, чем просто кровь, которую я уже отдала.
«Мне и так плохо, ведь я вдали от дома и страдаю от разлуки с братом. Не хочу потерять еще и тебя».
Руван разлепляет веки, и я облегченно вздыхаю. Постепенно его кожа вновь начинает разглаживаться, серость уходит с лица, уступая место уже привычной бледности. Даже румянец возвращается, а губы темнеют. Глаза вновь походят на блестящие озера расплавленного золота. И все же он по-прежнему выглядит очень печальным.
Наши миры сближаются, и на миг мы дышим в унисон. Он возвращается ко мне, а я к нему. Я сжимаю пальцы, борясь с внезапно нахлынувшим желанием притянуть его ближе и прижаться губами к его губам, а потом обнимать, пока мы не уснем глубоким сном без сновидений.
– Сколько я находился без сознания? – Руван садится, слегка потирая виски. Я отодвигаюсь, чтобы дать ему место, и глубоко вдыхаю в стремлении прогнать напряжение.
– Несколько часов, – отвечает Куин. – По крайней мере, я так думаю, учитывая, как вы чувствовали себя вчера и в каком состоянии я вас нашел.
– Несколько часов, а такое ощущение, будто я вернулся с того света.
– Выглядели вы соответствующе, – щебечет Уинни, но в ее голосе нет обычной певучей беззаботности. Она явно пытается поднять настроение, но не особо удачно. Слишком уж мы за него тревожимся.
– Становится все хуже, – озвучивает Руван то, что мы и так видели.
Я хочу возразить, но в разговор вклинивается Куин.
– Вы правы, – серьезно произносит он. Остальные старательно отводят глаза.
– Я пока не намерен поддаваться проклятию. У нас еще куча работы, – решительно заявляет Руван. – Мы даже не успели просмотреть найденные записи. В мастерской источника проклятия не оказалось, но эти заметки наверняка приведут нас к нему.
– А если нет? Что вы будете делать? – настойчиво интересуется Вентос.
– Продолжу поиски.
– Пока не превратитесь в падшего или, еще хуже, в потерянного?
– Чтобы избавить наш народ от долгой ночи, я готов трудиться до последнего!
Внезапно создается впечатление, будто Руван, пусть даже сидя в кровати, заполняет собой все пространство комнаты, а от его голоса дрожит само основание замка.
– Я не хочу вас убивать, – все же осмеливается подать голос Лавенция.
– Что? – выдыхаю я и вглядываюсь в их лица, стараясь отыскать правду, отличную от той, что сейчас вырисовывается.
– Ни один повелитель и не ждал подобного от своих подданных, – мрачно бросает Вентос.
– Мы так близко, – бормочет Руван, избегая зрительного контакта. – Я чувствую, что должен продолжать работу.
– Если проклятие все же возьмет над вами верх, вы, вероятнее всего, станете потерянным, и у нас не хватит сил с вами расправиться, – спокойно констатирует Кэллос, протирая очки. – Ради всех нас, бодрствующих и все еще спящих, не переоценивайте свои силы.
Я наконец-то понимаю, о чем именно они толкуют. Вампиры ожидают, что Руван не станет подвергать их опасности и покончит с собой прежде, чем им окончательно овладеет проклятие. Я вспоминаю иглы в воротниках охотников. Оказывается, и здешние обитатели готовы скорее расстаться с жизнью, чем превратиться в монстров. От осознания этого сжимается сердце.