– Никто из нас за несколько дней, недель или даже лет не сможет побороть заложенные с детства ценности и устои. Нам придется узнавать друг друга постепенно, но… – Руван подается вперед и трется носом о мой нос, искушая близостью поцелуя. – Полагаю, познание тебя доставит мне удовольствие.
Я вздрагиваю, ощутив на щеках его теплое дыхание, и отбрасываю все сомнения. Лишь на краткий миг, но этого хватает, чтобы попросить:
– Поцелуй меня.
– Вот ты и вновь командуешь повелителем вампиров.
– И что ты намерен с этим делать? – застенчиво и в то же время чувственно выдыхаю я с легкой усмешкой.
– Поцеловать тебя, как ты и велишь.
Он нежно прижимается губами к моим губам. Руван не пытается добраться до шеи, сейчас его не интересует моя кровь, только губы. Этот поцелуй приносит облегчение и в то же время вызывает напряжение во всем теле. Ему удается прогнать засевшее в мозгу отчаянное желание и позволить мне расслабиться до такой степени, чтобы все происходящее воспринималось правильным.
Хотя инстинкты твердят, что мне стоит ненавидеть этого мужчину, возмущаться его поведением и отвергать чувства, которые он во мне вызывает…
Я должна испытывать ненависть, но не хочу. И не могу.
Напротив, мне очень даже нравится происходящее.
Двадцать пять
На постыдно долгое время я растворяюсь в поцелуе. Язык повелителя вампиров проскальзывает мне в рот и касается моего, молчаливо испрашивая позволения. Вокруг будто бы звучит песня без слов, и в унисон с ней тело становится легче и воспаряет вверх, поднимаясь над стропилами и шпилями замка.
Руван обнимает ладонями мое лицо, удерживая меня рядом с собой и помогая сохранить опору – ведь мне так хорошо, что весь мой мир грозит вот-вот разлететься на осколки. Охотничья деревня и титул девы-кузнеца остаются где-то далеко, спадают с меня словно оковы, которые – как я поняла только сейчас – всю жизнь мешали мне дышать полной грудью.
«Будь с ним, Флориана. И просто будь собой».
Я отстраняюсь, и Руван скользит ладонями вниз по моему телу. Легко, едва ощутимо касается холмиков груди, и внутри все трепещет от наслаждения.
«Возьми меня, сделай своей, заставь распасться на части», – безмолвно требует мое тело.
Руван обхватывает ладонями мои бедра и я, подчиняясь его желанию, оседлываю его, пока он мнет руками мою задницу.
Мы отдаляемся друг от друга и раз за разом вновь сближаемся, но в конце концов Руван отстраняется, и мы дружно пытаемся восстановить дыхание.
– Нужно идти, – шепчет он в мои губы.
– Но…
– Нас ждут, – напоминает Руван.
Я выпрямляюсь. Постепенно реальность, о которой я совсем забыла, поддавшись удовольствию, начинает возвращаться.
– Они что-то заподозрят.
– Уже заподозрили.
– Что они сказали? – Я отодвигаюсь, позволяя ему встать.
Никогда еще я так внимательно не наблюдала за поднимающимся на ноги мужчиной, не рассматривала очертания крепкой спины и потрясающие округлые ягодицы, на которых я слишком долго задерживаю взгляд.
– Пока ничего. Но еще скажут.
– Тогда с чего ты решил, что они подозревают?
– Они мои подданные и связаны со мной так же, как и я с ними. – Чуть помедлив, он бросает на меня нерешительный взгляд, но в итоге все же стягивает через голову рубашку, в которой спал. – Смотри.
– О, – только и могу выдавить я.
На его теле есть и другие метки, подобные той, которую оставила наша с ним клятва. Одна на локте, другая слева под грудью, третья вписана прямо в V-образную линию пресса, исчезающую под штанами, и я начинаю немного завидовать этим черным чернилам. Однако, по правде говоря, я лишь мельком смотрю на эти метки; меня гораздо больше привлекают подтянутые мышцы, вытесанные на его теле борьбой и полуголодным образом жизни. И глубокие белые шрамы на коже.
– Другие метки, – все же выдавливаю я, хотя от вида обнаженного тела перехватывает дыхание. – Ты связан кровными клятвами со всеми остальными? – Похожие метки я видела и на его подданных.
– Они принесли мне клятвы в знак наших уз… но это несколько иное, чем кровная клятва. После нее образуется другая, более глубокая связь. – Руван встает прямо передо мной, не спеша подбирать рубашку. Я слегка отклоняюсь назад, чтобы целиком охватить его взором. Не знаю, чем заслужила подобную демонстрацию, но не хотелось бы ненароком все испортить. – Этот шрам остался с моего первого похода в старый замок. А вот этот появился еще до долгой ночи, когда отчаявшиеся вампиры со всех сторон стекались в Темпост.
– А отчаяние порождает глупость, – тихо повторяю я мамины слова.
– Истинная правда. – На его лице мелькает горькая улыбка. – Вот этот я ношу со времени пробуждения. Этот – от неумелого обращения с оружием… – Руван один за другим перечисляет все свои шрамы и наконец доходит до предплечья. В отличие от прочих, уже зарубцевавшихся, здесь кожа еще вздутая, с зеленоватым оттенком. До сих пор гноится. – Про этот ты сама все знаешь.
– Ужасно выглядит.
– Возможно, он навсегда таким останется. – Чуть помолчав, Руван добавляет: – Тебе противно?
– Вряд ли что-то в тебе может вызвать у меня отвращение.
Сама не ожидала, что скажу такое. Руван в удивлении слегка приоткрывает губы, потом усмехается.
– Серьезно? Когда ты только попала сюда, в твоих глазах отчетливо читалось отвращение ко мне.
Фыркнув, я качаю головой.
– А что сейчас говорят мои глаза?
– В них… – Руван замолкает, явно раздумывая над ответом. И пока я жду, что он озвучит эмоции, которые я пока не в силах выразить словами, у меня начинает сбиваться дыхание. – Не отвращение.
– С тобой все будет хорошо? – спрашиваю я, меняя тему, чтобы рассеять напряжение.
– От меня это не зависит.
– Я тебе помогу, – уверенно заявляю я.
– Из-за кровной клятвы? – В его глазах мелькает настороженность.
– Потому что сама хочу.
– Хорошо. – Руван сжимает мою руку и начинает одеваться.
Я выскальзываю из комнаты, давая ему возможность побыть одному, и пользуюсь моментом, чтобы самой собраться с мыслями. Взгляд притягивают очертания Темпоста на фоне неба, и я подхожу к окну. Делаю глубокий вдох, потом медленно выдыхаю воздух, от чего поверхность стекла запотевает, становясь почти зеркальной.
В ней отражается мое лицо. Короткие темные волосы, темные глаза, смуглая кожа, испещренная моими собственными шрамами. Я ничуть не изменилась. Как и метка Рувана в ложбинке между ключицами. Клятва крови и вампиры стали теперь неотъемлемой частью меня, так же, как кузнечное ремесло, мамины слова, навыки, полученные во время тренировок с братом, и старые деревенские истории. Все это живет во мне, однако ничто из перечисленного не подчиняет себе ход моей жизни.
Больше я этого не допущу. Я хочу сама, мгновение за мгновением, строить свое будущее и впервые за все годы стать самостоятельной женщиной.
– Готова?
В гостиную входит Руван, поправляя поношенный бархатный камзол, который я уже видела на нем раньше. Он такой же мучительно прекрасный, как и всегда. И ему определенно идут высокие воротники.
– Да.
Уже несколько часов мы сидим в главном зале за одним из столов, почти всю поверхность которого занимает большая грифельная доска с коряво нарисованной мелом картой. Это я неуклюже пыталась изобразить Охотничью деревню.
– Еще раз повтори, что это? – Вентос указывает на заштрихованный участок земли.
Я стараюсь не раздражаться, прекрасно понимая, что до художника мне далеко, а все, что мы сейчас обсуждаем, очень важно.
– Просоленная земля. Вряд ли с ней возникнут трудности… но на этом участке негде спрятаться, а потому нам придется двигаться быстро, чтобы никто не заметил, как мы приближаемся со стороны болот.
– Соль не пропустит туман. До следующего укрытия вам придется бежать. – Уинни указывает на один из квадратных фермерских домов. – Сюда, а потом сюда…
Мы повторяем план, еще раз все обдумываем и меняем его, тщательно обсуждая каждую мелочь. Утомительное занятие, но необходимое. Иначе не получится провести вампира в Охотничью деревню, а потом добраться с ним до крепости.
– Давайте пока прервемся. – Руван зевает, его глаза уже блестят не так, как прежде. Не знаю, заметили ли остальные, но меня это несколько тревожит. – Уже поздно, а мы еще не до конца восстановили силы после похода в старый замок.
– Я думала, вы никогда не предложите. – Уинни приподнимается на цыпочки, вытягивая руки над головой. – Всем доброй ночи. Увидимся утром и вновь возьмемся за обсуждение. – Зевнув, она быстро направляется в свою комнату.
Остальные тоже потихоньку расходятся. Но Кэллос все так же сидит, склонившись над столом. Похоже, чего-то ждет.
– В чем дело? – спрашиваю я.
– Точно не знаю… – поджимает губы Кэллос.
– Мне знаком этот взгляд. – Руван осторожно кладет локти на стол, стараясь не задеть мои рисунки. – Что тебя смущает?
– Точно не знаю, – повторяет Кэллос, на этот раз более твердо. – Но это мне о чем-то напоминает. Однако сначала нужно кое-что проверить. – Он расправляет плечи, наклоняет голову из стороны в сторону и массирует шею, поскольку не один час просидел, сгорбившись, над моими рисунками, с жадным вниманием впитывая каждое слово. Никогда еще не видела, чтобы кто-то так стремился к знаниям. – Если я что-нибудь найду, милорд, то дам вам знать.
– Я хочу узнать обо всем первым. – Сжав предплечье Кэллоса, Руван встает. Невольно я отмечаю, что он все больше полагается на здоровую руку.
– Как и всегда.
– Спасибо за твой тяжкий труд, дорогой друг.
– Он доставляет мне удовольствие. – Слова Кэллоса правдивы лишь наполовину. Ему действительно нравится погоня за знаниями, это я могу утверждать наверняка. Однако вынужденный проводить исследования под давлением обстоятельств, он не испытывает от своих находок почти никакой радости. Кэллос обращает на меня взгляд золотистых глаз. – Не возражаешь, если я перерисую все, что ты отметила на доске? На всякий случай, чтобы ничего не пропало.