Теперь-то ясно, почему некоторые девушки стремились поскорее отыскать себе кавалера. Ведь при наличии партнера такое головокружительное удовольствие можно испытать в любой момент…
Руван вновь смещается, опуская ладонь мне между ног, туда, где находится источник желания. Я резко втягиваю воздух. Он же, почти мурлыча от удовольствия, начинает двигать пальцами, создавая восхитительное трение. Тело словно пронзает молния, сменяющаяся легким покалыванием, и от холодного ночного воздуха кожа покрывается мурашками. Судорожно дыша, я выгибаю спину.
Видимо, Руван точно знает, что мне нужно, и дает ровно столько, сколько требуется, ни больше ни меньше. Я закрываю глаза, отгораживаясь от света, звуков, мыслей. Есть только он – одновременно повсюду. Эмоции уже на пределе, а напряжение все нарастает. Этот мужчина лишь при помощи языка и пальцев способен расколоть меня на тысячу кусочков.
Я поджимаю пальцы ног, готовая вот-вот рассыпаться на части. Хочу предупредить его, но мне не хватает дыхания. И прежде чем успеваю выдавить хоть слово, удовольствие накрывает меня с головой.
Тело сотрясает дрожь, и я даже не пытаюсь сдерживать крики. Проходит всего несколько мгновений, но мне они кажутся полными блаженства тысячелетиями. Мышцы ниже талии все еще сокращаются, с каждым спазмом посылая по телу новые волны удовольствия. Руван замедляет движения и, притянув меня к себе, убирает лежащую между моих бедер руку. Я утыкаюсь лицом ему в шею, чувствуя себя одновременно уязвимой и защищенной.
Он целует меня в лоб.
– Дыши, Флориана.
– Я… что… я… – Слов не хватает. Они ушли, уплыли по морю блаженства, волны которого унесли и все мои мысли.
– Как ты себя чувствуешь? – интересуется Руван.
– Хорошо.
Явное преуменьшение. Одного этого слова крайне мало, чтобы описать поселившуюся в теле негу. И передать охватившие меня ощущения – необузданные и все же весьма реальные. Но ничего другого я все равно сейчас сказать не смогу.
Руван тихо хмыкает, как будто сам все понимает, и в единственном, не слишком удачно подобранном слове, слышит все, что я хочу сказать.
– Хорошо, – повторяет он.
Я непроизвольно зеваю. Волнение проходит, а кровать, вопреки ожиданиям, оказывается очень даже удобной. Тело наливается тяжестью.
– Отдохни. У тебя был долгий день.
– Здесь?
– Где же еще?
Даже не думая спорить, я закрываю глаза. Меньше всего мне сейчас хочется думать о диване в гостиной. У меня просто не хватит сил до него добраться.
Я в кольце сильных рук, накрытая тяжелым пуховым одеялом. Стоящая на улице зима пытается пробраться внутрь, но огонь в камине держит ее на расстоянии.
Повернувшись, я наклоняю голову, чтобы на него посмотреть. И ловлю его взгляд. Глаза ярко сияют в лунном свете. Он вытягивает губы в тонкую линию, напоминающую полумесяц.
– Ты не спишь, – выдыхаю я.
– Как я могу спать, когда в моей постели лежит такое восхитительное создание, – вкрадчиво произносит он.
– Ты неисправим, – не могу я удержаться от смеха. Я ведь уже давно делю с ним жизнь и постель. И существую исключительно здесь. Его объятия стали моим домом, и я больше не задумываюсь о том, чтобы покинуть горы.
– Сколько это еще продлится? – спрашиваю я. Он слегка хмурится, явно понимая, что именно я хочу узнать.
– Осталось немного, любимая. Скоро они узнают правду. Нужно только закончить работу.
Наступает рассвет, а я так и не двигаюсь с места. Одеяло и меха отчего-то кажутся невероятно тяжелыми, придавливая меня к кровати свинцовой тяжестью. Воспоминания о прошлой ночи до сих пор не отпускают, как и Руван, рука которого покоится у меня на животе. Судя по размеренному дыханию, он еще спит. Осторожно повернувшись, чтобы его не потревожить, я любуюсь его лицом в свете раннего утра – как и тогда, в заброшенной спальне. Но сейчас, находясь гораздо ближе, могу рассмотреть мягкий изгиб губ и длинные ресницы, отбрасывающие тени ему на щеки. У меня вдруг возникает странное чувство, что я просыпаюсь так уже не в первый раз… Может, дело в сне?
Однако все попытки вспомнить подробности оканчиваются лишь вспышками боли. Не из-за какой-то физической травмы, нет. Просто мой разум со всей жестокостью пытается блокировать воспоминания. Тело покрывается липким потом. Я начинаю дрожать от холода. В душу постепенно закрадывается стыд.
Что я наделала? Мне не положено здесь быть. Мне запрещено оставаться наедине с мужчинами, а с ним в особенности. Я так и вижу разочарованный взгляд матери и ужас в глазах брата, почти слышу слова Дрю: «Из всех, кого ты могла выбрать, Флориана…»
Мне нельзя здесь находиться. Я уже не в силах справиться с дыханием и в любой момент могу начать всхлипывать или даже расплакаться. И тогда он непременно проснется.
Каким-то образом мне удается выбраться из постели, не разбудив Рувана, и я возвращаюсь в гостиную. Однако он по-прежнему слишком близко. Я чувствую на коже его запах.
И сбегаю в единственное место, где всегда обретала равновесие – в кузницу.
К счастью, еще довольно рано, и я никого не встречаю по пути. Через несколько минут уже жарко пылает горн, в нем раскаляется металл. И я, бездумно выполняя знакомые действия, позволяю разуму отключиться.
Но передышка длится недолго. Вскоре в кузницу спускается Руван. Однако, даже ощутив его присутствие, я упорно работаю на наковальне. Он медленно подходит ближе, ожидая, пока я отложу в сторону молот и отправлю заготовку обратно в горн, и лишь тогда заговаривает:
– Что делаешь?
– Пока не знаю. – Слова выходят немного резкими, отрывистыми, и я тут же мысленно ругаю себя: «Не срывай на нем злость, Флориана. Прошлой ночью ты сама сделала выбор».
Чуть поколебавшись, Руван уточняет:
– С тобой все хорошо?
Я поворачиваюсь к нему и тут же жалею об этом. Я надеялась прочитать на его лице равнодушие, которое позволило бы избежать обсуждения того, что между нами произошло. Или, еще лучше, беспричинное чувство вины, порожденное с детства заложенными в нас принципами.
– Флориана? – Он делает шаг вперед.
Мне хочется заверить его, что все нормально, и попросить уйти. Прошлая ночь? Она для меня ничего не значила и больше никогда не повторится. Но я прекрасно понимаю, что это неправда. Ведь еще ни разу в жизни сердце не рвалось из груди так сильно, как рядом с ним. И как бы я ни старалась закрывать на это глаза и цепляться за угрызения совести, от подобных чувств не получится просто взять и отмахнуться. К тому же это будет несправедливо по отношению к Рувану.
– Я… нет, не все хорошо, – признаюсь я. Руван печально хмурится, в его глазах мелькает беспокойство. Я быстро качаю головой и, позабыв о работе, делаю шаг к нему. – Дело не в тебе. Ну, не совсем. Я сама хотела того, что случилось прошлой ночью, но… – Я опускаю взгляд на трещину в полу. – Я все еще не в силах до конца осознать, что мы больше, чем враги. Всякий раз рядом с тобой сердце начинает учащенно биться, и мне хочется тебя коснуться. Однако я почти слышу, как мама, брат, отец и все прочие деревенские жители ругают меня последними словами за то, что я добровольно нахожусь возле тебя и не проклинаю, как должна, твое имя.
– Все случилось слишком быстро, – тихо констатирует он.
– Я знала, что делаю, и не должна… не хочу этого стыдиться, – твердо говорю я.
– Хорошо. – Руван берет меня за руки. – Но мы уже обсуждали, что на принятие наших отношений потребуется время. Никто из нас не сможет просто отбросить всю прошлую жизнь. – Я чуть заметно киваю. – Поэтому давай не будем торопиться.
– Прости.
Руван берет меня за подбородок, заставляя поднять голову. На его пальцах еще остался мой слабый запах, и я непроизвольно краснею, вспомнив желание, которое он во мне пробудил.
– Тебе не за что извиняться, – улыбается Руван, и его глаза сияют в лучах раннего солнца. – Хочешь есть?
Я моргаю, удивленная тем, что он решил сменить тему. Хотя, вообще-то, я не возражаю.
– По правде говоря, нет. И это странно. – Я оглядываю кузницу. Я проработала здесь почти час, а вчера вечером едва притронулась к ужину.
– Не слишком.
– Правда?
– Создавая лории крови, король Солос стремился укрепить тела вампиров. Раз за разом добавляя в нашу кровь силу других, мы постепенно становимся способны жить даже на том скудном питании, которое можем вырастить, собрать в горах или добыть во время охоты.
– Но я не…
Даже не дав договорить, Руван перебивает меня с понимающей улыбкой.
– Ты не вампир, но твоя кровь отмечена моей. И некоторые из моих способностей теперь присущи и тебе.
«Отмечена».
Он меня отметил, и даже после того, как проклятие падет и перестанет действовать кровная клятва, весь пережитый нами опыт останется в крови. Только вот чем он обернется для нас, когда мы снимем проклятие?.. Когда – мне нравится это слово.
Однако что потом будет со мной и Руваном?
Не знаю. И не готова искать ответ на этот вопрос. Сейчас мне и так с лихвой хватает забот.
– Твой металл светится белым. – Руван отпускает мои руки. – Я лучше пойду и оставлю вас наедине.
– Тебе не обязательно уходить, – возражаю я.
– Точно? Если тебе нужно время…
– Я скажу тебе, что мне понадобится, – я выдавливаю ободряющую улыбку, – как только сама пойму.
– Мы вместе выясним это по ходу дела, – соглашается он.
– О, кстати об этом. Хочу кое-что тебе показать. Я нашла это вчера. Или два дня назад? Перед тем, как ты заболел. – Мне теперь почти не нужен сон, и с учетом всего, что происходит вокруг, время летит незаметно. – Это здесь…
Я открываю дверь в кабинет кузнеца, достаю рабочий журнал и кинжал, который выковала, и, положив их на стол между нами, рассказываю Рувану о своем открытии и экспериментах.
– Невероятно, – шепчет он.
– Ты и в самом деле так думаешь? – неуверенно произношу я. – Даже несмотря на то, что, возможно, именно из-за него оказался в таком состоянии?