Я хватаюсь за камень, чтобы сохранить равновесие, готовясь к следующему выстрелу.
И тут мир выворачивается наизнанку.
Камень, вереск, небо и даже я. Все разлетается в стороны в диковинном быстром делении на составные части. Словно головоломка, которую одновременно разбирают на множество кусочков. На долю секунды я ощущаю, что все еще нахожусь за камнем, а в следующее мгновение начинаю бороться за сохранение собственной физической целостности. Ослепительный свет вспыхивает у меня перед глазами, и на меня набрасывается ошеломляющая невероятная сила.
Никогда прежде я ни с чем подобным не сталкивался.
И я не могу сражаться.
Я прихожу в себя.
И обнаруживаю, что лежу на небольшом мокром участке торфяника. Холодная вода просачивается мне между ног через килт. Я переворачиваюсь и приподнимаюсь на четвереньки. В отяжелевшей голове перекатывается боль, мысли путаются. И тут я замечаю лежащую на земле книгу, завернутую в пластик, – очевидно, я ее выронил. И тут только понимаю, что мои онемевшие пальцы все еще сжимают пистолет.
Я смотрю в небо.
Появились новые тучи, но солнце никуда не ушло – оно все еще находится на той же высоте. Значит, прошло немного времени. Постепенно ко мне возвращаются события, произошедшие у камня, в крови закипает адреналин, я вспоминаю Кузнецова.
Вскакиваю на ноги и оглядываюсь. Никаких следов русского. Я опускаю взгляд на пистолет – и вижу клочья почерневшего пластика, прилипшего к моим пальцам в тех местах, где прежде была рукоять. Пистолет уничтожен. Ударник расплавлен и потерял форму.
Какого дьявола?
Я стряхиваю пластик, как неприятное насекомое.
Наклонившись, поднимаю книгу и сквозь прозрачный пластик вижу, что это исчезнувший гримуар XV века, принадлежащий Чаббу. Сколько времени я находился без сознания? Я смотрю на часы. Стандартный «магеллановский» образец с датчиком GPS. Но на стекле и циферблате я обнаруживаю почерневшую по краям дыру размером с отпечаток указательного пальца.
И тут я замечаю нечто странное.
Края дыры вывернуты наружу, словно взорвалось что-то внутри. Значит, именно из-за этого я потерял сознание?
Я снимаю ремешок с часами и отбрасываю их в сторону, к бесполезному пистолету.
В моем сознании роится множество вопросов, и я встряхиваю головой, чтобы избавиться от головокружения. Мне нужно подумать. Но прежде всего следует вернуться в замок. Кузнецов исчез. Либо ранен, однако сохранил подвижность и направился обратно в замок за медицинской помощью, или не пострадал и возвращается обратно, чтобы опередить меня. Но, скорее всего, русский получил пулю. В противном случае он забрал бы книгу…
Некоторое время я раздумываю, не следует ли мне перепрятать гримуар, но потом решаю не делать этого. Если я принесу столь ценный приз в замок, то произведу положительное впечатление. К счастью, я не разворачивал книгу. Значит, на ней нет моих отпечатков, но, если повезет, остались отпечатки Кузнецова.
Я засовываю книгу за пояс килта за спиной и направляюсь обратно к дороге, на ходу стряхивая со свитера траву. Вскоре выбираюсь на дорогу, но та изменилась. Она больше не мощеная, а земляная. Я перепутал направление? Меня предупреждали, что в вересковых пустошах такое часто случается…
Я не слишком быстро бегу по дороге, и влажный килт колотит меня по ногам. В течение получаса мне удается не сбавлять темп, но я нигде не вижу следов Кузнецова. Мог ли он получить серьезное ранение, забрести куда-то в сторону от дороги и упасть? Очень скоро я узнаю. Увеличив скорость и стерев пот со лба, я бегу дальше.
Впереди появляется замок Ардсмур.
Но его громада выглядит как-то иначе. Большие факелы у ворот исчезли вместе с мощеной подъездной дорожкой. Сам замок выглядит не слишком привлекательно, вокруг валяются обломки каменной кладки, в стенах зияют дыры, одна из башен рухнула… Ничего подобного я вчера не видел.
Ворота замка распахиваются.
Инстинкт заставляет меня покинуть дорогу и спрятаться за колючим кустарником, откуда я наблюдаю за происходящим, оставаясь невидимым. Сначала до меня доносятся далекий скрип и стук, потом они становятся громче, и я вижу запряженный лошадьми фургон, за которым бредет группа оборванных мужчин в грязных рубашках и портках.
Большинство из них закованы в кандалы.
Заключенные.
Потом появляются солдаты в красных мундирах, у каждого на плече мушкет. Солдаты выглядят почти такими же оборванными и немытыми, как заключенные. Их покрытая грязью алая форма выцвела, ее множество раз штопали. До меня долетает порыв ветра, и я чувствую отвратительную вонь людей, которые живут в своей одежде, никогда не моются и не пользуются даже тряпками, чтобы вытирать задницы. Мое чувство времени исказилось, и я в немом ошеломлении наблюдаю за странным спектаклем. Сначала у меня возникает мысль о том, что это историческая реконструкция, но я сразу ее отбрасываю, и ее место занимает еще более невероятное предположение.
Фургон проезжает мимо, группа заключенных проходит по дороге вслед за ним настолько близко от меня, что я слышу обрывки разговоров. Это не английский или любой другой известный мне язык. Беспристрастный комментатор, сидящий у меня в сознании, которое уже окончательно прояснилось, чьему голосу я давно научился доверять, говорит мне, что это может быть гэльский язык[25].
Один из заключенных сбивается с шага, спотыкается и падает в грязь.
Высокий рыжий мужчина в кандалах, сложением напоминающий дуб, подбегает к упавшему пленнику. Все остальные также собираются вокруг них, солдаты устало переглядываются и сжимают в руках мушкеты. Еще одна рабочая команда – если я все правильно понимаю – медленно выходит из ворот замка. Она выглядит столь же ужасно, как и первая, если не хуже.
Рыжий великан-заключенный поднимается на ноги, крестится и кричит солдатам:
– Этот человек мертв.
По-английски, с шотландским акцентом.
Солдаты немного расслабляются, одновременно выражая неудовольствие, словно это неприятность, с которой они сталкиваются постоянно. Один из них подходит, чтобы проверить, лениво пару раз пинает тело сапогом и отступает назад.
– Уберите его с дороги.
Мне кажется, что рыжему великану приказ не нравится. Он на фут выше низкорослого солдата и делает к нему шаг, тот испуганно отступает и опускает ружье. Нет, не ружье.
Мушкет.
– Мы положим его в фургон, – ровным голосом говорит рыжий великан. – И похороним где-нибудь в пустоши.
Солдат невольно оглядывается через плечо на старшего, пожимает плечами, хмурится и кивает.
Кризис разрешился мирно.
Заключенные поднимают мертвеца, оказывая ему знаки уважения. Я слышу звон инструментов в фургоне, где освобождают место для мертвого тела.
Что все это значит?
Но в одном я не сомневаюсь: замок Ардсмур перестал быть безопасным местом.
Издалека до меня доносится шум прибоя, говорящий о близости моря. Солдаты и заключенные выглядят погруженными в свои мысли. И я, воспользовавшись шансом и оставаясь на корточках, начинаю отступать от дороги. Наконец выпрямляюсь и бегу через вересковую пустошь и сворачиваю к проселочной дороге, чтобы прибавить скорость.
У себя за спиной я слышу крики.
И звук, не вызывающий сомнений – стреляют из оружия, которое приводится в действие черным порохом.
Я останавливаюсь.
Стреляли не в меня, но я принимаю решение не ждать, когда меня заметят, и продолжаю бежать. Я в хорошей форме для парня, которому перевалило за пятый десяток. Наконец я понимаю, что меня не преследуют, и останавливаюсь, чтобы отдохнуть и подумать, что делать дальше. С того самого момента, как я пришел в себя возле камней, для меня стало очевидно: что-то пошло не так, и с каждой минутой ситуация становится все хуже. Логика подсказывает, что я просто вижу все в неверном свете, совершил ошибку, свернул не в том месте и сделал неправильный вывод. Но мой аналитический мозг говорит, что я больше не в Канзасе[26]. Я вспоминаю, что деревушка под названием Клебост находится в получасе езды на машине от замка Ардсмур и дорога, на которой я сейчас нахожусь, ведет именно туда.
Мне кажется разумным отправиться в деревню и попытаться выяснить, что происходит.
Проходит два часа – и все это время я иду быстрым шагом, – но мне не удается увидеть никаких признаков жизни, если не считать чаек и лисы, перебежавшей дорогу. Природа вокруг производит мрачное, даже зловещее впечатление; она кажется мирной, но от нее веет какой-то жутью. Затем я замечаю приближающихся ко мне двух всадников и решаю их остановить.
Мужчина и женщина.
Пожилой мужчина явно плохо себя чувствует, он горбится и едва держится в седле. Женщина – высокая, с тонкой талией и полногрудая; молочно-белая кожа великолепно сочетается со светлыми волосами, уложенными в свободную прическу, наполовину скрытую кружевной голубой шляпкой. У нее темно-зеленые глаза, в которых я вижу искру интереса, когда она смотрит на меня. Их одежда ни в коей мере не соответствует двадцать первому веку и выглядит сильно потрепанной, как и мои нервы.
Я решаю использовать свое южное обаяние.
– Прошу прощения. Вы не могли бы сказать мне, как далеко отсюда до Клебоста?
– Кто вы такой? – спрашивает женщина.
Слегка раскосые глаза с длинными ресницами добавляют ей таинственности.
– Меня зовут Гарольд Эрл Малоун, – отвечаю я, решив, что «Коттон» слишком долго объяснять. – А вас?
– Мелисанда Робишо, – говорит она, но я сразу понимаю, что она лжет – уголок ее рта слегка опускается. – А это Дункан Керр, – добавляет она, небрежно кивнув в сторону своего спутника.
Пожилой мужчина с хриплым булькающим стоном соскальзывает с лошади, словно хочет что-то сказать. Пошатываясь, делает несколько шагов к кустам, его рвет, и он падает.
– Я предупреждала его, чтобы он не ел желе из угря, – произносит Мелисанда. – Но мужчины никогда не слушают… А откуда вы здесь появились?