На площадь влетели узкие сани, в каких хватит места для двух пассажиров, лихо развернулись и встали как вкопанные. Управлял санями мужик, утонувший в овчинном тулупе под малахаем. Откинув теплое покрывало, с саней сошла дама и торопливым шагом направилась к перрону.
– Неужели Клавдия Прохоровна, – глядя в окно, проговорил Малочаев. Он приподнялся с соседней лавки.
– Жена господина Квадри имеет привычку встречать мужа после охоты? – уточнил Ванзаров.
– Что вы… Впервые такое… Неужто почувствовала…
Ванзаров вышел в проход между лавками.
– Прошу внимания, – начал он и подождал, пока все взгляды устремятся к нему. – Официально заявляю, что для расследования в данный момент каждый из вас является подозреваемым. Вина кого-то одного или всех вместе не доказана. Но не доказана и невинность. Ни у кого из вас нет алиби. Господина Квадри и мадемуазель Новоселову мог убить и господин Кукульский, и господин Малочаев, войдя в сговор с вашими спутницами. Или совместно, покрывая друг друга.
Возмущение биржевых дельцов было пресечено быстро и жестко.
– Равное подозрение лежит на господине Тухове-Юшечкине, – продолжил Ванзаров, не замечая жалобных вздохов Тухли. – В дороге вы, господа, предъявили для досмотра патронташи, в которых недостает по два патрона. В ваших ружьях по две пустые гильзы. Это ничего не доказывает. Выстрелов было четыре. Два патрона, которыми убили Квадри и Новоселову, могли находиться у кого-то в кармане. Это простейшая уловка… То, что вы оставили стреляные гильзы в стволах, как раз на это явно указывает… Прошу не перебивать… Вы будете доставлены в ближайший полицейский участок, где собственноручно напишите подробные показания: где и что делали… Никто не имеет права покинуть вагон без моего разрешения. Вы считаетесь задержанными сыскной полицией до выяснения. Пока это не арест.
Попытка нового бунта не угрожала. Охотники с барышнями были напуганы достаточно. О Тухле и говорить нечего. Главное, чтобы он не начал каяться и просить прощения. Ванзаров попросил обер-кондуктора выпустить и запереть за ним дверь. Он вышел на перрон, когда дама в меховом полушубке и шапочке-пирожке с вуалью подошла к вагону.
– Мадам Квадри?
Дама вздрогнула, но женским взглядом оценила коренастую фигуру с модной шапкой на челе.
– Что вам угодно? – спросила она. В голосе слышалась напряженность.
– Ищете вашего мужа?
Она отстранилась на шаг.
– Кто вы такой? В чем дело? Что вам нужно?
– Сыскная полиция, чиновник Ванзаров, – ответил он, чуть поклонившись. И полиции знакома вежливость. Иногда. Кое-где. Порой…
Дама обхватила хорошенькое ухоженное личико ладонями в лайковых перчатках.
– О боже! Это правда…
Ванзаров предпочел, чтобы события развивались сами.
– Это правда… Виктор Андреевич погиб… Какой ужас… О нет…
Клавдия Прохоровна не справлялась с волнением. В окна вагона смотрели друзья мужа. Но утешить вдову не могли. Или не слишком хотели.
– Откуда вам стало известно? – спросил Ванзаров, заслоняя спиной слишком любопытных.
– Я получила телеграмму, в которой сообщалось, что мой муж погиб, – продолжила она, еле сдерживая слезы.
– Могу взглянуть на телеграмму?
– Она осталась дома… Я так испугалась… Бросилась собираться… Примчалась сюда… И это правда… Какая трагедия…
– В телеграмме было указано, что именно случилось с господином Квадри?
– О нет… Одна строчка: «Ваш муж погиб на охоте». Я не могла ждать, примчалась на вокзал, даже не зная, когда прибудет поезд…
– С какого телеграфа и в котором часу была отправлена телеграмма?
– Я не знаю! – трагически вскрикнула бедная женщина. – У меня все поплыло перед глазами… Где Виктор Андреевич? Где его тело…
Ванзаров указал на второй вагон.
Мадам Квадри покачнулась, но устояла.
– Могу взглянуть на него?
– Не рекомендую. Такое зрелище вам не по силам, мадам…
– Я должна… Должна… Я справлюсь… Прошу вас…
– У вашего мужа фактически не осталось лица, – аккуратно сказал Ванзаров.
Вдова издала тяжкий вздох.
– Все равно… Я должна… Вы позволите забрать его личные вещи?
– Какие именно?
– Фамильный перстень, цепочку с брелоками, заколку для галстука… Не хочу, чтобы они пропали в мертвецкой… Вы же понимаете, что там не побрезгуют украсть… Эти вещицы будут хранить память о моем дорогом муже…
– Примите мои самые глубокие сочувствия, – сказал Ванзаров с поклоном. – Надеюсь, жизнь господина Квадри была застрахована?
– О да, – ответили ему с тяжким вздохом. – Виктор Андреевич заключил договор со страховым обществом «Россия» только в декабре… Как чувствовал… Я отговаривала его, но он настоял… Говорил: если со мной что-то случится, ты не будешь нуждаться, дорогая… О мой драгоценный муж…
– Господин Квадри должен был сделать первый взнос.
– Конечно, это обязательно, чтобы страховой договор вступил в силу.
– Страховая выплата предполагает сумму тысяч сто, вероятно?
– Триста тысяч… Он сказал: чтобы ты не знала нужды… И вот какая трагедия… Мне не нужны эти деньги без него… Пустите меня к нему, прошу вас…
На уговоры и слезы чиновник сыска не поддался. Проявил редкую черствость, холодность и бессердечие, можно сказать. К мужу не пустил. Зато заставил войти в вагон с живыми пассажирами.
– Прошу прощения, – остановил он даму, которая оказалась в тамбуре. – Держите собственный выезд с санями?
– Что вы… Это слишком дорого… Наняла извозчика…
Ванзаров поманил обер-кондуктора и потребовал никого не выпускать, пока он не вернется. Возражения, что на железной дороге так нельзя, без разрешения начальства не может держать состав, пассажирский поезд – не тюрьма и так далее, были отвергнуты. Заглянув в вагон, где друзья сторонились безутешной вдовы, Ванзаров рявкнул:
– Господин Тухов-Юшечкин, на выход!
Тухля шагнул на перрон как на эшафот.
– В тюрьму? – с надеждой спросил он.
Его молча подтолкнули вперед.
Они подошли к саням.
Возница, укутанный воротником и шапкой, глянул и отвернулся.
– Эй, ямщик, отвезешь на угол Офицерской и Львиного переулка, – сказал Ванзаров.
– Дожидаюсь, – буркнул голос из меха.
– Пассажирка твоя не поедет. – Ванзаров пихнул Тухлю в сани, залез сам и укрыл себя и друга теплом. – Плачу гривенник. Трогай…
Мужик дернул поводья, крепкая лошадка послушно повернула и не спеша побежала по заснеженной улице к переезду по льду Большой Невки.
Ванзаров никак не мог устроиться, ерзал, толкая Тухлю.
– Признавайся, злодей, – сказал он, угомонившись, – в декабре вложил деньги в акции Квадри?
– Откуда ты узнал? – спросил друг так, будто ему показали фокус, когда из руки вырастает цветок.
– Логическое заключение. В декабре Квадри купил страховку на триста тысяч. Он был разорен, нужно было внести страховую премию. На это пошли твои деньги. А тебе было сказано, что вложился в акции.
– Не может быть! – при всей безалаберности Тухля был глубоко порядочным человеком. Он верил, что вокруг только честные люди.
– Это единственная причина, зачем он устроил так, чтобы ты выглядел виновником двойного убийства.
– Не может быть, – повторил Тухля. Из головы у него выскочила даже подходящая латинская цитата.
– Sanctus sipmlicitas[44], – подсказал Ванзаров. – Каким по счету выстрелом были убиты Квадри с Новоселовой?
– Откуда мне знать? Я слышал три, выходит мой – четвертый.
– После того как тебя позвали на помощь, выстрелов не было?
– Нет…
– Вывод: смертельный выстрел был третьим.
– Почему?
– Потому что после первого или второго тебя на помощь не позвали.
– И что такого?
– После третьего выстрела ждали твоего, четвертого, чтобы в тишине ты услышал призыв. Смертельный – третий. Логично?
– Sic[45], – ответил Тухля, завороженный.
– Кто мог позвать на помощь, если у Квадри было разворочено лицо, а у Новоселовой – горло? – продолжил Ванзаров. – Только тот, кто убил их. Ему нужен был наивный неумеха, который сам признается, что выстрелил не глядя в сторону и случайно убил. Для чего? В этом случае страховка вступает в силу: это не самоубийство, а убийство, лишение жизни. Убитого хоронят, безутешная вдова получает триста тысяч. Хватит до конца ее дней. Про Новоселову никто не вспомнит.
Сани тряхнуло на колдобине. Ванзаров успел поймать Тухлю, вернуть на место.
– Позволь… – Спасенный друг обрел способность думать. Это он умел делать не хуже Ванзарова. Для человека, не служащего в сыске, конечно. – Выходит, жена Виктора Андреевича приехала и убила обоих? Чтобы получить страховку?
– Разумный вывод, Тухля, – подбодрил Ванзаров. – Ты знаком с господином Семеновским?
– Нет… Слышал о нем, но не видел. При чем тут он?
– Логично предположить, что Семеновский телосложением, ростом, возрастом и цветом волос схож с Квадри. В чем нет ничего необычного: люди бывают похожи. А если надеть на Семеновского приметное пальто, перстень, заколку, цепочку с брелоками, на голову тирольскую шапочку, отличить будет трудно.
– Зачем такой маскарад? – блеснул умом Тухля.
– Розыгрыш друзей: охотники с дамами выходят из леса, видят Квадри с Новоселовой, правда со спины, они идут первыми к поезду и буфету, и там шутка раскрывается: оказывается, это Семеновский. Смех, шутки, тосты. Семеновский не мог отказаться от милой шалости. Участвовал с удовольствием. Вдобавок является Квадри со своим «Штуцер-Экспрессом».
Ванзаров выдернул из щели между спинкой саней и сиденьем нечто длинное, завернутое в рогожку. Развернув материю, вынул ружье и понюхал.
– Свежий порох, – сказал он и разломил стволы. – Гильзы на месте… А вот и пропажа…
– Это что такое? – спросил Тухля.
– «Штуцер-Экспресс», знаменитое ружье. Господин Квадри отдал его в починку подкрутить винт.
– Неужели забыл в санях?