В день коронации императрицы Екатерины I в мае 1724 года Петр Андреевич Толстой был удостоен титула графа Российской империи. Ему было уже за 80 лет, когда, после смерти Петра, он, будучи членом Верховного тайного совета, включился в заговор против Меншикова. Но заговор провалился.
Граф Толстой был лишен всех чинов и званий и сослан в Соловецкий монастырь, где умер в возрасте 85 лет.
Кровь этого неукротимого человека текла в жилах многих прославленных потомков — всех знаменитых Толстых, но также и Одоевских, и Чаадаевых, и Пушкиных, и Трубецких, и Оболенских, и Волконских, и Веневитинова, и Тютчева, и Константина Леонтьева. (Подробнейшую генеалогию рода Толстых — Пушкиных оставил нам великий русский генетик Николай Кольцов в 1926 году
Светлейший князь Александр Данилович Меншиков.
Описание замечательных представителей династии Толстых — Пушкиных можно найти в удивительной книге «Генетика и гениальность» биолога и генетика Владимира Эфроимсона, изданной в 1998 году.) К этому надо добавить, что в каждом поколении потомства первого графа Толстого встречался психически больной человек, что всякий раз связывали с проклятием царевича Алексея. Почти во всех поколениях графа были и дуэлянты. А о таком знаменитом бретере, как граф Толстой-американец, будет целая глава.
Во времена графа Петра Андреевича поединки на его родине среди русских дворян все еще довольно редки. Но не потому, что суровые указы грозят смертью правым и виноватым, победителям и побежденным. Тем более что не известно ни одного случая применения этих указов на деле. Никого за дуэль не сунули в петлю, никого не повесили за ноги. Тут впору припомнить известные слова: суровость российских законов обычно компенсируется необязательностью их исполнения.
Поединки редки просто потому, что еще сам институт русской дуэли — в младенческом возрасте. Однако же начало положено. И развитие в этом направлении, несмотря на все противодействия, пойдет быстрое. К тому же после смерти императора усиление влияния иностранцев при русском дворе станет еще более заметным. Будет способствовать оно и распространению дуэлей. А борьба с ними как с вредным европейским обычаем отойдет на второй план.
Петр умер в конце января 1725 года. (По странному совпадению почти все Романовы оставляли сей мир в январе месяце) Перед кончиной он с необходимостью предался тяжелому размышлению — кого оставить наследником императорского трона.
Императрица Екатерина I.
Дело в том, что еще в 1722 году, после смерти сыновей, император издал указ о престолонаследии. Автоматическую передачу власти от отца к старшему сыну Петр посчитал «недобрым обычаем» и предложил новый механизм, согласно которому царствующий монарх своей волей назначает наследника. Высшие царедворцы, ознакомившись с указом, были в некотором смущении, но покорно дали слово выполнить монаршую волю. Но кого назначить? Над этим и думал умирающий пятидесятидвухлетний император Петр Великий. (Великим его стали называть еще при жизни.)
У него была любимая жена Екатерина (урожденная Марта Скавронская), с которой он прожил около двадцати лет и которую недавно, год назад, он официально короновал, присвоив ей титул императрицы и расхвалив ее в официальном манифесте. Но последовала неприятная история с камергером Екатерины, молодым Виллимом Монсом, которого заподозрили в непозволительной связи с его госпожой. Петр по обыкновению был крут. Монсу после недельного пыточного следствия отрубили голову. Официально — за взятки и казнокрадство. Имя императрицы не трогали. Жена Цезаря вне подозрений. Однако же после этого Петр не решился назвать ее своей наследницей. Была старшая дочь Анна, просватанная за герцога Голштинского, готового претендовать и на шведскую корону, поскольку он был родным племянником «печального героя Полтавы» Карла XII. Петр любил Анну более всех в семье. Она была умна, любознательна, склонна к занятию серьезными предметами, не терпела русских обычаев, зато любила европейские. Это все было по сердцу Петру, и кое-кто в России подумывал, что муж Анны имеет шанс открыть в империи новую династию. Но была и младшая дочь — четырнадцатилетняя Елизавета. Был, наконец, девятилетний внук, великий князь Петр Алексеевич, сын казненного Алексея. Но император даже не хотел о нем думать, опасаясь именно с этой стороны, от рода Лопухиных, противодействия его реформам. Петр откровенно не заботился о воспитании и обучении внука, давая тем ясно понять, что не желает и не рассчитывает, чтобы этот ребенок оказался когда-либо на престоле российском. За миг до кончины слабеющей рукой он написал: «Отдайте все…»
И более ни слова. Сановники оказались в тяжелом раздумье.
Еще ко времени последней болезни и кончины Петра прошел слух о существовании в Петербурге заговора старых вельмож, чьи сердца еще были верны прежним порядкам, о том, чтобы заточить в монастырь Екатерину вместе с дочерьми, а на престол возвести юного великого князя, внука царя.
Но, к счастью Екатерины, прознал об этом Меншиков. На троне оказалась Екатерина, а сторонники великого князя оказались не у дел. И только барон Андрей Иванович Остерман, почти полностью обрусевший умный иноземец и последовательный сторонник великого князя, единственный сумел ловко и вовремя притвориться больным и тем не потерял расположения императрицы и даже сохранил полученную от Петра должность вице-канцлера.
Но уже спустя два года императрица Екатерина I ушла в мир иной. На троне стараниями все того же светлейшего князя Меншикова оказался нелюбимый Петром его внук и полный тезка Петр Алексеевич, которому еще не исполнилось двенадцати лет. На другой день после венчания на царство, одиннадцатилетний император написал сестрице своей Наталье письмо: «Богу угодно было призвать меня на престол в юных летах. Моею первою заботою будет приобресть славу добраго государя. Хочу управлять богобоязненно и справедливо. Желаю оказывать покровительство бедным, облегчать всех страждущих, выслушивать невинно преследуемых, когда они станут прибегать ко мне, и, по примеру римскаго императора Веспасиана, никого не отпускать от себя с печальным лицом». Позже он озвучил эти слова на заседании Верховного тайного совета.
Воспитателем царствующего отрока был назначен Андрей Иванович Остерман, получивший титул обер-гофмейстера. Только что произведенный в адмиралы и имеющий к тому же чин фельдмаршала Меншиков освободил заточенную в Шлиссельбурге бабку юного государя императора Евдокию Лопухину и просил ее благословения внуку на брак со своей дочерью княжною Меншиковой. Еще через пару дней юный государь, войдя в покои светлейшего князя, где толпилось несколько вельмож, озадачил всех фразой: «Я сегодня хочу уничтожить фельдмаршала». Пока царедворцы в недоумении переглядывались, Петр II вручил Меншикову подписанный патент на чин генералиссимуса. Еще через несколько дней архиепископ Феофан Прокопович, будто бы в соответствии с волей покойной императрицы и с согласия Верховного тайного совета, а на самом деле под давлением все еще могучего Меншикова, совершил обряд обручения молодого царя с княжной Марией Александровной.
Царский воспитатель барон Остерман попал в Россию благодаря случаю, а случаем этим оказалась дуэль. Он был родом из Вестфалии, по происхождению незнатный человек,» сын пастора. Поступив в университет Йены, он попал в атмосферу веселья и буйных студенческих пирушек. Это было время, когда все студенты носили шпаги и готовы были обнажить их по любому поводу. На одной из таких пирушек студиозус Генрих Иоганн Фридрих Остерман повздорил с другим студиозусом. Разгоряченные винными парами, они вышли во двор, и Остерман проколол шпагой своего товарища. После этого он не мог оставаться в университете, не мог оставаться в Йене. Он вообще покинул Германию, оказался в Голландии и там, в Амстердаме, наткнулся на русского вицеадмирала Крюйса, который по поручению царя вербовал на русскую службу разных полезных и сведущих людей. Умный и честолюбивый Остерман понял, что он нашел свой шанс. Он поступил к вице-адмиралу в частную службу и принялся ретиво изучать русский язык. Вскоре он был уже в России. Понадобилась однажды Петру записка о каком-то предмете. Царю подали ее написанной по-русски и в таком превосходном виде, что царь не мог не спросить, кто ее готовил. Ему ответили, что иноземец, не более двух лет живущий в России. Царь немедленно взял иноземца в свою канцелярию.
«Никогда ни в чем этот человек не сделал погрешности, — говорил о нем Петр впоследствии. — Я поручил ему писать к иностранным дворам и к моим министрам, состоявшим при чужих дворах, отношения по-немецки, по-французски, по-латыни; он всегда подавал мне черновые отпуски по-русски, чтоб я мог видеть, хорошо ли понял он мои мысли». Был такой случай во время переговоров о Ништадтском мире: Петр вручил Остерману 100 тысяч червонцев на подкуп шведских дипломатов. Остерман употребил в дело и с пользою всего 10 тысяч, а 90 тысяч вернул в казну.
Граф Андрей Иванович Остерман.
Мог ли Петр, хорошо знавший иных казнокрадов, не обратить на это внимания? Петр пожаловал честному немцу титул барона, а по отставке Шафирова сделал его вице-канцлером. При Екатерине I Остерман не только сохранил эту должность, но был удостоен ордена Св. Андрея Первозванного и получил звание действительного тайного советника. При Петре II он становится, как говорилось выше, воспитателем молодого императора и его обергофмейстером при сохранении всех прежних должностей и членства в Верховном тайном совете. При всем при этом барон Андрей Иванович Остерман был одним из первых зачинателей того замечательного вольнодумства, которым прославился весь русский XVIII век.
После того как Меншиков внезапно попал в опалу (причины на самом деле накапливались давно) и был сослан сначала в одно из своих имений (Раненбург), а потом в далекий сибирский Березов, влияние людей типа Остермана усилилось.
Но не надолго. Император для коронации перебрался в Москву,