– Достойный ответ. И что же твой кавалер?
– Не знаю… Возможно, он стесняется появиться у нас.
– Отчего же? Он, что же – разночинец? – предположила матушка, по ее мнению хуже разночинцев свет не видывал.
– Нет. Кажется, он вполне из приличной семьи…
– И то хорошо… Ладно, доктор не велел тебе волноваться.
Вскоре горничная принесла капли, выписанные доктором. Антонина Петровна накапала ровно тридцать капель, разбавила их немного водой и протянула дочери.
– Вот прими и постарайся уснуть. Я, пожалуй, их тоже приму… И у меня голова разболелась.
Антонина Петровна спустилась в гостиную только к обеду.
– Как Полина? – тотчас поинтересовался Станислав Александрович.
Супруга вздохнула.
– Получше. Ты же знаешь: приходил доктор, выписал капли и велел Полине полежать. Она спит…
– Тогда, позволь спросить: отчего ты так вздыхаешь? Я прекрасно тебя изучил за столько лет нашего супружества: ты что-то недоговариваешь.
Антонина Петровна села напротив мужа и чрезвычайно выразительно посмотрела на него.
– Я знаю это взгляд! Говори, Антонина, не томи! – воскликнул супруг и отложил газету, которую имел обыкновение читать перед обедом.
– У нашей дочери появился кавалер… – призналась Антонина Петровна.
Реакция была мгновенной и предсказуемой: Станислав Александрович округлил глаза, затем вскочил с кресла и нервно заметался по гостиной.
– И кто он? И как их отношения далеко зашли?
– Умоляю, не мельтеши перед глазами. Сядь, поговорим спокойно, – предложила Антонина Петровна.
Совладав с собой, Станислав Александрович сел в кресло напротив супруги.
– Я готов тебя выслушать… – изрек он, скрепя зубами.
– Во-первых, ты своим поведением оказываешь недоверие нашей дочери, – возмутилась Антонина Петровна. – Она в данной ситуации повела себя более, чем благоразумно. Во-вторых…
Станислав Александрович перебил жену:
– Прости, благоразумно – это как понимать?
– Прошу тебя, Станислав, не перебивать меня. А, во-вторых, их отношения находятся на стадии вздохов и писем. – Объяснила Антонина Петровна нетерпеливому супругу, который вновь открыл рот, что бы спросить или решительно возразить, но она опередила его: – А благоразумие нашей дочери состоит в том, что она наказала своему кавалеру испросить у тебя дозволения встречаться с ней.
Станислав Александрович перевел дух.
– В таком случае, могу сказать одно: наша дочь получила хорошее воспитание.
– Несомненно, – согласилась Антонина Петровна. – Но ты готов к тому, что в нашем доме появится этот студент, дабы поговорить с тобой?
– Путь приходит. Я, как отец, найду, что ему сказать. А что вообще о нем известно?
– Почти ничего: он – будущий филолог или философ, точно не помню, и зовут его Григорий.
– Только философов нам и не хватало! – воскликнул Станислав Александрович. – Надеюсь, он не живет, как Диоген в бочке?
Антонина Петровна улыбнулась: ей бы самой хотелось знать: как живет Григорий?
На следующий день, покуда Полина хворала, Мария намеренно дожидалась Григория около университета. Но он опаздывал…
Вместо него появился Еремеев и тотчас направился к девушке.
– Ты ждешь Полину? – поинтересовался он.
– Отнюдь! Григория! – надменно произнесла Мария.
Еремеев замялся.
– Я хотел сказать тебе… Словом, я очень сожалею о нашем прошлом разговоре и том нелепом пари, которое мы заключили. Получается, что я сам подтолкнул тебя в объятия Вельяминова…
– Ага! Значит, ты не сомневаешься, что я выиграю?! – Мария просияла.
– Нет, не сомневаюсь и вовсе не хочу, чтобы ты это делала…
– Что же? – невинно поинтересовалась девушка.
– Я не хочу, чтобы ты участвовала в нашем пари. Я очень сожалею о своей глупости и понимаю, что поступил не по-мужски… – раскаивался Еремеев.
– Что сделано, то сделано. Как говорится, слово – не воробей, вылетит – не поймаешь, – резко констатировала Мария.
– Но… Я был ослеплен ревностью… Этот Вельяминов прямо-таки на глазах превратился в Казанову… – Но Еремеев разумно умолчал о том, кому именно его соперник обязан своим преображением. – Я был крайне раздосадован…
– Не продолжай, я все прекрасно поняла. Григорий отнял у тебя «пальму первенства», на которой ты привык пребывать. Тем самым и раздосадовал тебя. И в тот момент, когда мы заключали пари, ты менее всего думал обо мне. А вот и Григорий! Извини… Нам не о чем более разговаривать.
Мария решительно направилась к Григорию.
Они поздоровались, молодой человек тот час взял инициативу в свои руки, не потребовалось со стороны Марии даже и намеков на то, чтобы тот проявил к ней внимание. Григорий принял сие, как должное, и они вместе вошли в парадную университета.
Еремеев пребывал в крайней растерянности, понимая, что, сотворив из Вельяминова Казанову, попросту открыл ящик Пандоры.
Роман Марии и Григория развивался стремительно и вскоре о нем знали все сокурсники.
Полина же, оправившись от мучительной мигрени, поспешила в университет. И первым, что она увидела, выходя из коляски, – Марию и Григория, идущих вместе, и оживленно беседовавших.
Девушка растерялась и не знала, как себя повести, ибо даже ей, неопытной в сердечных делах, стало ясно – Мария и Григорий провели ночь вместе.
Полина подождала, когда влюбленная парочка скроется за стенами университета, и только тогда покинула коляску. Войдя в здание, девушка почувствовала внезапно накатившую головную боль, перед глазами все поплыло. Она остановилась, прислонившись к стене.
– Боже, мой! Полина! – воскликнула подоспевшая Ирина. – Как ты бледна! Тебе нездоровиться! – беспокоилась она о подруге.
– Да…
– И оттого ты не посещала лекции?
– Да… – снова полепетала Полина.
– Идем. Обопрись на меня. – Предложила сердобольная подруга. – Тебе следовало остаться дома…
И с этим замечанием Полина была всецело согласна. Она вообще пожалела, что начала посещать лекции, лучше бы она дома вышивала или читала дамские романы.
Девушки вошли в переполненную аудиторию и с трудом нашли два места.
– Полина… – начала Ирина. – Я, как подруга, должна сказать тебе…
– Не надо, умоляю! – перебила ее Полина. – Я видела их вместе.
– Да, тогда так – лучше. И не вздумай расстраиваться, он мизинца твоего не стоит. Писать девушке любовные послания, и тотчас пребывать в объятиях другой! Это просто свинство! – резюмировала Ирина.
Полина едва сдерживалась, дабы не расплакаться. На протяжении всей лекции она не могла сосредоточиться, ничего не записывала в тетради, поглощенная лишь сим неприятным открытием.
Полине казалось, что лекция тянулась невероятно долго, и она жаждала скорейшего ее завершения. Наконец, профессор произнес последнюю фразу и покинул аудиторию. Полина вздохнула с некоторым облегчением.
– Ирина… Я найму экипаж и поеду домой… Мне дурно.
– Я тебя провожу. А данном случае – это единственно правильное решение. Слава богу, что ваши отношения закончились, так и не начавшись.
Полина удивилась разумности подруги.
– Ты совершенно права… Вельяминов не стоит моих переживаний.
Девушки вышли из здания университета и без труда нашли свободный экипаж.
– Надеюсь, из-за этого недоразумения ты не перестанешь посещать лекции? – выказала надежду Ирина.
– Нет. Я намерена посещать лекции до конца учебного года, обещаю тебе. Я ни за что не выкажу своей слабости.
Девушки простились, и Полина направилась домой. Как только экипаж миновал Благовещенский мост, девушка дала волю эмоциям и расплакалась.
«Как он мог так поступить? Ох, уж эти мужчины – всем надо только одного… Но ничего я выброшу его из головы. Хорошо, что я узнала его истинную сущность… А, если бы он явился в наш дом?..»
С таким и мыслями Полина достигла Фурштадской улицы. Она решила держать себя в руках и не о чем не рассказывать матушке. Но получилось совсем по-иному.
Антонина Петровна заметила некоторую вялость дочери, приписав сие состояние недавно перенесенным приступам мигрени. Но все же имела неосторожность поинтересоваться:
– Скажи Полина, а твой кавалер, когда намерен нанести нам визит?
Девушка смутилась.
– Вряд ли это вообще случиться…
– Отчего же? – изумилась матушка.
– Он – подлый обманщик и я не желаю с ним знаться.
Антонина Петровна округлила глаза.
– Так, что же… Э-э-э… Нам его более не ждать? – робко уточнила она.
– Нет, маменька. Увы, но Григория интересуют легкомысленные барышни.
– Понятно… Но, может, это и к лучшему. В следующую субботу у нас отобедают Рогозины, – призналась она.
– Да, да! Я знаю, что ты хочешь сказать! – Полина с нетерпением перебила матушку. – Я сделаю все, как ты велишь.
Антонина Петровна крайне удивилась покладистости дочери, и осталось весьма довольной.
– Пойми меня правильно. Никто не будет тебя торопить в отношении Анатолия. Если же он тебе будет вовсе неприятен, то сей обед станет последним.
Полина с благодарностью посмотрела на мать.
– Извините, маменька, но теперь я хотела бы побыть одна.
Антонина Петровна удалилась из комнаты дочери, направившись в кабинет мужа, где он занимался изучением бумаг и финансовых отчетов, присланных управляющим имения.
– Позволь, Станислав, тебя побеспокоить…
Супруг оторвался от бумаг.
– Антонина… Что-то важное?
– Возможно…
Станислав Петрович встрепенулся.
– Ну, что у тебя, право, за привычка – говорить загадками! – возмутился он. – Опять что-то с Полиной?!
– Да, но на сей раз хорошая новость. Некий кавалер, ну тот студент из университета, более ее не интересует.
– А, этот Диоген из бочки. Философ, филолог… как его там? – уточнил Станислав Петрович.
– Он самый.
– Ну и прекрасно. Ты договорилась с Рогозиными по поводу предстоящего обеда?
– Да… Думаю, Анатолий сумеет проявить себя с лучшей стороны, – выказала надежду Антонина Петровна.