Годфруа и Ролан с братом стали искать по всему дому и звать Жанно. Но все было тщетно – ответа они так и не дождались.
– Идея! – воскликнул Кловис. – Надо посмотреть на чердаке.
Трое друзей поднялись наверх. Когда они толкнули дверь чердака, до их слуха донесся жалобный стон.
– Жанно, это вы? – спросил Мэн-Арди.
– Не чините мне зла, мои благородные господа, не чините, – ответил чей-то голос. – Я всего лишь бедный слуга.
– Любезный! Какого черта вы решили, что мы желаем вам зла? Где же вы?
Жанно не ответил. Тщательно обыскав чердак, молодые люди увидели, что он съежился за дверью – широко открытые от страха глаза, судорожно сжатый рот, волосы дыбом и сложенные в молитве руки. Жанно не осмеливался двинуться с места и, казалось, был во власти всепоглощающего ужаса.
– Должен сказать, – обратился к нему Коарасс, – что вы храбрец.
– Не чините мне зла, господа, – в страхе повторял Жанно.
Вид его был столь комичен, что молодые люди, несмотря на события, которые произошли только что, и которых они опасались в будущем, не удержались от хохота.
Это немного успокоило бедолагу.
– Ну же, друг мой, – произнес Кловис, – вылезайте из своего укрытия и пойдемте с нами.
Жанно встал, но по-прежнему дрожал всеми своими членами.
Тем не менее ему все же удалось последовать за молодыми американцами. Одна беда – когда на каждом повороте лестницы в пляшущем свете подсвечника, который нес Ролан, на стене отражались огромные тени, из груди бедняги вырывался вопль безумного ужаса.
– Хороший же полководец получился бы из этого Жанно, – с улыбкой повторял про себя Годфруа.
Когда они все собрались в комнате Танкреда, Коарасс взял слово и обратился к лакею:
– Значит, это вы, друг мой, принесли вечером письмо, по прочтении которого мой брат Кловис и господин Танкред де Мэн-Арди, которого вы видите лежащим в постели, поспешили уйти из дома?
– Совершенно верно, сударь, я.
– По дороге этих двух господ остановила шайка бандитов, которые заставили их драться и в конечном счете вынудили отступить к дому. Но теперь, когда с этой вылазкой покончено, мы больше не будем ждать и тотчас же помчимся на помощь госпоже де Блоссак. Вы поедете с нами.
– Я? – воскликнул Жанно, к которому вновь вернулись все его страхи.
– Да, вы. Чего вы боитесь?
– Да чего угодно, сударь, – наивно ответил слуга. – Особенно в квартале, где происходят такие ужасы, как сегодня вечером.
– Как бы там ни было, друг мой, мы, как видите, одолели этих разбойников и теперь вам ничего не угрожает.
Жанно с сомнением покачал головой.
– К тому же, – добавил Мэн-Арди не терпящим возражения тоном, – мы не уверены, что принесенное вами письмо не является ловушкой, и если вы сообщник этих людей, пытавшихся нас убить, я не хочу, чтобы вы от нас ускользнули.
Жанно, смутно понимавший, что происходит вокруг, оторопело посмотрел на Годфруа, будто спрашивая: «Во что вы меня втравили?»
Но, чувствуя, что не выполнить это требование нельзя, возражать не стал и, покорившись судьбе, заявил, что готов ехать – с таким видом, будто жертвовал жизнью.
– Кловис, останешься с Танкредом, – сказал Ролан брату. – В подвале у нас гости, и если им каким-то чудом удастся вырваться на свободу, не нужно, чтобы, кроме раненого, их больше некому было встретить.
– Но я хотел… – начал было Кловис.
– К тому же ты, должно быть, смертельно устал. Отдыхай, пользы от тебя нам не будет никакой. Тщательно запри оружейную комнату, принеси сюда шпаги и пистолеты, закрой дверь на засов и ложись спать. Если, конечно, Танкреду не станет хуже.
Кловис, относившийся к старшему брату с уважением, пообещал принять все необходимые меры предосторожности и тотчас же взялся за дело.
– А теперь, милейший мой Жанно, в путь!
Годфруа с Коарассом предусмотрительно вооружились. Затем вышли в сад и вместе со слугой направились к двери ограды. Но не успели они сделать и нескольких шагов, как Жанно издал вопль ужаса, застыл как вкопанный, задрожал, показал рукой на какую-то темную массу и, стуча зубами, сказал: – Там… там… что-то шевелится. Вы разве не видите?
Мэн-Арди подошел ближе.
– Черт возьми! Еще два славных бордоских дуэлянта.
– Они мертвы? – спросил Жанно тоном, выдававшим его неописуемый страх.
– Нет, мой дорогой, еще шевелятся, – ответил Годфруа. – Я не гарантирую, что эти молодчики доживут до конца месяца, но пока они не только дышат, но и стонут.
Кто-то и в самом деле жалобно охнул. Это пытался ползти Маршан.
– Что будем делать? – спросил Ролан.
– Вытащим их наружу, уложим под стеной – и дело с концом. Повидавшись с мадам де Блоссак, мы пойдем в полицию и обо всем расскажем дежурному комиссару, который, по всей видимости, пришлет за ними своих людей.
Годфруа с Роланом по очереди перенесли раненых и уложили их на улице в нескольких шагах от того места, где еще совсем недавно лежали д’Орбижа и двое других бретеров.
Но наши молодые люди были немало удивлены, увидев перед собой тело одного лишь д’Орбижа.
– По-моему, – сказал Коарасс, – раньше на земле лежали три человека, может, раненых, может, убитых.
– Так оно и есть.
– И что с ними стало?
– Они ушли, – ответил им пронзительный, словно доносившийся из-за стены, голос.
– Кто это там прячется? – спросил Годфруа.
Жанно вновь почувствовал себя нехорошо.
– Вы меня не знаете, – продолжал голос, – я маркиз де Босежур.
И старик вновь гнусаво затянул:
Он отнял у меня жену, ля-ля,
Он отнял у меня жену.
– Маркиз де Босежур, – прошептал Коарасс.
– Да, они ушли, – продолжал маркиз, – но не сами – злодеев взвалили себе на плечи и унесли с собой двое их друзей.
– Понятно, – сказал Ролан. – Те самые, что убежали из сада. По всей видимости, они решили спасти своих приятелей от наказания, которое ждет их как зачинщиков вооруженного ночного нападения. Ну-ну, продолжайте.
– Господа, прежде чем удалиться, скажите – вы не видели маркизу?
Чтобы понять, что маркиз де Босежур безумен, молодым людям понадобилось совсем немного времени. В то же время они, пусть даже помимо своей воли, питали к этому несчастному глубокое уважение и поэтому ответили: – Нет, сударь, не видели. Вы ступайте к себе отдыхать, а мы отправимся на ее поиски.
Бедный старик их горячо поблагодарил и, не медля больше ни минуты, покорно пошел домой спать.
Двадцать минут спустя Годфруа, Ролан и горемыка Жанно, все еще не пришедший в себя, уже стучали в дверь особняка графини де Блоссак. Им тотчас же открыли и лакей – предупредительный и печальный – проводил молодых людей в гостиную, где их дожидалась графиня.
Сара де Блоссак сидела в большом кресле, устремив в одну точку сухие, без единой слезинки, глаза. Губы ее были плотно сжаты, лицо покрылось смертельной бледностью.
– Вы прибыли с большим опозданием, дети мои, – сказала она.
– Увы, мадам! – ответил Коарасс. – Не держите за это на нас зла. Когда слуга принес ваше письмо, нас не было дома. Но, Боже милостивый, лучше бы мы были!
– Почему?
– Потому что когда наши братья вышли из дому, чтобы отправиться к вам, на них набросилась шайка негодяев, определенно намеревавшихся их убить.
– О чем это вы?
– К великому счастью, они вели себя так же, как когда-то их отцы на улице Аржантье, и отступили лишь перед лицом значительного численного превосходства.
– Они ранены?
– Если бы мы, по доброй воле провидения, не подоспели на подмогу в тот самый момент, когда наши храбрецы уже считали сражение проигранным, их обоих сейчас уже не было бы в живых.
– Они ранены? Ответьте мне.
– Да, мадам, Кловис получил легкую царапину и завтра вы сможете его увидеть.
– А Танкред?
– Моему брату, госпожа графиня, нанесли весьма нешуточный удар шпагой, – ответил Мэн-Арди, – тем не менее я надеюсь, что дня через два-три он вполне сможет вас принять.
– Но не будем больше об этом, – сказал Коарасс, – ведь речь сейчас идет о вас, точнее, о маленькой Эрмине.
Мадам де Блоссак, до этого демонстрировавшая столь удивительную твердость и непоколебимое мужество, разрыдалась, не в силах больше сдерживаться.
Ролан и Годфруа тут же бросились утешать ее, осыпая ласковыми, нежными словами, будто два любящих сына, преисполненных уважения и почтения к обожаемой матери.
– Вы правы, дети мои, – сказала достойная графиня, подавляя всхлипы и вытирая слезы. – Сейчас надо не плакать, а действовать.
– Расскажите нам о том, что случилось, – спросил Коарасс.
– Увы, мой друг! Не этот счет мы лишь можем строить догадки и предположения. Но как бы там ни было, это похищение – ведь в том, что это именно похищение, у нас нет никаких сомнений – было совершено при самых загадочных обстоятельствах.
– Вы можете сказать, где и когда произошло сие дерзкое преступление?
– В три часа дня, здесь, в этом доме, в присутствии слуг.
– Но это невозможно, разве что среди ваших лакеев у похитителей был сообщник.
– Я уже не знаю, что и думать. Бедное дитя исчезло, как по волшебству.
– Но это ужасно.
– Я отправилась в собор помолиться Господу, моя дочь у себя давала урок живописи Филиппине. В последний раз малышку видели играющей в большом зале на первом этаже. Похищение обнаружила я, когда вернулась из церкви.
– Каким образом?
– Посреди гостиной на полу была разбросана одежда девочки. Перед тем как увести, ее полностью раздели. Все ее вещи остались в доме; я подобрала юбочки, платьице, туфельки, рубашечку и даже нагрудник, который подарила Эрмине в прошлом году и который затем благословил монсеньер д’Авье.
Ролан на мгновение задумался.
– Вполне очевидно, что злодеи не желали брать с собой ничего, что впоследствии могло бы навести на их след.
– Обнаружив одежку девочки, я, как вы понимаете, даже не подумала, что произошло что-то страшное. Сначала я предположила, что она пошла принять ванну, и даже решила немного побранить ее за подобный непорядок. Поэтому пошла к дочери и поделилась с ней своими мыслями на этот счет. «Но Эрмина не в ванной», – ответила мне маркиза. «А где тогда? Не думаю, что она бегает нагишом по всему дому». При этих словах моя дочь взволнованно вскочила и мы стали вместе звать наше дитя. Но ответа так и не дождались. От всего этого можно с ума сойти.