Пока Годфруа и доктор Мулинье лечили молодого судейского, наступила ночь.
– Вы останетесь посмотреть, как подействовало средство? – спросил эскулап у Мэн-Арди.
– Конечно.
– Таким образом, вы хотите уверить меня, что он будет жить?
– Нет, я просто надеюсь, вот и все. Кстати, послушайте! Он уже ворочается в постели и бормочет какие-то обрывочные, бессвязные слова. Разве час назад он был способен на что-либо подобное?
– Признаться, нет, в этом я с вами согласен.
– Что вы намереваетесь делать?
– Поскольку вы остаетесь здесь, я на минуту отлучусь, чтобы поужинать.
– Ступайте, доктор, ступайте. Полагаю, что по возвращении вы с радостью, хотя и не без досады, увидите, что профан вполне преуспел в подобном деле.
– Дай-то бог, сударь.
Годфруа остался с больным наедине. Он долго сидел у изголовья постели, на которой претерпевал мучения молодой помощник королевского прокурора, и наблюдал изменения, вызванные проведенным лечением.
Ближе к восьми часам больной вдруг заметался и отчетливо прошептал:
– Ах! Какое счастье! Ко мне вернулась речь. Доктор, вы здесь?
– Нет, – ответил Годфруа. – Доктор отошел поужинать. Вернется с минуты на минуту.
– Ах! Это вы, господин де Мэн-Арди. С вашей стороны было очень любезно не оставлять меня одного. Кажется, мне немного лучше.
– Я тоже так думаю.
– Но это меня как раз и тревожит, – скорбно заявил де Кери.
– Почему?
– Если человека одолевает такая страшная болезнь, как у меня, улучшение состояния, как и прояснение сознания, наступает за несколько часов перед смертью.
– К вашему случаю это не относится. Вы спасены.
– Как мне хочется вам верить. И я верю, черт побери! – более отчетливым голосом ответил судейский. – В руке и плече ощущается какая-то удивительная свежесть. Мне кажется, я даже смогу найти в себе силы, чтобы встать.
– Стойте! Стойте! Не торопитесь. Вам еще предстоит как минимум четыре дня усиленного лечения, так что поберегите себя.
– Меня исцелило ваше снадобье?
– Думаю, да.
– Что же это за средство?
– Бальзам моей чернокожей кормилицы Барбары – она не понаслышке знает обо всех его чудодейственных свойствах.
– Теперь я ваш должник, можете располагать мной по вашему усмотрению.
– Очень на это надеюсь. Когда вы понадобитесь мне так же, как я понадобился вам, мы урегулируем этот долг признательности. У нас с нами общие враги.
– Враги? Ах да, помню. Я что, был отравлен?
– Совершенно верно, причем веществом, противоядие от которого во всем Бордо, скорее всего, знаю только я.
– На мое большое счастье, – меланхолично заметил бедный помощник прокурора с видом человека, уже успевшего одним глазком заглянуть по ту сторону бытия.
Затем немного помолчал и добавил:
– Подумать только, все эти кретины-врачи утверждали, что никакого отравления не было.
– Не держите за это на них зла, они просто не знакомы с токсином, пагубное действие которого вас чуть было не погубило.
В этот момент вошел доктор Мулинье.
– А, входите, входите, мой дорогой доктор! – сказал пациент, еще совсем недавно считавшийся безнадежным. – Позвольте и вам выразить мою признательность – во-первых, за то, что не бросили меня, в отличие от остальных, а во-вторых, что позволили спасти меня человеку, далекому от медицины.
– Экий вы, право, молодец! – воскликнул эскулап. – Знаете, в этом средстве действительно есть что-то волшебное.
– А теперь, доктор, вверяю больного вашим заботам, – сказал Мэн-Арди. – До завтрашнего утра ему нельзя шевелить рукой. Что до остального, нам остается лишь ждать. И последнее.
– Слушаю вас.
– Вы кому-нибудь говорили о проведенной нами только что процедуре и о наложенном компрессе?
– Ну да, жене.
– Напрасно. Ладно, попросите ее сохранить все в тайне.
– Почему это? – спросил доктор.
– Те, кто отравил господина Кери, заинтересованы в том, чтобы он умер.
– Вполне возможно.
– Хотя я и не думаю, что ему угрожает опасность, у меня нет ни малейшего желания, чтобы кто-то предпринял новую попытку. Поэтому пусть в ближайшие два-три дня все продолжают думать, что помощник прокурора при смерти. Вы, со своей стороны, убедите их, что он до сих пор жив только чудом.
– Договорились.
– Теперь вы, господин Кери. Если к вам сюда явится кто-то, кроме доктора Мулинье, сделаете вид, что вот-вот испустите дух.
– Обещаю вам.
– И вот что, доктор, никого не подпускайте к больному, особенно врачей. Вы слышите меня?
– Можете на меня положиться.
– Через четыре дня пациент будет совершенно здоров. Вся эта история научит его в будущем быть осторожнее.
Покончив с этим подробным инструктажем, Годфруа уже собрался было уйти, но в этот момент вошла служанка заместителя прокурора и сообщила, что с ним желает говорить какой-то господин.
– Кто такой? – спросил молодой человек.
– Он просил передать вам, что прибыл по поручению майора.
– Значит, дело не терпит отлагательств.
– Вас с двух часов повсюду ищут.
– Иду.
Спустившись, Годфруа встретил у двери типа, который передал ему запечатанное письмо. Послание гласило:
«Бегль, 7 часов вечера
Мой дорогой господин де Мэн-Арди,
Полковник пропал. В доме, где он должен был обедать, его никто не видел. Я объездил все дороги, но так ничего и не обнаружил. В настоящий момент нахожусь на околице Бирамбиса. Мне сказали, что около шести часов у реки была стычка. На полковника напали, сразили и перенесли в уединенный дом. Где этот дом находится – я знаю. Вы окажете мне огромную услугу, если приедете сюда с оружием. Мы с вами возьмем эту лачугу в осаду и освободим де Сезака, если, конечно, успеем.
Гонец, который передаст вам это письмо, человек надежный. Он отвезет вас прямо к месту, где я буду ждать с вами встречи.
Подозрительная физиономия посыльного отнюдь не внушала Годфруа доверия, но майор просил его захватить оружие и говорил об осаде какой-то хибары. Руководствуясь рыцарскими представлениями о жизни, молодой человек не привык испытывать сомнения.
«К тому же, – сказал он себе, – на разбойников больше всего похожи как раз честные люди».
Мэн-Арди сложил письмо, сунул его в карман и обратился к гонцу:
– Хорошо. Ступайте со мной. Вы умеете обращаться с саблей?
– Немного.
– Отлично, вам тоже придется вооружиться.
Годфруа сел в карету и велел отвезти его домой. Брат с Кловисом куда-то ушли. Он оставил им короткое сообщение, в котором рассказал, что произошло. Когда молодой человек вновь уселся в экипаж, часы только-только пробили девять. Но кучер отказался ехать в Бегль и лишь под угрозами согласился довезти Годфруа с провожатым до начала улицы Граттекап и там высадить.
Тем временем Кловис, благополучно распрощавшийся с сырой соломой тюремной камеры, вместе с Танкредом спокойно прогуливался по плас де ла Комеди.
Нетрудно догадаться, что они избавились от костюмов матросов и теперь обсуждали свои недавние похождения.
Около половины одиннадцатого, когда юноши уже собрались домой, им навстречу попались майор Монсегюр и полковник де Сезак.
– Как видите, все опасения вашего брата оказались беспочвенны, – сказал старый вояка. – Вот он, мой полковник, вернулся.
– Мы рады за вас, майор, – сказал Кловис. – Но еще больше рады за полковника, потому что уверены – люди, с которыми мы дрались, должны были его убить, ведь им за это заплатили.
– Но с какой целью?
– А с какой целью мы минувшим вечером подверглись нападению? – возразил Танкред.
– Верно, – ответил полковник. – Вынужден с вами согласиться, хотя, признаться, ничегошеньки не понимаю.
– И зачем было похищать это очаровательное дитя, Эрмину де Женуйяк?
– Вы правы. О ней нет известий?
– Нет, мы ждем Годфруа, может, он что-нибудь сообщит.
Раскланявшись с полковником и майором, Танкред и Кловис вернулись домой. Едва успев зажечь свечу, они тут же увидели записку, которую им оставил Мэн-Арди.
Можно только догадываться, какое изумление испытали юноши, когда узнали, что Годфруа отправился в Бегль спасать полковника, в то время как тот был на свободе и даже не подозревал, что его именем воспользовались, чтобы совершить новую подлость.
– Моего брата заманили в ловушку! – в отчаянии воскликнул Танкред.
– И он, в любых обстоятельствах такой осторожный и благоразумный, дал себя одурачить и обвести вокруг пальца.
– Но ведь над ним нависла страшная угроза. Надо стремглав бежать ему на помощь.
– Только сначала предупредим майора и полковника.
Двадцать минут спустя молодые люди уже стучали в дверь дома, который мы уже описывали. Им открыл Монсегюр.
– Наши юные друзья! – воскликнул он. – Я не люблю, когда в такой час ко мне являются с визитами – они предвещают беду.
– Вы не ошиблись, майор.
– В таком случае – входите.
– Чем можем быть полезны, господа? – спросил Робер де Сезак.
– Вот, читайте, полковник, – сказал Танкред.
– Тысяча чертей с кавалерийскими горнами! – воскликнул майор, прочитав записку Годфруа, которую ему молча передал Робер. – Но ведь это новая западня, причем на этот раз Мэн-Арди один против незнамо скольких головорезов.
– Мы не оставим его, господа, – сказал полковник. – В эту страшную передрягу он попал из-за меня, мне его и выручать – с помощью майора. Надеюсь, это займет немного времени.
– Мы, полковник, тоже в стороне не останемся, – сказал Танкред.
– Разумеется.
– А где господин Коарасс? – спросил Монсегюр.
– Ролан? В последние два-три дня с ним явно что-то происходит, но что конкретно – мы не знаем. Он напускает на себя таинственный вид и вечно где-то пропадает.
– Ладно, справимся без Коарасса, – сказал майор. – Когда он обо всем узнает – будет локти кусать от досады.
Все в спешке похватали оружие.