– Кто же они, эти двенадцать человек? – спросил законник.
– Господин де Бланкфор. Что с ним случилось, вам известно. Господин де Кери, ваш помощник, лежит при смерти. Господин де Мэн-Арди, который вчера вечером исчез и до сих пор не подает о себе никаких известий. Господин де Коарасс, которого только что чуть не убили. Мадемуазель Эрмина де Женуйяк, которую похитили.
Продолжать дальше Монсегюр не стал. Королевский прокурор кусал губы, чувствуя, что полиция несостоятельна, а правосудие хромает на обе ноги. Майор все понял.
– Я никого не обвиняю, сударь. Ошибка этих молодых людей заключается в том, что они в одиночку решили бороться с целой бандой, не поставив в известность полицию. Подумали, что шайку мерзавцев можно одолеть одной лишь храбростью и честностью. Только что вы убедились, до какой степени они были неправы.
Королевский прокурор несколько мгновений хранил молчание, затем продолжил:
– И эта женщина, говорите…
– Эта женщина – та самая, что помогала Маталену во время дуэлей, отвлекая на себя внимание его противников, – спокойно продолжал Монсегюр. – Именно ей я и полковник обязаны ранами, с которых началось наше пребывание в Бордо. Ее зовут Меротт.
– Завтра утром Матален будет в тюрьме. Но вместе с ним нужно арестовать и эту Меротт.
– Дай бог, чтобы птичка еще не упорхнула из клетки.
– Как! Вы думаете, что ее уже и след простыл?
– От этой дамы можно ожидать чего угодно. У нее под рукой целая армия злодеев, полдюжины из этих подонков мне уже известны, а через них можно выйти и на остальных. Но уверяю вас, в эту минуту она уже знает, что жена убийцы заговорила и что в Бордо ей теперь оставаться небезопасно.
– Было бы любопытно это проверить.
– Нет ничего проще. Сейчас у нас полночь. Идем во Дворец правосудия, вы выписываете ордер на арест, берем жандармов и отправляемся к ней домой.
Полчаса спустя королевский прокурор был вынужден признать, что Монсегюр, превратившийся на эту ночь в Жана де Кадийяка, не ошибся. Жандармы тщетно перерыли весь дом – баронессы нигде не было.
Зато на следующий день, в восемь часов утра отряд жандармов, к удивлению соседей, остановился перед домом Маталена.
Один из них постучал в дверь. Открыл им старина Каде, тот самый слуга, с которыми мы уже имели честь познакомиться.
Удивление, охватившее бедного малого при виде угрожающе надвинутых на лоб треуголок, не поддается никакому описанию.
– Здесь живет маркиз Жак де Матален? – спросил командир подразделения.
– Да… то есть нет… – ответил Каде. – Что вам угодно?
– Давай, мальчик мой, веди нас к хозяину, – продолжал жандарм.
– Да, но не знаю, позволительно ли мне будет…
– Если не хочешь угодить в тюрьму…
– Я? Я! Но за что?
– За сопротивление власти.
– Но я не оказываю никакого сопротивления… – сказал Каде, дрожа как осиновый лист. – Хозяин здесь, вот его комната, можете войти, но открывать вам дверь не входит в мои обязанности. Во-первых, еще очень рано…
– Хорошо, обойдемся без вас.
И представитель закона, отбросив всякие церемонии, вошел в комнату маркиза. Незадолго до этого, тот, услышав разговор слуги с жандармами, поспешно вскочил и натянул штаны.
Когда блюстители порядка вошли, маркиз удивленно отступил назад, но тут же собрался и самым спокойным, вежливым тоном спросил:
– В чем дело, господа? Что вам угодно?
А про себя подумал: «Этот Коарасс обо всем рассказал прокурору. Теперь я должен быть сильнее всех на свете».
– Вы маркиз Жак де Матален? – спросил жандарм, стараясь, чтобы его голос звучал помягче.
– Совершенно верно, – ответил маркиз.
– Именем короля и на основании ордера, выданного господином королевским прокурором, вы арестованы.
Вид у Маталена был ошеломленный. Он и правда был поражен до глубины души. Только что ему нанесли тяжелейший удар, отразить который было очень и очень трудно. Тем не менее он, не теряя хладнокровия, сказал:
– Какое же я совершил преступление? В чем меня обвиняют?
– Этого я вам сказать не могу.
– Вы будете не против, если я побреюсь?
– У вас полчаса, чтобы привести себя в порядок и следовать за нами.
– Отлично.
И Матален стал спокойно водить лезвием по щекам, заодно обдумывая ситуацию и размышляя над тем, как из нее выпутаться.
А когда закончил, принял решение.
– Я к вашим услугам, господа.
– Вы не желаете взять с собой что-нибудь почитать, чтобы было чем заняться в за решеткой?
– Нет, – ответил Матален, – в этом нет надобности, я не пойду в тюрьму.
Когда жандарм услышал этот ответ, его губы расплылись в сардонической улыбке, тайну которой так тщательно оберегают представители его профессии. Затем он косо посмотрел на маркиза и спросил:
– В самом деле? Вы не пойдете в тюрьму?
– Нет, с апломбом ответил маркиз.
– Вот тут вы ошибаетесь, потому как я тотчас же вас туда препровожу.
– Я хочу видеть господина королевского прокурора.
– Господин маркиз, – ответил на это жандарм, – человек, которого арестовывают и ведут в тюрьму, не в том положении, чтобы выказывать желания.
– Это значит что…
– Это значит, что прокурора вы увидите только тогда… когда он сам того захочет. Не раньше.
Матален кусал губы. Но поражение принял мужественно. Его отвели в Форт дю Га и поместили вместе с толпой разбойников всех возрастов и мастей. Камеры в те времена изобретены еще не были.
Теснота пришлась бретеру не по вкусу, но у него не было другого выхода, кроме как безропотно покориться судьбе.
Впрочем, ждать ему пришлось недолго. В полдень маркиза вызвали к следователю, который встретил его такими словами:
– Вас обвиняют в причастности к убийству, похищении и незаконном лишении свободы. У вас есть что на это ответить?
– Сударь, вы не могли бы выражаться яснее? – ничуть не смутившись, сказал Матален. – Для меня неприемлема подобная формулировка вопроса. Сама по себе она содержит в себе слишком много фактов, чтобы я мог дать вам надлежащий ответ.
– Будь по-вашему. Постараюсь быть более конкретным. Вы знакомы с так называемой баронессой де Мальвирад?
– Да, сударь.
– Что вам известно об этой даме?
– Что никакая она не баронесса и что на самом деле ее зовут Меротт.
– Вы в этом уверены?
– Заявляю, что ее зовут Меротт и что я знал ее под этим именем. Могу добавить, что считаю эту женщину наиопаснейшим врагом общества.
– Что вы говорите! Но тем не менее вы поддерживали с ней знакомство.
– Да, сударь.
– Вы это признаете?
– А почему я должен это отрицать? Знакомство с ней, давшееся мне с большим трудом, позволило сорвать завесу с низких, коварных происков этой мегеры.
– Что вы имеете в виду?
– Сударь, сегодня утром вы отдали приказ меня арестовать. После всего, что случилось позапрошлой ночью, это не стало для меня неожиданностью. Более того, я даже жаждал этого ареста. Он даст возможность доказать молодым людям, считающим меня своим врагом, что каждый шаг, каждый поступок, который я совершал в течение последнего месяца, имел своей целью лишь принести им пользу.
– Продолжайте.
– По воле случая я узнал, что Меротт вынашивает планы ужасной мести в отношении нескольких жителей Бордо, в частности, против графини де Блоссак и ее близких, братьев Коарассов и Мэн-Арди, полковника де Сезака и майора Монсегюра. И что, по-вашему, я должен был делать? Предупреди я полицию и правосудие, это ни к чему бы не привело. На основании лишь моего доноса вы не стали бы арестовывать эту женщину. И тогда она приступила бы к воплощению своих планов в жизнь, а предпринять что-либо против нее можно было бы только тогда, когда случилось бы непоправимое. Я же, напротив, сблизился с этой мнимой баронессой, втерся ей в доверие и теперь в курсе всех ее прожектов. Мне известны все ее подручные и сообщники. И если бы в восемь часов меня не арестовали, в десять я сам пришел бы к вам, выложил бы все начистоту и сказал: защитите всех этих людей.
Эту маленькую речь Матален произнес с невиданным хладнокровием и апломбом. Присутствие духа и храбрость он терял исключительно в присутствии Меротт, поддаваясь какой-то непонятной слабости. В иных случаях его наглость и самоуверенность не знали границ.
– Все это хорошо, – с ледяным спокойствием сказал следователь, никак не выражая чувств, которые породили в его душе откровения Маталена. – Но что конкретно вам известно?
– Я знаю, что мадемуазель Эрмина де Женуйяк жива. Где ее держат, для меня тоже не является тайной. Мне также известно, где находится Годфруа де Мэн-Арди…
– Вот как! Вам, обвиняемый, это, оказывается, известно. С момента похищения мадемуазель де Женуйяк прошло уже четыре дня, а вы почему-то сообщаете об этом только сегодня, когда вас арестовали.
– Да, сударь.
– Берегитесь, обвиняемый. Ваши ответы неслыханны по своей дерзости.
– При всем уважении к вам, осмелюсь заметить, что я не боюсь ничего, ведь совесть подсказывает мне, что я выполнял свой долг.
– Так поведайте мне, что там говорит ваша совесть, а то я что-то никакого долга не вижу.
– Сударь, выслушайте меня, – сказал Матален. – Да, мадемуазель Эрмина де Женуйяк действительно была похищена четыре дня назад. Но где ее держат, я смог выяснить только позавчера, несмотря на все оказываемое мне Меротт доверие. Я уже собрался было бежать к господину королевскому прокурору, но тут прознал сразу о двух ловушках – посредством одной хотели схватить Мэн-Арди, с помощью другой убить Коарасса, двух неутомимых защитников мадам де Блоссак и ее детей.
– Что же было дальше?
– А дальше, чтобы разузнать все до конца, мне пришлось ждать. Позапрошлой ночью для меня перестали быть тайной и остальные гнусные прожекты этой мнимой баронессы.
– Что же это за прожекты?
– Она задумала последовательно избавиться от мадам де Блоссак, мадам де Женуйяк и ее старшей дочери, с тем чтобы младшая стала единственной наследницей старого еврея Самюэля, обладающего огромным состоянием. Подробностей я не знаю, но мегера каким-то образом намеревается стать опекуншей девочки и в результате завладеть несметным богатством, которое отойдет ей после смерти Самюэля.