– Вам больше нечего мне сообщить?
– Полицейские уже здесь, я только что видел каких-то трех подозрительных типов.
– А жандармы?
– Нет, жандармов пока нет.
– Но вот-вот должны появиться?
– Этого я не знаю.
– Ну хорошо, уходите. Напустите на себя удрученный вид – пусть думают, что вы никого не нашли. Если возникнет необходимость, постучите в дверь двойным ударом.
Едва эти слова были произнесены, как дверь тихо затворилась. Малыш стал ходить вокруг дома, заглядывать в окна, стучать в ставни. Но вид у него был такой, будто он боялся, что его услышат.
Затем наш гонец сделал вид, что потерял терпение, с шумом взобрался на козлы, хлестнул кнутом и галопом помчался вперед, будто ему и дела никакого не было, что его кто-то увидит.
Латур подал своим людям знак и те незаметно подошли к нему.
– Видели парня, который шатался вокруг дома? – спросил он.
– Да.
– У меня такое ощущение, что нас обвели вокруг пальца.
– Э-э-э… У меня тоже, – разделил его опасения Жак.
– Я так не думаю, – возразил Жозеф.
– Неужели! И что же по этому поводу думаешь ты? – спросил Латур, явно недовольный тем, что шпик, которого ему дали в помощь, осмеливается не разделять мнения начальника.
И поскольку Жозеф, явно не отличавшийся красноречием, на несколько мгновений замолчал, приводя мысли в порядок, чтобы изложить Латуру свои соображения, тот продолжил: – Ну же, говори, что ты там надумал?
– Вот что… – начал Жозеф.
– Начало обнадеживает, – прокомментировал его слова Латур.
– Я уверен, что в доме кто-то есть.
– Почему?
– Потому что скотобоец, который только что уехал, на какое-то время замер на одном месте, опустив руки, с таким видом, будто с ним кто-то говорил.
– Думаешь?
– Да, а еще я думаю, что он отвечал.
– Ты что-то слышал?
– Нет, но мне кажется, я видел, как он шевелил губами.
– Вот еще! Все, что ты говоришь, – чушь!
– Латур, – продолжал Жозеф, – вы тут строите из себя большого хитреца, но скажите мне – вы больше ничего не заметили?
– Заметил, много чего.
– Пусть так. Но была одна деталь первостепенной важности.
Услышав этот вопрос, Латур на мгновение смутился, но уклониться от ответа было нельзя.
– Да нет, ничего такого особенного я не заметил.
– Но ведь это лучшее доказательство того, что в доме кто-то есть.
– Хватит ходить вокруг да около, – сказал Латур. – Давай выкладывай, живо!
– А вы не разозлитесь? – спросил Жозеф, чувствуя, что начальник готов вот-вот взорваться.
– Да не тяни ты, скотина.
– Вы видели, что мясник приехал с двумя собаками?
– Да.
– Куда они в таком случае подевались, когда он сел обратно в свою двуколку?
– Смотри-ка! И то правда! – не удержался от возгласа Латур.
– Еще бы, черт возьми! – поддержал его Жозеф.
– Значит, были две собаки? – поинтересовался Жак.
– Да.
– Крупные?
– Крупнее некуда.
– Не нравится мне это.
– Послушай, Жак, у меня такое ощущение, что тебе не по нутру ни нападения, ни опасность, ни усталость.
– Не надо! Я ничего не боюсь.
– Скоро у нас будет шанс в этом убедиться, – сказал Латур.
– Значит, мы в любом случае пойдем в этот дом?
– А ты думал!
– С сохранением прежней диспозиции?
– Да. И медлить не будем – вечереет, а темнота полиции еще никогда не благоприятствовала.
Три агента вновь разделились и двинулись вперед, чтобы окружить дом.
– Больше всего, – ворчал Латур, – меня беспокоит, что жандармы все не едут, а к тому моменту, когда они все же сюда заявятся, будет стоять темная ночь.
Порученный ему обходной маневр агент Жозеф осуществил безукоризненно и быстро.
Он расположился у левого крыла дома и стал ждать.
Жак, со своей стороны, довольно ловко управлялся с лодкой, но при этом не торопился.
Тем не менее он вскоре все же подплыл к дому – в тот самый момент, когда в непосредственной близости от него оказался и Латур.
Переговорив с Жозефом, который в глазах товарищей явно стал приобретать вес, агент направился прямо к двери и громко заколотил в нее большой тростью, с которой почти никогда не расставался.
В ответ произошло событие, которого ни Жан-Мари, ни Малыш предусмотреть не могли.
Псы свирепо залаяли, тем самым подтверждая, что в доме кто-то есть.
– Собаки свидетельствуют о присутствии человека, – справедливо заметил Жозеф. – Если пес рычит или лает, значит, его кто-то кормит.
– Бесспорно.
Жан-Мари увесистыми пинками заставил замолчать псов, нечаянно его выдавших, и затих.
– Что-то не торопятся нам открывать, – сказал Латур.
– Надо думать. Он же не дурак.
– Надо выломать дверь.
– Так будет проще всего, – вставил, в свою очередь, слово Жозеф.
– К сожалению, она на редкость прочная.
– Дверь, допустим, мы выломаем, – вновь сказал Жозеф, – а что потом?
Латур на какое-то время умолк.
– Слушайте, когда мы выбьем дверь, этот парень может выпрыгнуть в окно, – наконец сказал он. – Поэтому мы будем последними идиотами, если все втроем попытаемся ворваться внутрь.
– Ты прав как никогда, – ответил Жозеф.
Что же касается Жака, то он хранил молчание и ждал, когда Латур договорит, чтобы понять, какая опасность им будет угрожать.
– Жозеф, Жак, встанете у окна, к счастью, оно здесь всего одно. Если Жан-Мари выпрыгнет, поймаете его.
– Слушаемся.
– Тростями-шпагами пользуйтесь только в самый последний момент, когда потеряете всякую надежду взять его живым.
– Латур, могу я высказать одно соображение? – спросил Жозеф.
– Говори.
– Ты не можешь в одиночку противостоять гренадеру и двум его огромным псам.
– Согласен. Ну и что?
– А то, что было бы разумнее ворваться в дом вдвоем и сразу же избавиться от собак.
– Очень даже может быть.
– А когда с псами будет покончено, один из нас поспешит на подмогу тому, кто затаится у окна.
– В твоих словах есть смысл, – ответил Латур. – Значит, в дом со мной пойдешь ты?
– Скажешь – пойду, – безразлично ответил полицейский.
– Тогда вперед. Жак, будешь караулить под окном. Но сначала помоги нам вышибить эту злополучную дверь.
Тщательно осмотрев окрестности дома, Жозеф в конечном счете нашел толстую и очень прочную ветку акации.
– Сделаем из нее рычаг, – сказал он. – В противном случае, чтобы выломать эту дверь, потребуется таран.
– Что-то я жандармов не вижу, – сказал Латур, бросая в сторону Мануфактуры обеспокоенные взгляды.
– Ха! – отозвался Жозеф. – Без них обойдемся.
– В таком случае – вперед! – скомандовал Латур.
Шпики обтесали палку, заострив ее, и подсунули конец под дверь, намереваясь воспользоваться ею как рычагом.
Но чем в это время занимался Жан-Мари?
Он молча и хладнокровно готовился к сражению. Мы можем смело утверждать, что оно его вовсе не страшило. К сожалению, вооружение молодого человека оставляло желать лучшего – в его распоряжении была лишь плохонькая сабля.
После отъезда Малыша он вместе с собаками поднялся на второй этаж и через проделанные в ставнях отверстия стал наблюдать за врагом.
И пока трое полицейских совещались и составляли план нападения, гренадер внимательно следил за каждым их жестом и пытался определить по губам, о чем они говорят.
Но так ничего не услышал и не понял.
О намерениях осаждавших он догадался лишь тогда, когда Жозеф стал затачивать палку. Тогда Жан-Мари посадил собак перед дверью спальни на втором этаже и зажал в руках их поводки.
Эта диспозиция обладала сразу двумя преимуществами: во-первых, позволяла разозлить псов, потому как они терпеть не могли, когда их сажали на поводок, а во-вторых, давала возможность держать их наготове и выпустить только в тот момент, когда это будет необходимо.
Саблю Жан-Мари засунул за пояс.
Его план сводился к тому, чтобы спустить на противника двух свирепых помощников, забаррикадироваться в спальне и в случае надобности выпрыгнуть в окно.
Медлить враг не стал.
Услышав шум, производимый импровизированным рычагом, который шпики стали засовывать под дверь, огромные зверюги яростно залаяли.
Они так остервенело рванулись вперед, чтобы наброситься на агрессоров, пока для них невидимых, что чуть было не потащили Жана-Мари за собой.
– Сидеть, Султан! Спокойно!
Чтобы сдержать псов, Жану-Мари понадобились все силы, хотя парень он был крепкий.
– Сейчас, – говорил он, – сейчас.
Тем временем полицейские делали свое дело – медленно, но уверенно. Каждый раз, когда расшатываемые петли издавали скрип, собаки начинали дрожать от нетерпения.
Что же касается нашего солдата, то рука у него была твердой, а сердце – решительным.
Наконец дверь уступила и рухнула в коридор.
Латур и Жозеф храбро вломились в дом, несмотря на пароксизм исступления, охвативший псов.
Шпики стали осторожно подниматься по лестнице. У Жозефа наверняка были какие-то хитрые соображения, которыми он вполголоса делился с Латуром, и тот, несмотря на всю серьезность ситуации, не смог сдержать улыбки.
Как и во всех деревенских домах, лестница на полпути делала резкий поворот. Дойдя до него, Латур и Жозеф оказались лицом к лицу с защитниками Жана-Мари, еще более дикими и свирепыми, чем львы.
Увидев перед собой агентов, псы зарычали и залаяли с двойной силой. Поднялся невероятный гам.
Жан-Мари крепко держал Султана и Мальбрука, несмотря на то что они неистово рвались с поводков.
Оказавшись в нескольких шагах от собак, Жозеф с Латуром не остановились и двинулись дальше, что вызвало в душе Жана-Мари некоторое восхищение.
В этот момент стороны, казалось, стали пристально следить за каждым движением противника. Даже псы, и те на какое-то время умолкли.
– Гренадер, – сказал Латур, будто желая действовать в соответствии с требованиями закона, – гренадер, сдавайтесь!
На этот предупредительный окрик солдат ответил раскатом хохота, а псы, изумившиеся этому приступу веселости, обернулись и обратили на него вопрошающие взгляды.