ов, в то время как Кадевилю, чтобы доплыть до устья Жиронды, по моим подсчетам, понадобится четверо суток.
– Жан-Мари, могу я дать тебе один совет? – спросил Безомб.
– Слушаю тебя.
– Когда будешь спускаться вниз по этой самодвижущейся, как ты ее недавно назвал, дороге, старайся держаться середины реки.
– Почему?
– Во-первых, так ты будешь застрахован от неприятных сюрпризов, а во-вторых, если погода испортится, то волны в устье, ширина которого в районе Пойяка достигает нескольких лье, посередине реки будут менее крутыми, стремительными и опасными, чем у берегов.
– Теперь, Матален, скажите: как называется судно, которым командует ваш друг?
– Корабль называется «Океан», а капитана зовут Брэдиберри. Он баск, человек верный и преданный.
– Отлично. Мне осталось лишь окончательно выяснить вопрос, с которым я к вам уже обращался: если я отправлюсь в плавание только завтра ближе к ночи, где мне прятаться все это время?
– Как «где»? Здесь же.
– А есть что?
– Я все предусмотрел.
– В самом деле?
– Откройте-ка вон тот ящичек стола.
Жан-Мари повиновался и обнаружил в ящичке трухлявого стола две ковриги хлеба весом в фунт каждая, а также свежие и сушеные фрукты.
– На войне – как на войне, Жан-Мари, – продолжал маркиз. – Эти двадцать четыре часа вам придется обойтись без мяса.
– Не страшно!
– А теперь мы должны с вами расстаться.
– Я останусь с мужем, – сказала Кадишон.
– До завтрашнего вечера?
– Да.
– Но еды на двоих будет маловато, – сказал маркиз.
– Принесите нам что-нибудь ночью.
– Сегодня?
– Да, сегодня.
– Хорошо. До свидания!
– А может, и прощайте!
– Лично я, Жан-Мари, должен с вами попрощаться, – заметил Матален. – В четыре часа утра я оседлаю коня, отправлюсь в путь и к вечеру уже буду в Пойяке, где и заночую.
– В таком случае, мой дорогой Матален, спасибо вам за все и прощайте! – сказал Жан-Мари. – Что бы ни случилось, какая бы судьба меня ни ждала, через что мне ни пришлось бы пройти, знайте, друг мой, я никогда не забуду того, что вы для меня сделали. Я всегда буду помнить, что если задумала мой побег Кадишон, то осуществили его вы. Благодаря вашей энергии и присутствию духа я остался жив и обрел свободу. Еще раз вас за все благодарю! Дай Бог, чтобы в один прекрасный день у меня появилась возможность доказать вам мою признательность не только на словах! Послушайте, Матален, перед тем как уехать, попросите меня о чем-нибудь.
– Что же, черт возьми, я должен у вас попросить?
– Да что угодно!
– Но мне ничего не надо! Для меня достаточной наградой является ваши с Кадишон радость и счастье.
– Ну что же, я, со своей стороны обещаю, что если когда-нибудь вам понадобится моя помощь, поддержка или просто дружеское плечо, я обязательно услышу ваш призыв, даже если буду находиться на краю света.
– При том, однако, условии, что возвращение во Францию не будет грозить вам гибелью.
– Разумеется.
– В таком случае – принято, Жан-Мари.
На следующий день в одиннадцать часов вечера три удара ладонью в дверь, чередующиеся с определенными интервалами, возвестили гренадеру о прибытии Безомба.
Кадевиль с женой вышли из укрытия.
– Пора, – сказал колосс.
– Матален уехал? – спросила Кадишон.
– Еще утром.
– Лодка?…
– Ждет в Бегле.
– В которому часу отправляемся?
– В половине первого ночи. Без двадцати час прилив достигнет своего апогея, это позволит нам выйти на водный простор, не борясь с сильным течением.
Жан-Мари повернулся к жене и протянул к ней руки.
– Ох! – воскликнула Кадишон. – Я еду с тобой.
– Как! Ты хочешь…
– У Лормонской переправы я вместе с Безомбом сойду на берег.
– Подобный шаг может оказаться очень опрометчивым, – сказал великан.
– Почему?
– Если вас увидят, могут что-то заподозрить.
– Мой бедный друг, кто, черт возьми, нас в такой час увидит? Сейчас на улицу, особенно здесь, даже кошки носа не кажут.
– Не спорьте, Безомб, пусть едет с нами, – сказал Жан-Мари, не менее пылко, чем Кадишон, желавший расстаться с любимой только в самый последний момент.
– Как скажешь, мальчик мой. Я пекусь о твоих же интересах.
Они двинулись в путь. Луны на небе не было, однако ночь выдалась достаточно светлой, чтобы идти решительным шагом. Через некоторое время троица уже достигла места, где была искусно спрятана лодка.
– Барка просто великолепная. Сам выбирал.
– Прочная?
– Как скала!
– А что мне с ней делать, когда я взойду на корабль?
– Поднимешь на борт. Она твоя. Мы за нее заплатили.
– Какие же у меня замечательные друзья! Как мне выразить вам свою признательность?
– Это мы обсудим потом. Садись.
Жан-Мари, Кадишон и великан Безомб устроились в лодке.
– Вот видишь, здесь есть две пары весел, небольшая мачта и парус, – сказал грузчик. – Суденышко в полной оснастке. Когда окажешься в Америке или Индии…
– Корабль, на котором я поплыву, направляется в Индию.
– Пусть будет в Индию! По прибытии на место ты сможешь использовать эту барку для лова рыбы либо чтобы заработать на жизнь каким-то иным способом.
– Половина первого, Безомб. В путь!
– Ты прав. А теперь – рты на замок. Я даже запрещаю вам, голубки, целоваться, разве что вы будете это делать совершенно беззвучно.
И плавание началось. Барка вышла на широкий водный простор. Благодаря течению, которое становилось все сильнее и сильнее, к двум часам ночи они уже были у Лормонской переправы.
Там состоялась волнительная сцена прощания. Кадишон все никак не могла расстаться с мужем. Жан-Мари был взволнован не меньше нее: еще бы чуть-чуть, и он взял бы молодую женщину с собой.
Но он боялся подвергать ее опасности, поэтому обратился к Безомбу и сказал:
– Уводи ее, Безомб, уводи! Если она еще хоть на пять минут останется в моих объятиях, я уже не смогу ее отпустить. Ступай, жена моя, ты будешь первой, кто получит от меня весточку. Когда у меня появится возможность позвать тебя к себе, ты узнаешь об этом из первого же моего письма.
– Жан-Мари! – ответила ему Кадишон. – Я не упорствую, поезжай! Однако как только ты сообщишь мне, где обосновался, я сяду на первый же корабль и мы снова будем вместе. Хотя я даже не знаю, почему ты не разрешаешь мне бежать вместе с тобой.
– Кадишон, будьте благоразумны, – сказал Безомб, – он не может взять вас.
– Но почему?
– Чтобы спастись, ему понадобится вся его смелость и сила. Из-за вас же он в самый решающий момент может лишиться этих качеств, в данном случае жизненно необходимых.
– Я покоряюсь, – печально молвила Кадишон.
– Обними меня, обними еще раз, жена моя. Ах! Пусть меня схватят вновь, пусть даже расстреляют – за то счастье, которое я познал, это не будет чрезмерной платой.
– Молчи! Молчи!
– Ты теряешь бесценные минуты, сын мой, – сказал Безомб. – Рассвет в это время года занимается рано, поэтому еще до Лагранжа тебе придется пристать к берегу, чтобы спрятаться и дождаться вечера.
– Ты прав. – сказала Кадишон. – Давайте прислушиваться к голосу разума. До свидания, Жан-Мари, до свидания!
Супруги последний раз нежно обнялись, и грузчик, чтобы положить конец этому прощанию, грозившему затянуться на неопределенное время, увлек за собой молодую женщину, в то время как гренадер, одетый как настоящий матрос, – эту деталь мы не можем опустить – меланхолично продолжил свое плавание к морю.
Путь от Лормонской переправы до главного рынка был неблизкий. Но несмотря на это Безомб и Кадишон пошли как можно быстрее, из последних сил преодолевая смертельную усталость, ведь они, подобно Маталену и Жану-Мари, последние двое суток ни разу не сомкнули глаз.
К тому же дороги в те времена были далеко не такие укатанные и ровные, как сейчас.
Шартрон и квартал Бакалан тогда были только в проекте.
На аллеях Королевского сада и набережных виднелись редкие элегантные дома.
В то же время это был обособленный город, который отделяла от Бордо территория Шато-Тромпет и общественные сады.
Поэтому, чтобы вернуться в город, нашим ночным путникам пришлось больше шагать по рытвинам, нежели по мостовой, и хотя была самая середина лета, обратная дорога заняла у них намного больше времени, чем предполагалось вначале.
До причала Фенвик – так в ту эпоху называли небольшой порт напротив пакгаузов – они добрались, когда стал заниматься новый день.
На улицах уже можно было увидеть первых прохожих.
Кадишон вдруг вздрогнула и остановилась.
– Что с вами? – спросил ее Безомб.
Ничего ему не ответив, молодая женщина отвернулась, будто пытаясь скрыть лицо от двух типов, двигавшихся ей навстречу.
Сии господа прошли мимо с таким видом, будто не заметили ее, но когда они удалились, она взяла Безомба под руку и сказала: – Это агенты полиции.
– В самом деле?
– Да. И один из них – печально известный Латур, так мило посмеявшийся над скотобойцами.
– По всей видимости, он вовсе не глуп, скотина.
– Это ему я сыпанула в глаза табаком.
– Он вас узнал?
– У него был такой вид, будто он меня не увидел, но с таким типами нельзя быть в чем-либо уверенным.
– А давайте сыграем с ними злую шутку!
– Какую?
– Я их поколочу.
У Кадишон не было никакого желания смеяться – это была единственная причина, по которой она не расхохоталась в ответ на простодушное предложение грузчика.
– Поколотите их? Но под каким предлогом?
– Ха! За этим дело не станет. Да и потом, разве людям, которые в такой час встречают друг друга на набережной, нужны какие-то предлоги? Достаточно легкого толчка.
– Нет, папаша Безомб, приберегите свои толчки, равно как и физическую силу, до лучшего случая. Латур вполне мог меня и не узнать и я предпочитаю воспользоваться этой удачей, чтобы не навлечь на свою голову неприятностей. Я устала от этой восьмидневной борьбы за то, чтобы подготовить, организовать и осуществить освобождение моего мужа. Давайте лучше пойдем дальше, как ни в чем не бывало.