— Конечно. Мне тоже было не очень весело. — Мы медлим. Моя рука движется сама собой; мои пальцы сомкнулись вокруг его пальцев удивительно легко после нескольких последних недель. Илрит смотрит между касанием и моим лицом. Мне кажется, что он вот-вот отстранится. Но этого не происходит. Вместо этого он мягко прощупывает меня взглядом. Тысячи невысказанных вопросов собраны в одном взгляде. — Я не знала, что это произойдет. Я бы не стала этого делать, если бы знала правду. Я думала, это ты все организовал.
Даже если я нахожу махинации Фенни несколько подковерными, она все равно его сестра. Я не собираюсь ругать ее при нем.
— Фенни хочет как лучше. — Илрит качает головой и бормочет: — По крайней мере, я так себе говорю.
— Сестры, верно? — Я наклоняю голову в сторону, слегка пожимая плечами.
Он разделяет мою понимающую улыбку. — Невыносимо, правда.
— Но мы все равно их любим.
— Это так, — соглашается он. Внимание Илрита возвращается к нашим рукам. Он разжимает пальцы, меняет хватку и снова прижимает их к моим. От этого малейшего жеста мое сердце учащенно забилось. Прошло мучительно много времени с тех пор, как кто-то, кроме моей семьи, прикасался ко мне так, чтобы это было нежно и успокаивающе.
Сирены правы. Прикосновение опасно — его прикосновение. Оно пробуждает ту часть меня, которую я долгое время считала ссохшейся и исчезнувшей. Мертвой от пренебрежения. Может быть, часть, которая должна оставаться мертвой…
— Ты прекрасно справилась, — тепло хвалит он.
— Спасибо, я старалась. — Я слегка улыбаюсь. — Но я ценю то, что мне не нужно петь перед ними. Я знаю, что у меня это не очень хорошо получается, но все же.
— Не говори так. Я вытащил тебя оттуда не потому, что думал, что ты не сможешь…
— Ничего страшного, если бы ты смог, — говорю я с усталой улыбкой.
— Виктория… — Илрит смотрит на мое выражение лица, как бы не веря, что я действительно так думаю. — Ты…
— Илрит, — зовет его Фенни, подплывая к нам. Илрит быстро отпускает мою руку. Не думаю, что она заметила наши сцепленные пальцы. — Ты не можешь так уйти.
— Я герцог этого поместья; я могу приходить и уходить, когда мне заблагорассудится.
— И как герцог этого поместья ты выставляешь свою сестру на посмешище?
— Моя сестра сама выставила себя дурой, когда забыла о своем месте и действовала без моего одобрения, — отрывисто сказал Илрит. — Виктория — не твоя пешка, и я тоже.
Фенни прекращает всякое движение. Но ее хмурый взгляд только усиливается.
— Я пыталась показать твоему двору, что ты действительно выполнил свое обещание о приобретении жертвы. Ты не знал об этом, потому что проводишь так много времени в заточении, занимаясь неизвестно чем, но народ начал перешептываться, не веря, что ты вообще нашел жертву. Я взяла на себя труд попытаться решить сразу несколько задач. Кто-то должен сохранить это место целым.
— Следи за своим языком, — прорычал Илрит. — Я многое сделал для нашего герцогства.
— Ты? Назови хоть одно, кроме подношения.
— Сестра, ты переходишь черту.
— Дай человеку достаточно времени, и он сможет выполнить любой долг. — Фенни покачала головой. — Помазание произошло только в последние несколько недель. Мать умерла почти пять лет назад.
— Достаточно…
— И я знаю, что ты никогда не хотел быть герцогом, но тебе выпала честь родиться первым. — И Фенни не может с этим смириться, я понимаю. Она бы хотела, чтобы ответственность легла на нее. Очевидно, что в Вечном Море есть прецедент для женщин-руководителей, ведь мать Илрит была герцогиней. — Если ты хочешь быть герцогом, то веди себя соответственно, всегда, а не только когда тебе это удобно. Если хочешь, чтобы тебя уважали, то зная свои обязанности.
— Я знаю, — огрызнулся Илрит.
— Разве? — Эти два слова острее лезвия. Я откидываюсь назад, слегка отстраняясь, как будто могу исчезнуть из этого разговора, который, как мне кажется, я не должна была слышать. Но если бы она не хотела этого, она могла бы скрыть, что ее слова предназначены только для Илрита. То, что она так не поступила, делает их еще более суровыми. — Потому что то, что ты там только что сделал, вряд ли свидетельствует о «знании своих обязанностей».
— Достаточно. — Тон Илрита настолько резок, что Фенни в свою очередь отшатнулась, приняв уязвленный вид.
— Я просто хочу, чтобы ты серьезно относился к этим вопросам, — говорит Фенни спокойно, но прямо.
— Уверяю тебя, что отношусь, — говорит он с ноткой усталости. — Но сейчас я должен сосредоточиться на помазании. А не на твоих играх.
— Ты пытаешься использовать одну ответственность, чтобы избежать другой. — Фенни по-прежнему не смотрит на него. — Тебе уже двадцать пять…
Я и не знала, что он всего на год старше меня. Илрит всегда казался намного взрослее и собраннее. Безвременным на вид.
— … а у тебя до сих пор нет ни наследника, ни жены, которая могла бы тебе его подарить. Я знаю, что ты всегда поздно созревал. Я знаю, что ты всегда приходил к ответственности в свое время. — Илрит вздрагивает. Она не видит этого, потому что Фенни снова переводит взгляд на него. — Но действовать нужно скорее раньше, чем позже. Вечное Море уже не то безопасное место, каким оно было во времена наших родителей. Ярость Крокана усиливается с каждым месяцем. Гниение угрожает благополучию всех, включая детей. Нам всем сейчас нужны сильные лидеры и способные наследники.
— Я знаю. — Илрит тяжело вздохнул. — Послушай, позволь мне отвести Викторию в ее комнату, а потом я вернусь к дамам, которых ты привела мне на рассмотрение. Я заглажу свою вину и буду воплощением очарования.
— Хорошо. — Она гордо улыбается. Как быстро меняется тон Фенни, когда она получает то, что хочет — то, что она явно считает правильным. — Я знаю, что ты скоро найдешь свою вторую половинку, и она сделает тебя таким же счастливым, каким Мать сделала Отца.
Илрит едва скрывает вздрагивание.
— Мое счастье будет найдено, когда все остальные будут счастливы. — Эти слова перекликаются с моими, сказанными несколько недель назад. Во мне зарождается глубокая печаль. Неужели он скрывает те же сложные эмоции, что и я? — А теперь иди и развлекай дам, пока я не вернусь.
Она кивает и уплывает, оставляя нас вдвоем. Илрит сворачивает шею, как бы пытаясь сбросить остатки напряжения, которое оставил в нем разговор. Судя по тому, что его плечи все еще почти упираются в подбородок, я не думаю, что это работает.
— Мне жаль, что тебе пришлось стать свидетелем этого, — говорит он наконец.
— Все в порядке, — мягко говорю я. — Я.… я могу понять лучше, чем ты думаешь.
Он смотрит на меня с явным замешательством.
— Ты знаешь, каково это быть обязанным жениться ради блага своего народа?
Я облегченно смеюсь.
— Ладно, нет. Я этого не знаю… Но я знаю, как неприятно, когда люди пытаются сказать тебе, чтобы ты влюбился, подставить тебя, сказать, чтобы ты сделал то или это, на чем ты должен сосредоточиться… когда у тебя явно все под контролем. Когда ты знаешь, в чем твой путь в жизни, но никто не может с этим согласиться, потому что всегда говорит, что ты должен иметь или быть чем-то большим. Например, ты можешь делать все правильно, но…
— Этого никогда не будет достаточно, — заканчивает Илрит, долго смотрит на меня и моргает, как будто видит меня впервые. — Я не ожидал, что найду с тобой такое товарищество.
— Я тоже не ожидала.
— У тебя были ожидания по поводу брака? — Он подплывает и снова берет на себя инициативу. Я следую за ним, расстегивая обмотку вокруг ног, чтобы плыть в одних шортах.
— Я бы не назвала это ожиданиями… — Я отпускаю шелковистую ткань, позволяя течению унести ее прочь. Кто-то обязательно найдет ее. — Но многие спрашивали, найду ли я себе жениха. Им было трудно представить, что успешная женщина не нуждается в мужчине, который бы «завершил» эту сферу ее жизни.
— Я думаю, что многих мужчин привлекал твой успех. — Удивительно, что он, похоже, действительно говорит эти слова, веря в их истинность.
— Некоторых, — признаю я. — Многие были запуганы. Меня не интересовало ни то, ни другое. Как и у тебя, у меня были обязанности. В отличие от тебя, мне было удобно — если смотреть на это с другой стороны — знать, что мои дни сочтены. Мне не приходилось беспокоиться о том, что я состарюсь и останусь одна.
— Иногда одиночество звучит как роскошь, — сухо говорит он.
Я смеюсь. Я знаю, что буду говорить, как моя сестра, но не могу удержаться и спрашиваю:
— Тебя не интересует ни жена, ни муж?
— Это не вопрос интереса. Это вопрос выбора. Которого у меня нет. У меня есть две основные обязанности перед Вечным Морем, помимо помазания тебя. — Он считает на пальцах, перечисляя их. Когда он двигает руками, его локоть слегка задевает мой. — Защищать мой народ от призраков, безумных посланцев Лорда Крокана и прочих ужасов, пришедших из Бездны. И найти наследника, чтобы род Гранспеллов продолжал нести Рассветную Точку и защищать эти земли.
Я смотрю на открытую воду, обдумывая его слова. Пытаюсь найти свои собственные.
— Я знаю, что это не мое место… — Я останавливаюсь, и он останавливается вместе со мной.
— Почему у меня создается впечатление, что ты все равно скажешь все, что хочешь? — Он не выглядит искренне раздраженным. Даже наоборот, его это забавляет.
Я ухмыляюсь.
— Потому что я собираюсь. — Потому что я должна. Если я смогу удержать хотя бы одного человека от той же ошибки, что совершила я… — Брак — это клятва, к которой не следует относиться легкомысленно, не следует принимать ее без должного размышления, или если ты чувствуешь, что тебя к ней принуждают. Это приведет лишь к разбитому сердцу. Но я также понимаю ответственность… Поэтому, если ты должен это сделать, убедись, что женщина, которую ты выберешь, знает замысел твоего сердца. Убедись, что вы оба идете на это с открытыми глазами. Говорите друг с другом, относитесь друг к другу хорошо. Даже если это не любовь, по крайней мере, убедитесь, что она — тот, кого ты уважаешь, и будешь ее другом.