Мы спускаемся в огромную впадину. Ночь скопилась в ее глубине, как море внутри моря. Вода под нами почему-то еще плотнее и клубится зловещими завитками гнили.
Илрит спускается. Времени на колебания нет. Это все равно, что вступить в шторм на море.
Держи себя в руках, Капитан, говорю я себе.
Мрак и красный цвет поглощают нас целиком. Весь свет исчез. Илрит пронзает тьму копьем. Оно начало излучать слабое сияние. Он то и дело взмахивает им из стороны в сторону, разгоняя грязь, которая начинает прилипать к его рукам.
Мороз ползет по ногам, вгрызаясь в костный мозг. Я представляю, что без магии, вплетенной в меня, я бы не выдержала ни давления между ушами, ни гнили, забивающей нос… и уж точно холод бы меня уже убил. Так далеко под волнами нет ни света, ни тепла, ни жизни.
Это место только для смерти.
Однако мы не одиноки. Я чувствую движение в воде вокруг нас. Чудовища? Призраки? Большие или маленькие? Один или много? Невозможно сказать. Я не вижу ничего, кроме ночи, более напряженной, чем та, которую я когда-либо знала.
Фантомные ощущения от щупалец Крокана, обвивающих меня, заставляют меня бороться с дрожью. Чудовище из моего воображения обхватывает меня одной из своих присосок, прежде чем раздавить меня, поднося к своему зубастому клюву, чтобы съесть, как он съел мою команду. На короткую секунду мне кажется, что я больше никогда не увижу свет.
— Держись, Виктория, — говорит Илрит, прорываясь сквозь мрачные мысли. — Не позволяй им завладеть твоим разумом.
— Им?
— Мертвые. Они здесь. — Слова звучат так же торжественно, как звон церковных колоколов на похоронах. Я чувствую, как холодная хватка снова скользит по моей шее, заставляя оглянуться через плечо. Но там ничего нет. — Держи себя в руках и охраняй свой разум. Не позволяй им вытягивать твои мысли.
— Я знаю, как защитить свои мысли от других. — Вечное Море помогло — с самого начала моего приезда мне приходилось следить за тем, что и как я думаю. Но задолго до этого я практиковалась. Закопай все это глубоко внутри. Не позволяй никому — не позволяй ему — видеть то, что приносит тебе радость, иначе это будет взято и уничтожено.
— Хорошо. Эт и другие навыки скоро понадобятся.
— Скоро? — То, как он это сказал, заставило меня задуматься. В этом слове прозвучал зловещий тон.
— Сейчас! — Илрит крутанулся, едва не отбросив меня. Если бы не годы, проведенные за перилами палубы кораблей, я бы, возможно, так и сделал. Он выхватывает копье и издает резкий звук, за которым следует нисходящая трель нот.
Свет вспыхивает, освещая неясное, извилистое и измученное лицо рейфа.
Глава 19
Только когда я смотрю в глаза рейфу, я понимаю, что еще не видел его вживую. В первый раз я столкнулась с рейфами, когда они овладели телами людей Илрита. В следующий раз рейф настиг меня сзади.
Это первый раз, когда я видела такое. И это именно так, как я себе представляла. Призрачный человек — это скорее сгущенный туман, или дымка, чем что-то телесное. Он движется, как бы рассеиваясь и появляясь вновь — части его никогда не догоняют друг друга и плывут по подводным течениям, как крошечные усики, очерчивающие те места, где когда-то были детали.
При жизни душа принадлежала человеку с длинными волосами, завязанными на шее, и тонкой бородкой. Волосы на его подбородке почти напомнили мне моего собственного отца. Но этот человек носит одежду, которая считалась бы модной почти тридцать лет назад. Я только у своего отца видела, как он завязывает галстук в таком узком, душном стиле…
Мысли испаряются. Воспоминание о том, как отец завязывал галстук. Смотрю в зеркало. Я, едва достигшая восемнадцати лет, целую его в щеку, он улыбается и.… ничего. Для чего он так формально одевался, я не могу вспомнить.
Рейф с криком отступает, возвращая меня в настоящее. Он отшатывается от света копья, выражение его лица искажено крайним отвращением. На его лице написано все презрение мира. Как будто это мы виноваты в том, что его больше нет среди живых.
Вместо того чтобы продолжать бой, Илрит ускоряется, все глубже погружаясь в наполненную гнилью пропасть. Он движется за нами, опираясь в основном на хвост, а руки заняты тем, что стучат копьем в противоположную ладонь. С каждым ударом свет пульсирует вокруг нас, отпугивая чудовищ, скрывающихся в этом море смерти. Я вспоминаю колокола, которыми мы отпугиваем сирен. Подобные удары по колоколу нарушают пение настолько, что позволяют нам пройти.
— Виктория, мне нужно, чтобы ты пела.
Я не колеблюсь и не запинаюсь. Как и во все времена в амфитеатре, как с Йенни. Мой рот теперь знает слова старых песен, как мои руки знают канаты корабля. Лучше всего не задумываться.
Мои глаза на мгновение закрываются. Моя хватка на нем ослабевает настолько, что становится менее зримой и более устойчивой. Первая нота вырывается из моих уст, низкая, как рычание. Илрит присоединяется. Мы быстро находим гармонию, и у меня по позвоночнику пробегает дрожь от того, как сладко звучат наши голоса. Даже наши тела двигаются теперь в идеальной синхронности.
Сознание растворяется в ритме. В гармонии. Я погружаюсь в свои воспоминания, которые начинают вспыхивать в тот момент, когда я ищу слова из старых песен. Что-нибудь для защиты, охраны и руководства… Это подойдет. Я останавливаюсь на слове и чувствую, как сила притягивает меня сзади. Поднимается от пальцев ног. Увеличивается в моем теле до такой степени, что кости почти болят.
Она требует, чтобы я от чего-то отказалась, чтобы получить эту силу. И я с радостью готова заплатить эту цену, если она обеспечит нам безопасность. Я начала работать с самыми старыми воспоминаниями о Чарльзе и продвигаюсь вперед. Я выбираю воспоминание о холодной ночи, когда я так вымоталась, поддерживая звонок, пока мы ждали деталь для механизма, что заснула на лестнице, не в силах вернуться к кровати. Чарльза опять не было. А когда он вернулся и обнаружил, что колокол не звонит…
Он исчез.
О чем я думала?
Об этом слове. Вот что мне было нужно.
— Соло'ко… — Я пою слово силы, и посох Илрита сияет еще ярче.
Петь становится все легче, по мере того как мы продолжаем спуск. Мой рот открывается и закрывается, имитируя акт вдоха, как будто я все еще могу, как будто вокруг меня воздух, а не бесконечная вода. Как будто я пою своими легкими, а не магией, вытравленной на моей коже. Я не чувствую ничего, что движется в моем теле. На самом деле, я вообще почти не чувствую своего тела.
Слова и свет копья Илрит омывают меня, отпугивая все новые воспоминания. Еще больше воспоминаний о моментах моего прошлого, которые были оплачены как цена за нашу безопасность — оплачены, чтобы разделить кажущийся непроницаемым мрак. Волны света из Рассветной Точки ударяются о тьму и гниль, издавая шипящий звук, похожий на звук воды, падающей на раскаленное железо, мгновенно пузырящейся и обжигающей. Он сопровождается звуками далеких криков.
Наконец, мы начинаем замедляться. Мои глаза открываются. Не помню, как я их закрыла. Призраки, похоже, покинули нас.
Свет от копья Илрит ударяется о что-то, что не является водой и гнилью. Там, далеко под поверхностью моря, находится кольцо каменных столбов. Они возвышаются вокруг вымощенного круга, в центре которого находится пустая чаша. Морское дно вокруг сооружения вздыблено и выглядит почти как волны, высеченные на песке и камне.
Нет… не волны. И не песок, и не камень. Корни. Гигантские каменистые корни, покрытые багровой гнилью, которая льется из трещин в них, как из гноящихся ран.
Они массивны, как корабли, и пробивают скалистые утесы, сходящиеся на дне этой глубокой долины. Корни обвивают одинокий каменный оазис, то ли обнимая, то ли поглощая его.
Должно быть, это корни Дерева Жизни, как поняла я. Они мертвы и гниют в этой водной могиле. Илрит направляется к кругу колонн далеко внизу.
Вместо того чтобы плыть в арочный грот сверху, Илрит ведет нас вниз, вдоль корней. Непреодолимое желание потрогать их почти одолевает меня, но я цепляюсь за Илрита, пока он плывет под одной из арок круга и прямо к каменному бассейну в центре этого подземного алтаря.
Вблизи бассейн оказывается гораздо больше — достаточно большим, чтобы я могла свернуться калачиком, если бы захотела. Но я не отпускаю его. Илрит погружает наконечник копья в большую чашу, похожую на чашу. Я замечаю на его коже пятна гнили, как будто он был забрызган кровью. От наконечника копья расходятся призрачные ленты, превращаясь в усики, напоминающие листья виноградной лозы. Они растут с невозможной скоростью, переливаясь через края бассейна и расцветая, переплетаясь друг с другом, и сплетаются в небольшой саженец в центре. Когда сияние охватывает Илрита, красная гниль на его коже исчезает, как роса, испаряющаяся в утреннем свете. Моя кожа остается чистой.
— Теперь здесь безопасно. Ты можешь расслабиться. — Он отходит от каменной чаши, опираясь копьем о постамент, на котором она стоит.
Последняя нота повисает, когда я медленно разжимаю пальцы. Легкий толчок — и я отрываюсь от него, глядя в пустоту над нами. Свет от призрачного дерева освещает этот небольшой круг, но мало что показывает за его пределами. Если бы я не видела скалы по обе стороны от нас, я бы не знала, что мы находимся на дне огромной впадины. Я бы вообще ничего не знала об этом месте.
Я, как сломанный компас, вращаюсь без направления. Крики отдаются эхом в глубине моего сознания. Они вокруг меня. Головокружение охватывает меня, и я качаюсь. Трудно сказать, в какую сторону — вверх, как вдруг. Под водой нет ни подъема, ни спада, ни того, что на суше.
Я знаю, каким путем мы пришли, я пытаюсь напомнить себе. Сама земля подо мной. И все же мой разум сомневается в себе. Я никогда не была в таком месте, где нет никаких ориентиров. Здесь нет света. Нет ориентиров. Даже в спокойном море и пустом, голубом небе у меня есть солнце. У меня есть…
— Виктория? — говорит Илрит, хотя его голос кажется очень далеким. Неужели и мои чувства начинают покидать меня?