Какая-то часть меня находится в темной комнате с колоколом под маяком. Я нахожусь в примыкающем к ней крошечном чулане, вделанном в толстую скалу острова, где безопасно, чтобы хлопок не долетал до моих ушей. Там, куда не долетает ни один звук.
Можно кричать и плакать, чтобы он не услышал…
Я прижимаю ладонь к бедру, где должен быть карман для компаса. Но его давно нет. Того, что всегда указывало мне путь, на что я мог положиться, больше нет. Мне не на что опереться в темноте. Я…
— Виктория. — Рука сжимает мое плечо. Я испуганно поворачиваюсь, глядя в глаза, такие же темные, как окружающая нас пустота.
Неужели я навсегда останусь здесь в ловушке? Стану ли я одной из этих тварей?
Его глаза слегка расширяются. Илрит услышал меня. Даже сквозь оболочку он слышал мои страхи.
— Ты не в ловушке и не станешь одной из них. — Илрит покачал головой. — Как я уже сказал, это нормально — чувствовать панику, печаль или гнев в присутствии рейфов. Они питаются жизнью, тщетно пытаясь украсть ее.
— Но я не вижу никаких рейфов.
— Это не значит, что их нет. Затаились. Ждут, когда мы выйдем из этого убежища, или если им удастся убедить нас сделать это, — серьезно говорит он.
— Это не из-за рейфов, — качая головой, пробормотал я, пытаясь успокоиться.
— Это совершенно нормально…
— Я знаю свои эмоции, не спрашивай меня о них, — решительно заявляю я. Когда я только начинала управлять кораблем, было несколько моряков, которые сомневались, что я «слишком эмоциональна» для управления судном. Доказав им обратное, что я вполне способна испытывать эмоции, и руководить командой, я тут же показала им свой корабль в следующем порту. — Как держать в узде свои эмоции — этому я научилась очень и очень хорошо.
— Поэтому еще страшнее, когда они выходят из-под контроля. — Он говорит так, словно ему знакомо это чувство, этот ужас, когда ты оказываешься в ловушке, в голове, которую не можешь узнать. В лабиринте кошмаров, созданных тобой самим. — Идем. Чем ближе к бассейну, тем лучше вы будете себя чувствовать.
Его рука скользит по моим плечам, направляя меня к нему. Я замечаю, как чернильные отметины его бицепса прижимаются к татуировкам на моей верхней руке. Как будто мы одно целое, призванное соответствовать друг другу.
Илрит садится на одну сторону квадратного постамента, на котором хранится анамнез, я — на другую, рядом с ним. Мы оба прижались спинами к камню. Наши руки расслабленно лежат на земле. Почти соприкасаются. Еще одно движение — и мой мизинец коснулся бы его… Вместо этого я подтягиваю колени к груди.
— Что случилось с этим местом? — спрашиваю я. — Как оно стало таким, если здесь когда-то росло Дерево Жизни?
Илрит смотрит в темноту, не обращая на меня внимания. Вместо этого он сосредоточился на корнях вокруг нас или на чем-то еще.
— Некоторые называли Серую Впадину «мостом между жизнью и смертью». Это был долгий путь, по которому души спускались в Бездну Лорда Крокана. Их вел анамнез, и в таких местах мои предки отдавали последние почести и пели защитные песни мертвым.
— Но… мы, сирены, постепенно забывали слова прежних песен. Песни Леди Леллии было труднее запомнить, чем песни Лорда Крокана. — Он с грустным выражением лица смотрит в пустоту. Я припоминаю в его воспоминаниях, как он сокрушался на то, что не слышит слов Леллии. — Было предположение, что корни умерли, когда мы перестали воздавать ей должное. Затем, когда ярость Крокана позволила силам мертвых просочиться в наш мир, корни начали гнить; теперь это исключительно владения Лорда Крокана. Равновесие нарушено. Это могила Смерти.
— Ты думаешь, это Крокан убил корни?
— Он бы никогда. Лорд Крокан — старый бог смерти, но он не использует свою силу со злым умыслом. Он соединяет наш мир с Великим Запредельем вместе со своей женой, Леди Леллией. Дерево Жизни — это то, что привязывает ее к этому миру. Он никогда бы не стал намеренно атаковать его. Воздействие на Дерево Жизни — это провал сирен и жертва его ярости.
— Он никогда бы не напал на Леди Леллию, если бы только был в здравом уме, — говорю я как можно мягче. — Но я уверена, что Крокан никогда бы не напал на Вечное Море, верно? — Илрит продолжает смотреть. Я знаю, что он меня услышал, поэтому не настаиваю на ответе. — Есть ли у сирен хоть какое-то представление о том, почему Крокан так бушует?
— Если бы мы знали, то давно бы уже все починили. — Илрит тяжело вздохнул. — Сирены считали связь Лорда Крокана и Леди Леллии самой священной связью в нашем и других мирах. Именно поэтому мы так дорожим нашими клятвами другим. Почему, вступая в брак, мы заключаем его на всю жизнь.
Настала моя очередь смотреть в Бездну. Не в первый раз я задаюсь вопросом, что мог бы подумать Илрит, узнай он правду о моем долге, но впервые я зацикливаюсь на этом. Похоже, что клятвы здесь даже важнее, чем в Тенврате, особенно брачные. Полагаю, у меня есть ответ на вопрос, почему он никогда не рассматривал возможность моего замужества.
Грустная улыбка появляется на моих губах. Я с легким удивлением обнаружила, что мне неприятна мысль о том, что Илрит мне не нравится. Это заставляет зародыш привязанности к нему, который рос во мне, несмотря на мои желания, замирать. Кто может полюбить тебя, Виктория? спрашиваю я себя, своим собственным голосом. Не Чарльза. Но именно он отвечает, Никто.
Может быть, я откажусь от всех своих воспоминаний о Чарльзе и о том времени, что мы провели вместе, прежде чем Илрит узнает об этом. Тогда, если Илрит когда-нибудь узнает, я смогу посмотреть ему в глаза и сказать, что понятия не имею, о чем он говорит. Я избавлюсь от этого позора силой. С каждым пропетым словом я буду выжимать его из своих костей.
— Что это? — мягко спрашивает он. — О чем тебя заставляют думать призраки?
— Что ты имеешь в виду?
— Ты выглядишь грустной.
Ах, милый, я сама могу заставить себя грустить. Не нужно никаких призрачных злодеев.
— Я подумала, что нам пора снова начать двигаться, — соврала я. А потом, чтобы убедиться, что он не станет допытываться, добавляю: — Ты сказал, что они более активны ночью. Мы мчимся в сумерках.
Илрит выпрямляется и смотрит на меня сверху вниз. В свете анамнеза половина его лица серебрится, а другая половина, преломляясь в камнях, окрашивается в глубокий синий цвет. Он выглядит как образ равновесия жизни и смерти, который он описывал ранее. Как всегда, без усилий, красив. Такой же неприкосновенный, каким был для меня этот мир.
И все же Илрит протягивает руку. Словно мост между двумя мирами, которых не должно было быть, я принимаю ее, и Илрит тянет меня вверх. Он не ожидает, что я тоже оттолкнусь, и я падаю прямо на него.
Мое тело скользит по его, слишком сильно, слишком быстро. Маленькие шорты, которые я ношу, сбиваются между бедер, создавая неловкое трение. Напоминают мне о том, как мало прикосновений было в этом месте. Я сдвигаю ноги, но от этого становится только хуже: они касаются чешуек его хвоста, и по позвоночнику пробегает дрожь от гладкого и прохладного ощущения.
Мы слегка отстраняемся друг от друга. Я избегаю его пристального взгляда.
— Это не только для рейфов. — Илрит, похоже, тоже собирается с мыслями, а потом продолжает как ни в чем не бывало. — Душам и духам легче путешествовать ночью. Да, это относится и к рейфам, но и к тебе.
— Если только я не умерла, ничего не зная… я не дух. — Надеюсь, я буду знать о таком изменении статуса.
— Ты не мертва, — соглашается он. — Но магия, удерживающая твое тело, отпечаталась в твоей душе. Точно так же, как души рейфов удерживаются вместе магией смерти. Когда мы пересечем Фэйд, есть вероятность, что с рассветом она распадется — точно так же, как это сделал бы рейф или призрак.
Беспокойство Шееля возвращается ко мне. Йенни. Все Вечное Море… Мне говорили, что я могу не выжить за пределами Вечного Моря, и я готова была рискнуть ради своей семьи. Но ценой могут стать все они. Масштабы моего эгоизма вновь стали очевидны.
— Мы… мы должны вернуться, — шепчу я.
Илрит вздрагивает, а затем серьезное выражение лица овладевает его чертами, заслоняя их.
— Ты не это имеешь в виду.
— Я не могу… — Неужели я действительно это делаю? Неужели я действительно жертвую своей семьей ради них? — Как я могу идти к своей семье ценой Вечного Моря? — Когда я только прибыла, мне было ясно, что стоит больше. Теперь я уже не так уверена.
— Эти сомнения — это рейфы говорят за тебя. — Илрит хватает меня за руки. Он так же неподвижен, как гигантские корни вокруг нас. — Мы спасем обоих. Твою семью и Вечное Море. Вместе.
— Почему ты так уверен?
— Я… — Настала его очередь замолчать. Он теряется в своих мыслях, слова вянут. — У меня нет причин для этого, — признает он. — Но когда я рядом с тобой, я начинаю верить, что все возможно.
Я ошеломленно смотрю на него.
— Так сохрани свою силу еще немного, ради всех нас.
Каким-то образом мне удается кивнуть.
— Хорошо. — Он улыбается, и над этим темным, забытым уголком мира как будто наступил рассвет. Илрит указывает на одну из арок. Откуда он знает, в каком направлении идти, я не понимаю. — Сразу за ней находится Фэйд. По ту сторону — Серая Впадина и твой корабль. Мы сходим за серебром, которое тебе нужно, и вернемся до наступления ночи.
— Я готова.
Илрит встает спиной ко мне, и я прижимаюсь к нему. Без лишних слов и колебаний мы снова устремляемся в бескрайние и опасные глубины.
Глава 20
Мы проносимся сквозь темноту, мимо второго круга каменных арок, где он пророс еще одним анамнезом, и у нас перехватывает дыхание, но ненадолго.
Песня, которую я пою, уже стала второй сущностью. Ноты льются из меня без раздумий. Поначалу я глубоко задумывалась над тем, чтобы продолжать правильно произносить каждое слово и каждый звук, но потом перестала это делать. Теперь они путаются, набегают друг на друга.
Воспоминания продолжают ускользать от меня. Мои связи с этим миром слабеют по мере того, как я укрепляю власть тех таинственных, старых богов внутри себя. То, что я принесла в жертву в амфитеатре, было совсем не похоже на это. Смутно, за всеми словами, песнями и волшебством, я думаю, не забуду ли я все…