— Попробуйте. Я не берусь. Если по справедливости, то нам надо скинуть процентов десять минимум. Вот тогда еще кое-как потянем. Напрасно вы собираетесь ломать старую систему. Ну, если тут, согласен с вами, и есть чуточку обмана, то ведь он никому не вредит.
Роман положил на стол свои большие руки, пошевелился в кресле и стал похожим на собравшегося в комок ежа. Челюсти как-то по-особенному сжались, нижняя губа полезла на верхнюю. Лицо сделалось злым. Верный признак того, что Роман сдерживает гнев. Увидя такое выражение на лице капитана, на судне говорили «забульдожил» и старались не попадаться ему на глаза.
— Так вот, Виктор Александрович, в будущем месяце мы покажем только то, что действительно перевезли. Без всяких «приблудных». Поняли?
— Понял, товарищ начальник, — официально сказал Малышев, заметя перемену в тоне Романа. — Но все же не советую. Боюсь, что в министерстве останутся недовольны таким оборотом дела. Еще раз обращаю ваше внимание, что и с него спрашивают.
— Пусть. Наше дело добиться реального плана и его выполнять. Вы свободны. Благодарю вас.
— Может быть, не стоит так резко поворачивать? — с надеждой, уже в дверях, спросил Малышев. — По одному чужому судну будем писать ежемесячно. Так незаметно подойдем к истине, а?
— Нет. Рубить — так сразу.
Вскоре в кабинет пришел Шакдогурский. Он начал издалека, осторожно подводя разговор к плану. Роману надоела его дипломатия, он прямо спросил:
— Вы что, по поводу плана пришли? Малышев передал вам мое решение?
— И по поводу плана тоже, — шутливо сказал Шакдогурский. — Нельзя так, Роман Николаевич. Вы, извините, человек еще не очень опытный. Послушайте старого зубра…
— Так вот, Бахтиар Варламович, — перебил его Роман. — Мы тут с главным диспетчером потолковали и решили, что грузы, перевозимые «приблудными» судами, — вы понимаете, о чем идет речь, — в план пароходства не включать. Так, по-моему, будет правильнее, и в министерстве лучше узнают наши реальные возможности.
Шакдогурский отрицательно покачал головой.
— Я в корне не согласен. Во-первых, пароходство не выполнит план, во-вторых, в Москве будут недовольны.
— Мне уже говорил Малышев. Что ж, придется идти на такую меру.
— А каково мнение начальника политотдела?
— Я с ним еще не говорил. Но уверен, что он будет согласен со мной.
Шакдогурский ушел недовольный. В середине дня Романа вызвали по «ВЧ» из министерства. Он ждал такого звонка. На другом конце провода очень знакомый голос весело поздоровался с ним.
— Как дела, Роман Николаевич? Не узнаешь? Хе-хе. Вересков. Да, Валериан Афанасьевич. Давно не виделись. Жив-здоров… Поднимай выше… Как получилось? Судьба. Воевал, был ранен. Встретимся — расскажу подробно…
Вересков! Романа покоробил его фамильярный тон. Кажется, на «ты» они никогда не были…
— Ты что замолчал, Роман Николаевич? Боишься разговаривать с начальством? Стоишь, наверное? — шутил Вересков. — Можешь сесть. Я вот по какому вопросу. Дошел слушок, что ты считаешь свой план завышенным. Правда, меня этот вопрос не касается. Я тебя как друга хочу предупредить. Не лезь на рожон. Не настаивай на пересмотре плана. У Королева, ты посмотри старые сводки, ежемесячно большие перевыполнения были. Так что не советую поднимать вопрос на коллегии, понял?
Роман терпеливо слушал Верескова. Как обращаться к нему? На «вы» или «ты»? Решил на «вы».
— Понял. Поставлю. Считаю, что нужно. Я на днях пошлю вам письменно все свои соображения по поводу плана…
Роман услышал уже недовольный голос Верескова:
— Пожалуйста, не присылай. Я тебе ничего не говорил. Вопрос не моей компетенции. Адресуй начальнику главка. До свидания.
Роман положил трубку. Вересков в Москве! В министерстве! Ну и ловкач! Все идет, как он предполагал. Шакдогурский уже сообщил в Москву о его намерениях. Там забеспокоились. Ну, теперь надо бороться за начатое дело. Роман на минуту закрыл глаза. Он всегда делал так, когда хотел сосредоточиться. В конце концов его должны поддержать в министерстве.
На следующий день на расширенном диспетчерском совещании Роман первым поставил вопрос о плане.
В просторном кабинете начальника пароходства все стулья, стоявшие у стен, были заняты. Собралось много народу. Чувствовалось нервное возбуждение. Роман сидел за своим столом, крепко ухватившись за резные подлокотники кресла, слушал. Большинство выступало против его предложения, считая, что все равно «эти грузы повисают в воздухе» и куда-нибудь их надо приписать, поэтому лучше приписать их пароходству. Так практиковалось, и все были довольны. Вскочил групповой диспетчер Уралов и, жестикулируя короткими руками, горячо заговорил:
— Давно надо было так сделать. Правильное решение. Сплошная липа — все эти проценты перевыполнения…
— Что же вы раньше молчали? — спросил кто-то с места. — От премии, наверное, не отказывались?
— Верно, не отказывался, молчал. Поддержки не было. Попробовал бы я Ивану Васильевичу Королеву такое предложить… Ого!
— У нового начальства хочет авторитет заработать, — хихикнул сменный диспетчер Хилков.
— Не авторитет, товарищ Хилков. А просто каждому честному человеку ясно, что решение правильное. Вот и все.
Попросила слова бледная маленькая девушка из планового отдела и, заливаясь краской от смущения, сказала:
— Я согласна с Ураловым. Когда-то надо исправлять ошибки. Все равно, рано или поздно, пароходство оказалось бы в отстающих. За реальный план надо бороться.
Выступили еще два эксплуатационника. Они говорили о том, что будет значительно лучше, если пароходство добьется реального плана, а то трофейный флот кончится, и тогда уж ни о каком выполнении разговоров быть не может.
Руководящие работники недовольно молчали, всем своим видом показывая начальнику пароходства, что они думают: «Ты новый человек, с тебя не очень-то будут спрашивать, а вот что нам говорить?»
Но в общем Роман остался доволен тем, как протекает диспетчерское. Он ожидал худшего. В конце совещания Роман взял слово:
— Попробуем, товарищи, показывать в сводках фактическое положение, а я постараюсь добиться в Москве пересмотра плана. Думаю, что так будет правильно.
Люди расходились по отделам, обсуждая диспетчерское совещание.
— Значит, прогрессивочка тю-тю! — присвистнул Ползиков, когда ему рассказали о совещании. — Может быть, так и лучше. Все равно потом докопались бы…
В течение нескольких дней пароходство бурлило. Во всех отделах обсуждали решение начальника. Оно сразу стало известным всюду. Отношение к нему было разное. Некоторые считали, что Сергеев хочет показать свою принципиальность только для того, чтобы выслужиться, другие говорили, что все сделано правильно и вовремя, потом, мол, хуже будет. С нетерпением ждали, как примет новшество Москва. Спустя несколько дней Роману позвонил замминистра.
— Рассмотрели вашу докладную, Роман Николаевич. Очень правильно сделали. Зачем нам дутые цифры? Не надо. Мы сами удивлялись и предполагали, что тут какие-то королёвские штучки. Всё руки до настоящей проверки не доходили. Так и оказалось. В общем, министр доволен.
Роман торжествовал.
— А с планом как? Пересмотрели?
— Пересмотрим. Все в свое время. Будьте здоровы.
Правильно! Он не сомневался в этом. Роман позвонил Шакдогурскому.
— Бахтиар Варламович? Только что звонил из Москвы первый зам. В министерстве полностью поддерживают наше решение. Вот так. С планом? Пересмотрят. Ну-ну, не надо быть скептиком.
Он положил трубку, все еще улыбаясь.
А в следующем месяце пароходство не выполнило план на десять процентов. В ведомственной газете появилась статья «По наклонной плоскости», в которой недвусмысленно обвиняли нового начальника пароходства в неумелом руководстве. Премиальные не выплатили. Служащие ходили недовольные. Противники нового подсчета процентов выполнения злорадствовали:
— Ну что? Говорили вам? Сами подрубили сук, на котором сидели.
Роман несколько раз звонил в министерство, спрашивал, когда же он получит откорректированный план, но ответы получал неопределенные. Он пытался поговорить с самим замминистра, но тот всегда оказывался занятым. Все это действовало на нервы, раздражало. Наконец его вызвал к телефону начальник главка. Роман обрадовался. Теперь, наверное, все выяснится, но начальник главка сухо сказал:
— План остается прежним. Он составлялся в расчете только на те суда, которые вы имеете. Так что надо выжимать.
— Вы не учитываете, что флот очень старый и половину времени простаивает, а обещанного количества новых судов мы пока еще не получили. Вот здесь, наверное, кроется просчет министерства. Такой план нам не выполнить.
— Как знаете. Будете отвечать.
Роман обозлился.
— Готов отвечать. Думаю, что на коллегии меня поймут.
Игорь пошел к Роману сразу же после того, как «Арктурус» пришвартовался к причалу. Он поставил судно под погрузку, закончил портовые формальности, дал распоряжения старпому. Вечер оказался свободным. Микешин уже знал, что Сергеев назначен начальником пароходства. За месяц отсутствия Игоря в Ленинграде произошли большие изменения. Ну что ж. Роман дельный парень. Знает работу.
Снова радость охватила его. Он свободен. Никто не орет на него, нет сзади немца с автоматом, который может его ударить в спину, а если вздумается, и выстрелить… Не будет больше серых, дождливых рассветов, когда кусочек неба виден через решетку… Всюду он слышит родную речь. Все кажутся ему такими приветливыми, милыми… Он сам готов делать для людей только приятное… Рот растягивается в улыбку. Ему очень хорошо.
Трамваи весело позванивают, громыхают на рельсах… Автобусы и машины разноголосо сигналят. Раньше он никогда не обращал внимания на то, что у них приятные «голоса». Девушки улыбаются ему. Какие они свежие, нарядные… Игорь не замечает, что платья у большинства старые, не модные, ведь совсем недавно кончилась война…
Мир прекрасен! Стучат каблуки по асфальту. Игорь идет по улице. Свободный… Проспект залит вечерним теплым солнцем. Все выглядит, как праздник… Игорь нарочно не садится в автобус. Пройти Невский пешком, только пешком. Продлить себе удовольствие. Наверное, еще долго он будет испытывать волнение от самых простых, обыденных вещей…