Он разыскал уборщика.
— Давай срочно, немедленно собирай комсомольцев. Надо упросить капитана, чтобы разрешил работать. Порт подводим — они уже груз подготовили. И сами себе нагадили сверх головы. Капитан в сильном «пузыре».
— Все проклятая выпивка, — говорил на собрании Петрович, — кончать с водкой нужно. Только по большим праздникам разрешать. На Первое мая и Седьмое ноября.
— Ему хорошо, он не пьет, а если погулять сходить, потанцевать с девахой, — возмущался моторист Костин. — Что, преступление?
— Вы из себя здесь дурочку не стройте. Проступки ваши ясны. Напились, задержали отход. Всё. Из-за этого команда «Никеля» опозорена. Один раз план выполнили и уже обмарались.
— Правильно. Или плюнуть надо на дело, или кончать с кавардаком. Начали понемногу выходить в люди, надо и дальше так…
— А что вы все запричитали? Чего особенного? Ну выпили, повеселились. Подумаешь! Вот что опоздали — плохо. Ничего, нагоним, — сказал Баранов. — Заплакали.
Но его никто не поддержал.
— Давайте решение собрания. С ним пойдем к кэпу, — предложил Тешка. — По-моему, такое… Коротко и ясно. Ни одного нарушения труддисциплины. Обязуемся. Пиши, Ваня, и голосуй.
Обязательство приняли большинством. К капитану вошли втроем: Сербиянов, Буров и Костин, как представитель «машины».
— Вот, Роман Николаевич, — проговорил Ваняшка Буров, подавая капитану протокол.
Роман внимательно прочел и посмотрел на делегацию.
— Очень хорошо, — сказал он. — Если не будет только на бумаге.
— Разрешите нам выгружать, Роман Николаевич. У комсомольцев нарушений больше не будет…
— А с деньгами что предполагаете делать? Опять в «Арктику»?
— Придумаем что-нибудь… В «Арктику» не пойдем.
— В универмаге продают исландские свитера. Красивые и теплые. Видели?
— Видели. Дорогие очень.
— Не дороже денег. Давайте купим свитера всей команде на заработанные за грузовые операции деньги. Если немного не хватит, я добавлю авансом из вашей зарплаты. Как вы смотрите? Ведь всем нужны.
— Давайте. Думаем, согласятся, ну, а кто не согласится, пусть другое покупает из вещей. Каждому что-нибудь надо.
— Итак, как будто бы все ясно. Стороны пришли к полному взаимопониманию, как пишется в дипломатических отчетах, — сказал Роман, когда делегация собралась уходить. — Делаю последний эксперимент и выступаю в роли доброго дядюшки. С шестнадцати начинайте работать.
«Никель» выбивался в люди. В пароходстве на доске показателей, в графе проценты выполнения, после названия теплохода стояла цифра 101. Экипаж «Никеля», как игроки одной футбольной команды, ходили в одинаковых пушистых исландских свитерах. Это была идея Гешки.
— Покупайте все синие с белым. Пусть знают, что мы с «Никеля».
К обязательству привести судно в порядок относились с жестокой требовательностью. Кончали работу на два часа позже. В море, сменившись с вахты, шкрабили ржавчину, красили надстройки. За «сачками» зорко следили. Был случай, когда Ваняшка Буров не захотел мыть стрелы после вахты.
— Отработаю в следующий раз, — сказал он и направился в каюту.
— Постой, — задержал его Баранов, — уговор был такой: каждый отрабатывает ежедневно.
— Да отработаю я. Чего пристал?
— Иди мой стрелы. Не пойдешь — не дадим грузить.
Ваняшка знал, что это не пустая угроза. Он нехотя, ругаясь, взял ведра и отправился работать.
Что-то новое появилось в облике людей. То ли они перестали себя считать на задворках жизни, почувствовали, что кому-то нужны, то ли сознание того, что они не хуже других, согнало с их лиц скептические нагловатые улыбки. Выражение «нам все до Фени, все равно хуже не будет» исчезло из обихода.
«Поверили в свои силы, а вместе с этим и в лучшее будущее», — думал Роман, видя, как дружно матросы шкрабят ржавчину после вахты, поднимая по всему судну невероятный скрежет.
В местной газетке «Моряк Заполярья» появилась коротенькая заметка о «Никеле». Гордый и очень важный, второй помощник принес ее капитану.
— Вот почитайте, Роман Николаевич.
В заметке было написано:
«Ранее отстававший по всем показателям теплоход «Никель» уверенно хочет занять место среди передовых судов. В последний месяц судно выполнило план на 103,2 %. Экипаж «Никеля» взял на себя ценную инициативу в трудный период помочь порту. Работники Кандалакшского участка просили передать через нашу газету благодарность команде теплохода».
— Прекрасно. Я бы подчеркнул заметку красным карандашом и повесил газету в кают-компании, — улыбнулся капитан.
— Мы так и сделаем.
Насчет спиртного держались крепко. Может быть, на берегу кое-кто и выпивал, но на судно являлись всегда трезвыми. Роман старался оставаться в тени. Как-то само собой получилось так, что все делалось без капитанского приказа. Он — только наблюдал. Иногда приходили советоваться.
Роман долго присматривался к Коринцу и наконец решил списать его с судна. Старпом был неисправим. В изменениях, происходящих на «Никеле», он видел только причину, мешающую ему спокойно жить. Он продолжал пьянствовать. Каплей, переполнившей чашу капитанского терпения, явился двухсуточный прогул Коринца в порту. Роман вызвал его к себе.
— Модест Иванович, вы мешаете нам работать, — сказал он, поймав мутный взгляд старпома. — Уходите с судна. Я пришел к такому выводу не сразу. Ждал, следил за вами… Уходите с судна, и чем скорее вы это сделаете, тем лучше…
— То есть как это «уходите»? — нагло, чувствуя, что капитана ему уже не переубедить, спросил Коринец. — Вы что, хозяин на судне? Капиталистический мир вспомнили? Рожа не понравилась — вон. Так у нас не бывает.
«Наглец. Ну, ничего», — подумал Роман и сказал:
— Бывает. За систематическое пьянство, прогулы, за разложение.
— Нет, товарищ капитан, не выйдет. Вы со мной ни разу не побеседовали, не пытались воспитывать. А так сразу — «уходите».
— Стыдитесь. Вы должны воспитывать, а не вас. С завтрашнего дня можете на работу не выходить. Явитесь в отдел кадров с моим приказом о вашем увольнении. Понятно?
— Ну ладно. Посмотрим еще, чья возьмет. В Невском пароходстве напортачили, теперь тут свои порядки заводите! Понятно, почему вас вышвырнули из начальников.
— Идите, Коринец. Свои изыскания по подбору руководящих работников делайте в другом месте, идите.
Старпом вышел, сильно хлопнув дверью.
На следующий день Роман зашел к Кузанкову, рассказал ему историю с Коринцом.
— Не подходит он команде «Никеля». Подыщите мне другого старпома, Владимир Филиппович.
Начальник отдела кадров побарабанил пальцами по столу.
— Нет старпомов в резерве, Роман Николаевич. Потом, вообще, неладно вы его уволили. Формальная сторона у вас не выполнена. Где предыдущие взыскания? То-то и оно.
— Я, конечно, допустил здесь ошибку. Но, понимаете, не хотелось мне его перед командой позорить. Все надеялся, что поймет человек, увидит, что другой дух на судне. Ведь Коринец старпом. Первое лицо после капитана. А тут надо было один выговор, второй, третий. Думал я, что он сам поймет, и вот ошибся.
— Может быть, все же оставить его на исправление?
— Нет, — убежденно проговорил Роман. — Ему не место на «Никеле». Где-нибудь в более определившемся коллективе, сработавшемся. Чтобы взяли его в железные лапы.
— А как же без старпома?
— Вот что, Владимир Филиппович. Переведем Сербиянова временно. Судно маленькое. Полагаю, что справится. Посмотрим вообще, несколько рейсов. Штурман он неплохой. Второго пришлете. Договорились?
— Ладно, попробуем. А с Коринцом морока еще будет. Знаю я его. Склочник.
Действительно, старпом ходил жаловаться во все инстанции. На «Никель» приезжала комиссия, опрашивала команду, но ничего хорошего про Коринца люди не сказали, да и в пароходстве он был известен. Кончилось дело тем, что Модест Иванович попал вторым штурманом на портовый буксир «Торос» с последним предупреждением.
Гешка Сербиянов, получив новое назначение, крайне удивился. Он спросил Романа, не произошло ли здесь какой-нибудь ошибки, и, узнав, что все правильно, сказал:
— Хорошо, что временно. А то, может быть, и не справлюсь.
Но с момента появления в кают-компании приказа о его назначении старпомом он сразу же переменился.
Теперь Гешка уже с утра ходил по судну в своем единственном парадном форменном костюме с двумя золотыми нашивками. Исчезла его папуасская прическа и засаленные «дунгари». В лице появилась холодная независимость. Видимо, его совсем не смущало высокое положение, в которое он попал.
Но в душе Гешка страшно боялся, что не справится. Доверие, оказанное ему капитаном, было совершенно неожиданным. Гешка ждал всего, только не такого назначения. Старпом! Первое лицо после капитана! И такой молодой. Теперь положение обязывало. Надо показать, на что он способен. Не дай бог, капитан пожалуется кому-нибудь: «Вот назначил мальчишку старпомом, а ему только третьим и плавать. Завалил хозяйство…» Нет, он не допустит такого позора. Они узнают Гешку.
Новому второму помощнику, совсем юнцу, только что окончившему мореходное училище, он сказал:
— Зовут меня Геннадий Александрович Сербиянов. Если что покажется непонятным, обращайтесь прямо ко мне. Кэпа не беспокойте.
Вскоре за обедом произошел разговор, который очень понравился Роману.
Баранов попросил старпома:
— Геша, ты, может, переставишь меня на другую вахту, с восьми до двенадцати?
Гешка покраснел.
— Вот что, товарищи, я обращаюсь ко всем. Был Гешка, а стал Геннадий Александрович. Не потому, что я там зазнался, загибаюсь или что-нибудь в этом роде. Совсем нет. Я остался прежним. Но положение у меня сейчас другое. На берегу, когда пойдем гулять, зовите как хотите, а на судне уж прошу…
Петрович и Буров прыснули от смеха. Старпом строго посмотрел на них. Матросы притихли. После обеда Буров подмигнул Петровичу:
— Ну ты, повар вульгарис, понял, какой у нас теперь старпом?