Возникла пауза.
— Сандра, подумай, — в который уже раз попросил Дмитрий, — вспомни, где он может быть?
— Сколько можно повторять — я не знаю, — ровным голосом ответила она, не оборачиваясь. — Мы расстались. Почему ты не спросишь у этой… как её? Марины?
Его худые плечи поникли.
— Ты знаешь…
— Я много чего знаю, — подтвердила девушка, и в её голосе зазвенели тщательно сдерживаемые не то гнев, не то слёзы, а может, то и другое вместе. Она резко повернулась и прошлась по комнате из угла в угол, остановилась перед Дмитрием.
— Я знаю, что Марина сначала понравилась тебе. Он сам мне сказал. Сказал — Марина такая шикарная, что даже Димка на неё запал. Для тебя ведь это было важно, да? А ему — наплевать! Я его любила! Но ему и на это было наплевать! И на неё ему тоже наплевать! На всех! — Она всхлипнула и закрыла лицо ладонями.
Дима растерянно смотрел на неё.
— Лёшка, конечно, эгоист, — наконец произнёс он, — но и мой друг тоже. Ты… ты успокоишься и поймёшь, что он совсем не плохой… Ты ведь его за что-то любила.
Сандра судорожно вздохнула и вытерла глаза.
— Ты не думаешь, что он просто подцепил какую-нибудь покладистую девицу, решил развеяться, а про лекарства и Марину забыл? В конце концов, сейчас выходные.
По опущенному Диминому взгляду она поняла, что такие мысли забредали ему в голову. Именно поэтому он не побежал с расспросами к дочке адвоката. А к ней можно, она, Сандра, пройденный этап, вчерашний день, прочитанная книга… Растравлять рану ей помешал голос Дмитрия.
— Пойду домой, может, новости есть. — Он встал. — Ты позвони, если что-нибудь узнаешь.
— Конечно, — кивнула девушка. — И ты звони.
Проводив гостя, она вернулась в комнату и медленно приблизилась к стеллажу, возле которого простояла в течение почти всего разговора с Дмитрием. На этом месте она стояла и до его прихода, не отрывая глаз от немудрёной стеклянной картинки в пластмассовой оправе. «Живой пейзаж», вот как называются эти игрушки, состоящие из двух стёкол, щепотки песка и нескольких капель глицерина. По мнению производителей и продавцов, они обязаны благотворно влиять на психику владельцев. Сквозь зеленоватое стекло «пейзажа» виднелась горная гряда на дальнем плане и песчаный берег высохшего озера на переднем. Тоненькая пунктирная полоска, похожая на цепочку следов, уходила вглубь пустыни.
Сандра толкнула пальчиком пластмассовый уголок, и картинка закружилась. Когда вращение остановилось, прямо на её глазах из чёрно-белой песчаной мути образовалась пологая овражистая равнина.
Жалела ли она о том, что сделала в ночь с пятницы на субботу, бросив телефонную трубку, изнемогающая от боли и несправедливости? Сандра предпочитала об этом не думать. Во-первых, обида на мужчину, которого она полюбила так сильно и так незаслуженно, была чересчур сильна, чтобы оставить место для жалости. Во-вторых, у проведённого ею такого простого, что не осталось времени одуматься, обряда не было обратного хода. Что сделано, то сделано.
— Не я виновата, что в твоей душе — пустыня, — прошептала она и вновь прикоснулась к раме, заставив песчаный мир прийти в движение.
Гадание
Зимний вечер заглядывал в окна комнаты, в которой две девочки-подростка занимались странным, на первый взгляд, делом — резали пополам новую свечу. Перед большим зеркалом на столике стояли две консервные банки, ещё одно зеркало, поменьше, лежало на стуле — они собирались гадать. Когда свеча разделилась на равные по высоте половинки, одна из гадальщиц, темноволосая и темноглазая, опалила спичкой их кончики и ловко вставила в приготовленные банки.
— Аня, туши свет! — распорядилась она.
Вторая девочка, с длинным русым «хвостиком» на затылке, щёлкнула выключателем. Свет уличного фонаря, безнадёжно запутавшийся в морозных узорах на стекле, и жёлтый отблеск свечей превратили знакомую комнату в таинственную ведьмину пещеру, с залёгшими в углах зловещими тенями. Подруги замерли на минуту, привыкая к новым ощущениям. Потом темноволосая сосредоточенно передвинула свечи на столе, выравнивая расстояние между ними и зеркальной поверхностью.
— Ты первая, Ксюша? — подала голос Аня, всё ещё стоявшая возле выключателя.
— Нет, давай ты, — после паузы ответила подруга и отошла от столика. — Это ведь была твоя идея и книжка по гаданиям твоя. Начинай. А я тут тихо посижу.
Аня сделала шаг, остановилась нерешительно, но узкая ладонь толкнула её в спину:
— Иди-иди.
Аня вздохнула. Наверняка Ксюше тоже не по себе, поэтому она и пропустила её вперёд, но разве она признается! Девочка привыкла мириться с самолюбием подружки и без возражений, прихватив маленькое зеркало, уселась у стола. В конце концов, мысль устроить святочные гадания на самом деле принадлежит ей, хотя без Ксюшиной энергии идея так и осталась бы идеей.
«Необходимо сосредоточиться», — вспомнила она фразу из книги, выставляя зеркало перед собой как щит. И, когда в туманном стекле напротив возник уходящий в бесконечность коридор, на самом деле забыла обо всём — о притихшей за спиной подруге, о времени, о реальности. «Суженый-ряженый, приходи ко мне ужинать», — повторяла она про себя, вглядываясь в точку схождения двух светящихся стен. И, конечно, увидела его — тёмный силуэт, быстро надвигающееся лицо, именно то, которое она так мечтала увидеть.
— Чур! — крикнула Аня, быстро вскакивая. Поручиться, что образ, стремительно приближавшийся к ней из глубин зеркала, не коснулся его поверхности, что, по примете, сулило несчастье, она не могла, но тревожиться было просто некогда.
— Ты видела? Узнала его? Рассказывай! — уже тормошила её Ксения.
— Видела… — прошептала Аня, и губы её против воли растянулись в широкую глупую улыбку. — Видела… Это Алёшка… Вдруг это правда, Ксюш?! Вдруг он мой суженый на самом деле?
Глаза Ксении восторженно заблестели.
— Конечно правда, Анька! Ой, как здорово! Теперь я!
Девочки поменялись местами. Аня, свернувшись клубочком на диване, наблюдала за подружкой, замершей перед зеркальным коридором. Пламя свечей освещало её профиль — чуть вздёрнутый нос, пухлые щёчки, неизвестно откуда взявшиеся при стройной фигуре, короткая стрижка. Аня совсем не такая, у неё нос прямой, глаза огромные, что неудивительно при её худобе. Мама называет её «Прозрачная», но это ей идёт. И почему бы Алёшке, который нравится многим её одноклассницам, не влюбиться именно в неё?
Высокий, светловолосый, всегда улыбающийся открытой доброй улыбкой — как здорово было бы пойти с ним на дискотеку, всем на зависть. А потом… Когда она закончит школу и медицинское училище, в которое твёрдо решила поступать, а Алексей устроится работать… Наверное, автомехаником или электриком, он любит всякую технику. «Золотые руки у парня», — говорили о нём взрослые.
Но помечтать всласть Анечке не удалось. Не прошло и десяти минут, как Ксюша неожиданно встала и, даже не пытаясь зачураться, отошла от зеркала. Не произнося ни слова, она зажгла люстру, и Аня увидела хмурое задумчивое лицо подруги.
— Ничего я там не увидела, — сердито сказала она, задула свечи и сразу переставила их на тумбочку. — Глупости одни твои гадания.
— Может, надо было ещё подождать? — несмело заикнулась удивлённая Аня, но осеклась, получив в ответ:
— Мне домой пора, уже поздно!
Когда за Ксенией захлопнулась дверь, Аня решила наконец обидеться. Часы показывали только половину девятого, а жила подруга через дом. Она явно видела в зеркале что-то, чем не захотела делиться. Немного поразмышляв о том, что бы это могло быть, Аня махнула рукой. Захочет — сама расскажет, а не захочет… У Ани тоже есть гордость. Радуясь, что родители ещё не вернулись из гостей, девочка включила на полную громкость магнитофон и поудобнее устроилась на диване.
На другой день, в школе, Ксения вновь стала прежней, весёлой и заводной, но любые разговоры о том вечере поддерживать категорически отказывалась, так что Ане пришлось отступиться.
Жизнь шла своим чередом. Близился к концу выпускной класс. Ксения поговаривала о бухгалтерских курсах, Аня утвердилась в решении стать медсестрой. Во время разговоров с «суженым», как она про себя стала называть Алексея, у неё сладко замирало сердце. Всегда приветливый парень шутил с ней, но всё же не выделял из общего круга знакомых, на что она втайне надеялась. Однако он не проявлял особого интереса ни к одной из девчонок, поэтому Аня не огорчалась, считая, что времени для устройства личной жизни у них с Алексеем ещё много. Именно «у них», — с каждым днём она всё сильнее верила, что однажды её «суженый» признается ей в любви, считала это делом решённым и только досадовала от невозможности делиться своими планами с подругой — разговоры об Алексее теперь вызывали у Ксении такую же реакцию, как и воспоминания о святочном гадании.
Уже приближалась осень, давно отшумел выпускной бал, и остались позади волнения, понятные любому, кто хоть раз в жизни назывался «абитуриент», когда Аня, словно вынырнув из бурлящей пены вступительных экзаменов, огляделась вокруг и поняла, что времени для счастья у неё не осталось.
Слух о свадьбе Ксении и Алексея прогремел как гром среди ясного августовского неба. Никто из знакомых не замечал между ними «особых» отношений, которые так трудно бывает скрыть, но пожалуйста — женятся.
Приглашение на свадьбу Аня получила непосредственно от подруги, постучавшей в её калитку однажды вечером.
— Анечка, ты не сердись, у нас всё так быстро получилось, мы оглянуться не успели, — говорила Ксения, ковыряя яркоокрашенным ногтем кору старой яблони. — Пока ты экзамены сдавала. Ты же знаешь, я срезалась уже на первом, вернулась домой, а тут Алёша. Он никуда не поступал, ему в армию скоро.
Аня слушала, отвернувшись. Ей было неуютно и холодно, но не потому, что посвежело от наступающих сумерек. Остро, как укол, девушка почувствовала — время сказок закончилось и её самой, беззаботной, уверенной в обязательном своём счастье, бесстрашно зовущей чудес, нет больше и не будет. Совсем другая взрослая Аня стояла под яблоней и слушала незнакомую взрослую Ксюшу, говорящую такие скучные, такие безнадёжно взрослые слова.