Когда хозяин повесил свои лампы на ветки, со стороны кукурузных полей послышался шум шагов.
— Мои руки возвращаются, — сказал Хельмерс.
Под словом «hand»32 американец подразумевает любого мужчину или женщину, находящихся у него в услужении. Но хозяин ошибся. Когда человек приблизился и вышел на свет, оказалось, что это был незнакомец.
Перед собравшимися предстал высокий бородатый мужчина, одетый в мексиканский костюм, только без шпор, чему здесь все должны были удивиться. Из-за пояса у него виднелись рукоятки ножа и двух пистолетов, а в руке он нес тяжелое, украшенное серебряными кольцами ружье. Зоркий, колючий взгляд его темных глаз обежал всех собравшихся по отдельности. Он производил впечатление жестокого человека, от которого нельзя было ожидать нежных чувств.
Когда взгляд пришельца скользнул по лицу мормона, новый гость слегка подмигнул, но никто, кроме мормона, этого не заметил. Несомненно, это был условный знак.
— Buenas tardes, senores!33 — поздоровался пришедший. — Вечер при бенгальских огнях? Владелец этой асиенды34 представляется мне поэтической натурой. Позвольте мне отдохнуть с вами четверть часика и дайте-ка мне глоток чего-нибудь эдакого, если здесь это можно получить.
Он говорил на смеси испанского и английского языков, что часто бывает у приграничных жителей.
— Садитесь, сеньор! — ответил Хельмерс на том же жаргоне. — Что будете пить — шнапс35 или пиво?
— Подите прочь со своим пивом! И слышать не хочу об этой немецкой похлебке. Дайте мне крепкого шнапса и налейте большой стакан. Понятно?
Новый гость держался и говорил как человек, не привыкший позволять шутить с собой. Он вел себя так, словно явился сюда повелевать. Хельмерс встал, чтобы принести заказанное, и показал на скамью, где он приготовил место чужаку. Но тот покачал головой и сказал:
— Спасибо, сеньор! Здесь уже сидят четверо. Лучше уж я составлю компанию вон тому кабальеро36, скучающему в одиночестве. Я привык к просторам прерии и не люблю тесноты.
Он повесил ружье на дерево и подсел к мормону, поприветствовав его легким прикосновением к широкому полю своего сомбреро. Святой последнего дня аналогичным способом ответил на приветствие. Оба вели себя так, словно были совершенно незнакомы.
Хельмерс вошел в дом. Все остальные, побуждаемые естественной для них вежливостью, избегали в открытую глядеть на чужака. Это обстоятельство позволило ему шепнуть мормону:
— Что же ты не приехал? Знаешь же, как нам нужны известия.
«Мексиканец» проговорил эти слова на чистейшей английском языке.
— Мне не дают уйти, — ответил мормон.
— Кто же это?
— Вот тот проклятый ниггер.
— Это тот, что не сводит с тебя глаз? Какие претензии у него к тебе?
— Он утверждает, что я украл деньги у его хозяина, и собирается меня линчевать.
— Первое он, возможно, и угадал, но уж второе он должен выкинуть из своей башки, если не хочет, чтобы мы кнутами раскрасили его шкуру в кроваво-красный цвет. Есть новости?
— Да, шестеро искателей алмазов с большими деньжищами хотят пересечь Льяно.
— Тысяча чертей! Это нам подходит! Посмотрим, что у них в карманах. У последней жалкой компашки нечего было искать. Но тише! Хельмерс идет.
Хозяин возвращался с пивной кружкой, наполненной шнапсом. Поставив ее перед чужаком, он сказал:
— Вот, получите, сеньор! Вы, наверное, сегодня много времени провели в седле?
— В седле? — удивился незнакомец и вылил в себя почти половину содержимого кружки. — Разве у вас нет глаз? Или же, наоборот, у вас их столько, что вы видите то, чего на самом деле нет? Кто сидит в седле, тот должен иметь лошадь!
— Конечно.
— Так где же у меня лошадь?
— Видимо, там, где вы ее оставили.
— Valgame Dios!37 He стану же я оставлять свою лошадь в тридцати милях от вашей хибары, чтобы выпить у вас пойло, которое ни к черту не годится!
— Не пейте его, если оно вам не нравится! Впрочем, не помню, чтобы я говорил о тридцати милях. У такого человека, как вы, обязательно должна быть лошадь. Где она сейчас находится, меня не касается — это ваше дело.
— И я так думаю. Вам вовсе не стоит об этом заботиться. Поняли?
— Вы намереваетесь оспорить мое право позаботиться о лошади, попавшей на мою одинокую ферму?
— Вы меня боитесь?
— Ба! Хотел бы я посмотреть на человека, которого бы испугался Джон Хельмерс!
— Рад этому, потому что я как раз собирался спросить, могу ли я получить ночлег в вашем доме.
При этом он бросил на Хельмерса выжидательный взгляд. А тот ответил:
— Для вас в доме нет места.
— Черт возьми! Это почему же?
— Потому что вы сами сказали, что мне нечего о вас заботиться.
— Но не могу же я ночью отправиться к вашему ближайшему соседу, до которого я доберусь в лучшем случае к завтрашнему обеду!
— Ночуйте под открытым небом! Вечер погожий, земля теплая, и звездное небо будет для вас самым прекрасным одеялом, какое только можно вообразить.
— Так вы и в самом деле прогоняете меня?
— Да, сеньор. Кто хочет стать моим гостем, тот должен соблюдать вежливость.
— Значит, для того только, чтобы переспать в каком-то загаженном закутке, мне надо пропеть серенаду под гитару или под мандолину? Впрочем, как хотите! Мне не нужно вашего гостеприимства. Я везде найду местечко, где смогу подумать перед сном о том, что я скажу вам, когда нам снова придется встретиться.
— Только не забудьте подумать еще и о том, что я вам на это отвечу!
— Я должен понимать ваши слова как угрозу, сеньор?
Говоря это, незнакомец поднялся и грозно выпрямился перед хозяином во весь свой высокий рост.
— О, нет, — Хельмерс бесстрашно рассмеялся. — Пока меня не вынудят, я очень мирный человек.
— Таким и советую оставаться. Вы живете почти на краю Равнины Смерти. Здесь нужно соблюдать осторожность, чтобы жить с людьми в мире, иначе совершенно неожиданно дорогу к вам может найти Дух Льяно-Эстакадо.
— Вы с ним знакомы?
— Пока я его не видел. Но известно, что охотнее всего он является надменным людям, чтобы отправить их на тот свет.
— Не хочу с вами спорить. Может быть, все те люди, которых когда-либо находили в Льяно с дыркой от «Духа» во лбу, были в свое время надменными парнями. Однако же странно, что все они были разбойниками и убийцами.
— Вы так полагаете? — насмешливо спросил чужой. — Вы смогли бы это доказать?
— Более или менее. У этих надменных парней находили вещи, ранее принадлежавшие тем, кого убили или ограбили в Льяно. Это — достаточное доказательство.
— Если это так, я хотел бы вас дружески предостеречь: здесь, на своей уединенной ферме, никогда не обходитесь с людьми холодно, иначе вас тоже могут найти с дыркой во лбу.
— Сеньор! — взорвался Хельмерс. — Если вы скажете еще хотя бы слово, я вас уложу. Я не убийца, я — очень почтенный человек. Куда скорее можно посчитать способным на такой поступок того, кто прячет свою лошадь в кустах, чтобы притвориться бедным, безвредным человеком, чтобы хозяин не догадался, что имеет дело с bravo38.
— Это обо мне? — спросил чужак, рассвирепев.
— Если вы узнали в моих словах себя, я ничего против не имею. Сегодня вы уже второй человек, который лжет, когда говорит о том, что у него нет лошади. Первым солгал вот этот святой последнего дня. Возможно, ваши лошади стоят вместе. Может быть, там же находятся и другие всадники, ожидающие вашего возвращения. Предупреждаю, что этой ночью я буду охранять свой дом, а завтра на рассвете осмотрю окрестности. Тогда, вероятнее всего, выяснится, что у вас есть очень хорошая лошадь!
Чужак сжал кулаки, поднял правую руку для удара, шагнул поближе к Хельмерсу и крикнул ему в лицо:
— Парень, не хочешь ли ты сказать, что я bravo? Повтори-ка это пояснее, если у тебя хватит смелости, и тогда я убью тебя…
Его прервали.
Кровавый Лис обратил на этого человека меньше внимания, чем на его ружье. Когда чужак поднялся и повернулся к дереву спиной, юноша встал и подошел к дубу, намереваясь получше рассмотреть ружье. И тут его равнодушное лицо приняло совершенно другое выражение. Глаза вспыхнули, складка железной решимости пролегла у рта. Он повернулся к чужому и, прерывая его речь, положил ему руку на плечо.
— Что тебе надо, мальчик? — спросил незнакомец.
— Вместо Хельмерса отвечу тебе я, — спокойно сказал Кровавый Лис. — Да, ты bravo, разбойник и убийца. Берегись Духа Льяно, которого мы называем Мстящим Духом, потому что он воздает возмездие за каждое убийство, стреляя убийце прямо в лоб.
Гигант отступил на несколько шагов, окинул юношу взглядом, одновременно и удивленным и презрительным, а потом издевательски рассмеялся:
— Ты спятил, малыш? Стоит мне только пошевелить пальцем, и я сотру тебя в порошок!
— Молчи! Ты имеешь дело с Кровавым Лисом. Ты думал, что тебе позволено быть наглым с людьми. И тут появляется мальчишка, который сумеет доказать, что тебя надо бояться не больше, чем мертвеца. Мстящий Дух наказывает смертью убийц из Льяно. Ты убийца, а так как Духа здесь нет, то я заменю его. Читай свои последние Pater noster39 и Ave Maria40. Скоро ты предстанешь перед вечным судьей!
Эти слова молодого человека, почти еще мальчишки, произвели исключительное впечатление на присутствующих. Лис представился им в совсем ином свете, чем раньше. Он стоял, гордо выпрямившись, с угрожающе поднятой рукой, сверкающими глазами и непоколебимой решимостью на посуровевшем лице — настоящий судебный исполнитель, посланец правосудия.