«Мы с Машей спрятались на ПП. Артур», – написал он быстро и отправил.
Кирилл не то ждал подобного, не то включил уведомления на сообщения от Маши, потому прочел и мгновенно ответил:
«Понял. Сейчас там опасно. Что я могу сделать?».
«Пока ничего. Будь на связи. Если что я сам напишу», – ответил Артур, подумал и спросил: «Что по нашему салату?»
«В Ленинском»
«Не самый худший расклад», – ответил Артур, подождал, пока Кирилл прочтет, и удалил все их сообщения, словно они и не переписывались, а затем отдал телефон Маше.
– Прибереги пока зарядку, – попросил он и просто ее обнял, чтобы не злить и не ругать ее за беспечность. Ему-то всегда казалось, что это все очевидно, но, видимо, он уже и забыл, что очевидное для него – задолбанного мерами предосторожности – может быть неочевидно для кого-то еще. Сам он никогда не говорил с Машей о безопасности, не объяснял, что надо делать и почему, потому мог опять обвинить во всем себя, обнять ее покрепче и даже прикрыть глаза, прислушиваясь к тихому шуршанию других людей.
Места было мало, сидели все почти вплотную, поджимая к себе ноги. Только то тут, то там мелькал отблеск от экрана телефона.
– Что будет, если тебя задержат? – спросила задумчиво Маша.
– Я не знаю, – честно сказал Артур. – Они грозят уголовными статьями, но будут ли они вешать уголовную статью за очередное 23.34? Не факт. Иногда таких невезучих, как я, пытаются вербовать, но… Это все мелочи, возможно, они меня ищут.
– Как это? – дрогнувшим голосом спросила Маша, заглядывая Артуру в глаза.
– На днях ранним утром приходил участковый ко мне домой, спрашивал, где я, ну и в СК меня пытались вызвать еще в октябре, и за квартиру я не плачу вот уже… давно. Ну или, может быть, они что-то знают о…
Он сделал неопределенный жест рукой и умолк, не понимая, как еще передать, что он понятия не имеет, что ему может грозить.
– Если они знают все, то сколько запросит прокурор? – жалобно спросила Маша, немного помолчав.
– Все? – переспросил Артур, задумался, пытаясь понять, как работали бы законы в нынешнем беззаконии: – Лет пять, наверное, а может меньше, потому что я не публичное лицо, а может больше, потому что какая-нибудь бюрократическая херня залупится. Это ж не про логику все.
Маша тяжело вздохнула, подавляя желание наорать на него за то, что он находится здесь и сейчас с ней в настоящей ловушке и думает о ее безопасности, а не о своей. Вместо этого она прижалась к нему, буквально уткнулась носом ему в грудь, мысленно молясь, чтобы ей не пришлось думать о том, как он будет выживать в СИЗО. В том, что там можно только выживать, Маша даже не сомневалась.
– Сколько у тебя аккаунтов на самом деле? – спросила она, затаив дыхание.
– Двадцать два, большая часть из них, скорее всего, известна силовикам, просто они не знают, кто именно стоит за никами. Некоторые из них сейчас скорее архивные. Симки уничтожены и если я выйду из них, то потеряю информацию, которая может пригодиться после. Давно надо было передать их в пользование людям за бугром, да руки все не доходили.
Маша прижалась к нему еще сильнее, но ничего не сказала. Она хотела спросить больше, но не могла, понимая, что не все он может рассказать.
– Побереги нервы и силы, – попросил ее Артур, коротко поцеловал куда-то в макушку и приобнял.
Он, в отличие от Маши, чувствовал себя не просто запертым в ловушке. Он почти ощущал себя пойманным и пытался заранее смириться с тем, что его неизбежно ждут пытки. Теперь он хотел понять лишь, как обезопасить остальных. Как доказать, что они с Машей никак не связаны, чтобы к ней и Кириллу не пришли с обыском? А главное – как предупредить того же Наташку, чтобы не началась бессмысленная паника?
У него не было идей, и мысли толковые в голову не лезли – там был только какой-то единый гнетущий шум, в котором ему мерещились удары дубинок по щитам.
Глава 28
Воскресенье. 16:04
Пока шел досмотр и опись вещей, Сергей чувствовал себя спокойным и расслабленным. Никаких иллюзий, что кто-то в чем-то разберется и его отпустят, у него не было. Он надеялся, что они напишут какой-нибудь протокол, по которому ему дадут пятнадцать суток. Он их отсидит и выйдет без лишней суеты и криков.
В этом, конечно, было что-то от овцы – покорной и послушной. Как будто он согласен с тем, что хоть что-то нарушал, но жизнь и психика были дороже. Да и самой главной задачей Сергей считал выйти на свободу и продолжить в том же духе, а лучше – с удвоенным энтузиазмом. Но все это будет после. Прямо сейчас главное – остаться живым и свободным, а в идеале еще и целым.
Думая об этом, Сергей стоял неподвижно, спрятав руки в карманы, даже признаваясь себе, что подражает сейчас немного Пылесосу, которого явно ничего не волновало, и это было заразно.
Сергей просто наблюдал, как описывают вещи других и проводят досмотры. Он сначала напрягался, когда в сумках и рюкзаках находились протестные символы: наклейки, ленты, браслеты, флаги, а потом понял, что этим ребятам все равно. Они позволяли каждому самостоятельно выгрузить свои вещи и записывали их все, потом просили показать пустые карманы рюкзаков и сумок, механически проверяли, действительно ли там ничего не осталось, и давали подписать акт. Они даже не смотрели телефоны, отмечали их наличие и не задавали никаких вопросов, когда видели кнопочные звонильники.
– Других гаджетов нет? – спрашивали с явным равнодушием, и слыша «нет», даже не удивлялись. Кажется, все всё понимали. Все понимали совсем всё, и это казалось Сергею нереальным, потому что если все и всё понимают, то почему вообще существует борьба? Почему надо бороться, если всё так очевидно?
Тем временем вернулись женщины. Их вещи, спрятанные в черные пакеты, сразу поставили к уже описанным, а самих поставили у стены рядом с теми, чьи вещи были описаны. Та самая испуганная девчонка снова оказалась напротив Сереги. Она наконец-то порозовела, перестала казаться такой напуганной и держалась куда бодрее.
Оставшихся женщин увели после очередного потока вопросов.
Вещи мужчин же продолжали описывать монотонно, без особого интереса, так что Серега начал уже скучать, пока внезапно не вернулся майор.
Стукнув ногой по металлическим дверям ворот, он браво шагнул в гараж.
– Ну что, тунеядцы, сейчас будем учить вас по-настоящему родину любить! – он сказал это так пафосно и серьезно, что Сергею стало смешно, как будто он наблюдал выступление клопа, заявившего, что лучше тебя знает, как тело надо любить.
«Паразит, одним словом», – решил Сергей, а затем понял, что майор идет к ним в сопровождении еще двух неизвестных в гражданке, но в черных масках.
«Это еще кто?» – подумал Сергей, выпрямляя спину и мгновенно напрягаясь всем телом.
Пояснять ему, конечно, никто ничего не собирался. Не пояснять – явно было одним из способов запугивать.
– Начните с этого, – сказал майор, указав на Пылесоса.
Двое мужчин сразу двинулись к нему, но Пылесос невозмутимо шагнул к ним навстречу.
– Ведите, – почти приказал он им, и те не стали его хватать или как-то трогать, просто один пошел впереди, а второй последовал за Пылесосом, уводя его из гаража куда-то на улицу. Там начинало темнеть, и Сергей задумался: как долго они здесь и что при этом происходит в городе? Успешно ли погуляли районные ребята и что с задержаниями? Много их? Мало? Сколько?
Ему вдруг захотелось почитать новости, а главное – спросить у кого-нибудь знающего, что это за хуи в гражданке с черными масками.
– А это еще что? Что за фашистские метки?! – заорал майор на парня, вещи которого описывали.
Сергей даже испугался, потому что он под фашистской меткой понимал только свастику, ну или хотя бы государственного орла фашистской Германии. Других символов он не знал и представить не мог, как что-то подобное может оказаться сейчас здесь у протестующих.
Он подумал на миг, что в толпе мог оказаться какой-нибудь псих с настоящей символикой, и тут же стало просто больно, потому что майор тряс перед носом парня резиновым белым браслетом, а тот смотрел на него с ужасом и недоумением, не зная, что ответить.
– Ты что, страну хочешь развалить? Продать ее? Так что ли?! – орал майор, но его крик заставил парня сжать кулаки, стиснуть зубы и собраться.
– Я вообще-то люблю свою страну и никогда никому ее не продам, – сказал он, глядя майору прямо в глаза.
– А че тогда ходишь? – спросил майор в какой-то неуместной быдлятской манере.
– Потому что не люблю, когда мне врут и нарушают законы, – ответил парень, внезапно наполняясь явной уверенностью, похожей на ту, что излучал Пылесос, когда смотрел на майора свысока.
Этот парень тоже расправлял плечи и, казалось, становился сильнее и выше, стряхнув с себя недоумение и шок.
– Может, ты еще и на выборах в наблюдателях был? – спросил майор, присев на край стола.
– А может и был, – ответил парень. – Это законно.
– Нагнетать обстановку – это угрожать конституционному строю!
– И это я тут нагнетаю?! Или, может, вы, когда не ищете убийц, а задерживаете тех, кому это не нравится? Запрос на справедливость дубинкой не заткнуть!
– Да?! – удивился майор. – А может, проверим, смогу ли я тебя заткнуть дубинкой? – спросил майор и двинулся к парню, чтобы сказать ему что-то не слышно для остальных.
На лице у того что-то мелькнуло, но он тут же стер эту эмоцию с собственного лица, сохраняя невозмутимость, а майор отступил, самодовольно усмехаясь, видимо считая, что он уже заткнул собеседника.
– А ваш Бондаренко вообще был пьян[96], – добавил он, словно это могло стать окончанием спора.
– И это как-то оправдывает его убийц? – вмешалась одна из женщин, что стояла у стены. – Если человек пьян, его можно убивать? И это ваш закон?
– А чего я должен дергаться из-за каких-то пьяных разборок? – спросил майор.
– Потому что это ваша работа, – возмущенно ответила женщина. – Вы обязаны искать убийц, кто бы ни был жертвой. Обязаны их найти, выяснить, что случилось, и передать дело в суд, где выносится приговор, но этого почему-то никто не делает и даже не собирается!