– А с голосом что? Я же слышу, что что-то не так, – не унималась мама.
Кирилл вздохнул и понял, что часть правды сказать будет проще, чем врать во всем.
– Серегу сегодня задержали, – признался он. – Вот разбираюсь, в каком он РУВД и что делать. Вот представь, первый раз я с ним не пошел – и его взяли. Аж не по себе.
– Ой, какой кошмар, – выдохнула мама. – Помощь какая нужна? Если надо, я быстро помогу передачку ему собрать – знаешь, у меня же тут все приготовленное лежит – а еще могу РУВД обзвонить.
– Не, мам, не надо, – выдохнул Кирилл. – Он вроде в Ленинском, вещи там не берут, списков не дают. Но я не один с этим разбираюсь, так что не волнуйся, ладно? Я справлюсь.
– Ладно, хорошо, но ты, если что, звони. Мы с папой поможем.
– Хорошо, – согласился Кирилл и отключил звонок, бессильно выдыхая и садясь на один из стульев, так, чтобы можно было видеть экран ноутбука.
Он чувствовал себя слишком беспомощным и в то же время был на грани бешенства. Он понимал, что просто озвереет, если кого-то из ребят начнут обвинять в терроризме, создании экстремистских формирований или угрозе конституционному строю[98].
Да и за Машу было неспокойно. Кирилл очень надеялся, что ей, если что, все равно ничего страшнее суток не грозит. Она не была особо активным участником протеста, не участвовала в каких-то межмаршевых акциях еще с сентября, а главное – она уж точно не тянула на организатора, только это не значило, что никому и ничего не стрельнет в голову. Да и условия на сутках были неидеальны.
Отвратительная еда, отсутствие нормального сна, душа и прогулок, бесконечные крики, отношение к политическим, словно они скот – были совсем не тем, что могла бы вынести Маша.
К тому же было в сутках еще кое-что, о чем Кирилл не мог никому рассказать. Однажды ночью, когда он сидел в Жодино, к ним в камеру среди ночи ворвались омоновцы. Они орали и били всех, пытаясь показать, кто здесь главный.
– Мы не позволим вам развалить страну, – заявил Кириллу урод в балаклаве, прежде чем ударить кулаком под дых, впечатывая в стену.
– Вы у нас разучитесь ходить, – поддерживал его еще один, а затем на Кирилла сыпались удары. А в голове почему-то всплывали слова Артура:
– Если бьют ногами, закрывай голову и живот.
Он бросил эту фразу будничным тоном, не отрываясь от телефона, услышав рассказ Маши об очередном избитом в РУВД[99], и Кирилл вспомнил это в Жодино, мгновенно закрывая голову руками и прижимая ноги к животу.
Он отделался парой синяков, в первую очередь потому, что молчал. Тем, кто пытался возмущаться и говорить о правах, досталось больше, но в этом было что-то мерзкое, даже позорное, словно он был виноват в том, что его били, причем недостаточно сильно, чтобы назвать это избиением.
И высказать это он никому не мог. Не хотел волновать Машу, боялся шуток Сереги, а избитому в августе до фиолетовой синевы Артуру казалось нелепым рассказывать о том, что такое получить пару раз ногами по ребрам.
Ему стыдно было даже заикаться, но он все время думал: если такое нормально для сидящих на сутках, что тогда творится в СИЗО?
Эти мысли жгли Кирилла изнутри так сильно, что он был готов убивать. Он был бы готов пойти и захватить какую-нибудь фуру и снести ею забор в Ленинском РУВД. Он был готов переехать катком ОМОН, бегающий по площади Перемен, и единственное, что ему мешало сделать что-то подобное – осознание, что, в сущности, это ничего не изменит. Он только дискредитирует протест и, скорее всего, будет убит на месте, дав при этом пропагондонам прекрасный повод всех и все обосрать, а друзей и свою сестру не спасет.
«Но я так больше не могу», – думал при этом Кирилл и не выдерживал, писал Маше самое простое, на его взгляд, бесполезное смс:
«Где ты там?»
В том, что брат мог написать что-то подобное сестре, Кирилл не видел ничего криминального. Если даже менты начнут спрашивать, Маша всегда могла сказать, что он ее ждет – у родителей, дома, да хоть под фонарем у подъезда. Они родственники, им положено общаться, встречаться, писать друг другу сообщения и звонить по вечерам, но Маша не спешила отвечать, потому Кирилл отвлекался на ноутбук, пытаясь сосредоточиться на новостях, и замечал сообщение, пришедшее на аккаунт, оставленный Артуром.
Открыв чат, Кирилл внимательно посмотрел на сообщение. Некто под ником «Наташка Эйсмонт» писал:
«Твою мать, Арчер, ты куда пропал? Почему не отвечаешь?»
Кирилл смотрел на это сообщение и думал, как ему правильно поступить. Его смущало, что неизвестный обращался к нему, используя старое прозвище, хотя у акка вместо ника был смайлик в виде футбольного мяча. Как к этому относиться, Кирилл не понимал, да и в списке ников, оставленных Артуром, никакой Наташки не находил.
«И что мне делать?» – спросил себя Кирилл, но тут же отвлекался от ноутбука, потому что ему писала Маша в телеграме:
«Все по-старому».
«Тебя ищет Наташка Эйсмонт», – писал Кирилл в ответ, надеясь, что Артур поймет, что это значит, и что-то подскажет, но ответа почему-то не было. Слишком долго не было, и Кирилл решился сам ответить человеку, который, возможно, мог помочь вывезти Артура с площади Перемен.
«Вы с ним знакомы?» – спросил Кирилл.
Сообщение было прочитано, и чат мгновенно исчез.
– Твою мать, – простонал Кирилл, осознавая, что он, кажется, спугнул кого-то важного, и не ясно было, где теперь этого кого-то искать.
В беспомощной панике Кирилл проверил контакты Артура, Наташку там не нашел, попытался вспомнить юзернейм[100], но запутался в сочетании символов, в которых не был уверен.
«Я понял», – ответил Артур с Машиного аккаунта, а затем, видимо подумав, добавил:
«Мы здесь явно надолго. Они не собираются уходить с площади»
«Оккупанты!» – написал в ответ Кирилл, хоть и понимал, что это бессмысленно.
Артур же остался как всегда невозмутим. Он просто удалил их короткую переписку, как будто у него не было никаких эмоций и гнев с отчаянием совсем его не посещали. Одна сплошная рациональность, и это тоже угнетало.
Что ему делать, Кирилл не знал, но мысль о том, что прямо сейчас Маша и Артур еще на свободе, помогала не свихнуться. Он сел и, закрывая лицо руками, ждал. Ждал хоть какой-то ясности от этого темного беспросветного дня.
Воскресенье. 19:09
Он стоял неподвижно у стены и ждал. Вещи у всех были уже описаны. Вторая часть женщин вернулась. Девчонка, сбросившая флаг, еще раз пять попросилась в туалет, за что на нее начинали ругаться даже апатичные менты-амебы, что писали бумажки, но в туалет все равно водили.
Пылесоса не было, хотя люди в масках возвращались и уводили по одному всех, выбирая жертву по какой-то только им понятной логике. Водили на допрос, составляли акт об административном правонарушении и возвращали в гараж, не поясняя, что будет дальше – по крайней мере, так говорили те, кого вернули. Но были и те, кто просто не вернулся сюда, как Пылесос, и это Сергея пугало, как и тот факт, что крикливый майор тоже не возвращался.
Время при этом тянулось так медленно, что Сереге начинало казаться, что они здесь торчат по меньшей мере сутки, но он сдерживал желание как-то развлечься. Только наблюдал, находил взглядом еще одну наклейку на противоположной стене, приклеенную высоко над головами, почти под потолком и тоже в углублении, чтобы видно было только при прямом взгляде, который, видимо, был доступен здесь только задержанным.
Серега улыбнулся, словно это было дерзкое послание от одних задержанных другим. Оно придавало сил.
Шум во дворе заставлял его посмотреть в сторону приоткрытых ворот. В скудном свете какого-то фонаря Серега видел очередной автозак, проезжающий по двору. Если он не ошибался, это был уже четвертый.
«Весело тут им, заночуют с нами, несчастные», – с язвительным сарказмом думал Сергей, чувствуя, как его начинает пробирать нервная дрожь, которая превращалась в спазм где-то между лопатками, когда в гараж внезапно зашел майор и указал на него.
– Этот, – сказал он, и к Сергею тут же шагнули двое в черных масках.
«Да это же ГУБОП!» – внезапно догадался Сергей, и страх превратился в узел где-то под ребрами.
Об одном он только молился – чтобы этот самый страх не отразился на его лице.
Глава 30
Воскресенье. 19:16
Артур ушел за новостями и водой, когда Маше пришло СМС от Кирилла. Она не стала ждать Артура и написала брату суть, а как реагировать на новость про некую Наташку, не знала, потому просто ждала его.
Артур тем временем сходил в смежную комнату, заодно узнал, что происходит снаружи – не из интернета, а от людей, что держали связь с жителями площади Перемен. Как Артур умудрялся даже тут налаживать связи, Маша не знала, но, прежде чем вернуться на свое место, он прошел по залу и коротко переговорил с некоторыми людьми.
«Кажется, он собирается организовать людей даже здесь», – подумала Маша, хотя никакой явной организованности не замечала. Было лишь общее гнетущее ожидание.
– Они проверяют квартиры, – сказал Маше Артур, отдавая ей пластиковую бутылку воды. Это была обычная вода из-под крана, набранная в бутылку от минералки, что была у Маши, но это было лучшее, на что они могли рассчитывать.
– Все помещения проверяют. Рядом с нами уже были, но дверь в коридор заперта, – продолжал Артур. – Во дворе около двадцати человек, они с оружием, среди них ГУБОПовцы и видимо ОМОН, хотя не исключено, что СОБР[101]. Возле лестницы, по которой мы сюда пришли, стоят двое в касках и брониках, так что даже шансов на прорыв у нас нет, придется ждать.
– Сколько? – устало спросила Маша, которой казалось, что каждая минута здесь растягивается в часы. Это она просто не знала, что в камере на сутках время тянется еще медленнее.