Магия и шаманство
Жестокий голод поразил Гренландию. Викинги-переселенцы были вынуждены полагаться на свои запасы, чтобы обеспечить себе скудное питание зимой, но было понятно, что, если голод так же разгуляется в следующем году, как это было в предыдущем, всех их ждет смерть.
Торкель, главный фермер в поселении, послал за Торбьёрг, первой колдуньей на острове. Торбьёрг обычно всю зиму переходила с фермы на ферму, получая стол и кров в обмен на предсказания того, что готовит грядущий год. Этой зимой Торкель и его соседи особенно желали услышать, что она скажет.
Торбьёрг пришла вместе с человеком, высланным ей навстречу, она была одета в темно-синий плащ, блестящий от нашитых на него бесчисленных самоцветных камней. Вокруг ее шеи обвивалось ожерелье из стеклянных бусин. Голова частично скрывалась под капюшоном из шкуры черного барашка, подбитым белым кошачьим мехом. В руках прорицательница держала посох с набалдашником, оправленным желтой медью и усыпанным самоцветами. На поясе из трута висел большой кожаный кошель, в котором она хранила свои зелья. Ноги Торбьёрг были обуты в мохнатые башмаки из телячьей кожи с большими пряжками из желтой меди. На руках у нее были перчатки из кошачьего меха, белые и мохнатые изнутри.
Люди встретили колдунью почтительными приветствиями, а она отвечала на них каждому в зависимости от того, насколько он был ей приятен. Торкель взял прорицательницу за руку и повел к почетному месту, которое было для нее приготовлено. На сиденье лежала подушка, только недавно набитая куриным пухом. С этого места Торбьёрг должна была пророчествовать. Она выглядела довольной приемом, но сказала очень мало. Прежде чем колдунья начнет сообщать людям об их будущем, ее желудок должен быть наполнен – и самой лучшей пищей.
Столы накрыли к ужину, и все расселись для трапезы. Торбьёрг подали овсяную кашу на козьем молоке, а в качестве основного блюда – сердца животных всех видов, которые имелись на скотном дворе фермы Торкеля. У прорицательницы даже был особый столовый прибор: ложка из желтой меди и нож с костяной рукояткой и обломанным острием. После ужина Торкель подошел к Торбьёрг и спросил, не готова ли она сказать людям то, о чем они спрашивают. Та ответила, что вначале должна провести ночь на ферме. Поэтому ее обеспечили самой лучшей постелью, какая только была, и все погрузились в сон.
Следующим вечером Торбьёрг приготовили все, что ей было нужно для ворожбы. Затем она велела людям найти женщин, которые знают необходимые песни (varðlokkur), чтобы помогать ей в работе. Но был уже конец Х века. Многие люди обратились в христианство, и старые традиции, такие, как varðlokkur, отходили в прошлое. В результате не нашлось никого, кто их бы знал. Наконец, заговорила молодая женщина по имени Гудрид:
– Я не колдунья и не ворожея, не могу я считаться и мудрой женщиной, но когда я была в Исландии, Халльдис, моя приемная мать, научила меня песне, которую она называла вардлок.
Торбьёрг улыбнулась ей и отвечала:
– Тогда твое знание кстати.
Но Гудрид добавила, что она христианка и поэтому ей неуютно от мысли, что она участвует в ритуалах своих предков, которые не приняли христианство. Торбьёрг указала на то, что народ Гудрид находится в великой нужде и девушка оказала бы людям очень большую услугу своим пением. Затем колдунья более жестко заявила, что Торкель должен заставить Гудрид петь. Торкель понял ее с полуслова и начал уговаривать девушку, пока та не согласилась.
Затем Торбьёрг встала со своего места, и женщины окружили помост кольцом, где она находилась. Гудрид начала петь. После ритуала все сошлись во мнении, что никогда не слышали, чтобы кто-нибудь пел таким красивым голосом.
Когда Гудрид закончила, Торбьёрг поблагодарила ее и сказала, что заклинание оказалось успешным. Чтобы принять участие в ритуале, явилось множество духов, которые ранее ожесточились против людей. И теперь с их помощью прорицательница могла видеть весь предстоящий год:
– К концу зимы придет и конец голода. С наступлением весны земля исцелится, и вы больше ни в чем не будете нуждаться.
Затем колдунья повернулась к Гудрид и сказала:
– А тебя, Гудрид, я сразу же отблагодарю за твою помощь, ибо я теперь ясно вижу твою судьбу. Ты вступишь здесь, в Гренландии, в самый почетный брак, но он не будет долог, ибо все пути твои ведут в Исландию, и там от тебя произойдет большой и славный род, и над твоим потомством просияет яркий свет. Будь же здорова и счастлива, дочь моя!
После этого каждый из присутствующих по очереди подходил к Торбьёрг и спрашивал, что грядущий год готовит для него. Мало что не сбылось из того, что она предсказала.
Торбьёрг позвали на соседнюю ферму, и она распрощалась с Торкелем и его людьми. А когда пришла весна, голод отступил, и у людей были полные желудки и счастливые мысли302.
Рассказ о прорицании Торбьёрг из «Саги об Эйрике Рыжем» – это одно из самых подробных и выразительных описаний магии викингов в древнескандинавской литературе. Большая часть подробностей, содержащихся в этом отрывке, снова и снова появляется в других, более кратких рассказах о магических практиках в эпоху викингов.
В скандинавском контексте магию, возможно, лучше всего определить как знание о манипуляции духовными силами и умелое применение этого знания на практике. Магия отделялась от религии на основании того, что занимающийся ею человек не просто молился высшим силам и смиренно просил их о милости, он активно управлял некоторыми из них, чтобы достичь определенного исхода. Бесспорно, нет никаких записанных примеров того, чтобы кто-нибудь пытался с помощью магии контролировать самих богов – это было бы бесполезно и могло иметь ужасные последствия для человека, попытавшегося сделать нечто настолько оскорбительное с силами, удерживающими вместе космос. Но духовные сущности с более низким статусом, такие, как части «я», о которых мы говорили в главе 7, были легкой добычей. Практикующий маг также работал с духами настолько же сильными, как он сам, или даже более сильными, выстраивая с ними рабочие отношения.
В мастерстве колдуна главным было знание. Самое распространенное древнескандинавское слово, обозначающее магию, fjölkyngi303, значит «великое знание». Оно происходит от глагола kunna («знать»), но не относится просто к любому виду знания, а указывает на понимание внутренней сути людей, вещей и мира в целом, а также на владение древними знаниями и традициями304.
Такая способность проникать в сущность окружающего и всесторонние знания были необходимой основой для любого успешно практикующего мага. Случайный человек не мог просто сказать «абракадабра» и ожидать, что произойдет нечто «магическое». Это было не более вероятно, чем для современного человека сказать «машина» и ожидать, что тут же появится новый автомобиль. Сборка автомобиля – непростая задача, требующая весьма специфических знаний и умений, и именно такими для скандинавов и были манипуляции с духовными сущностями.
В мировоззрении викингов магия не являлась иррациональной. Одновременно она ни в коей мере не нарушала то, что мы бы назвали «законами природы». Возможное воздействие магии было совершенно рациональным, если принять во внимание фундаментальные представления викингов о реальности, оно работало полностью в соответствии с «законами природы», – которые, как мы уже видели, в сущности, сводились к судьбе, – а не шло против них.
Сейд
В древнескандинавских источниках используется слово «сейд» (seiðr) для обозначения двух понятий, которые кажутся совершенно разными: для именования одного вида магии и как синоним для слова «магия» в целом. Это еще один пример подвижности скандинавской религии и отсутствия в ней систематизации, о чем мы уже упоминали. В то время как некоторые современные авторы пытаются выделить сейд в качестве отдельного вида магии, четко обособленного от других ее видов, сама расплывчатость, с которой источники изображают сейд, расходится с подобной интерпретацией. Более того, в древнескандинавской литературе не говорится ни о каких магических обрядах, которые не являлись бы сейдом, так что идея о том, что существовали другие формы скандинавской магии, которые не считались частью сейда, имеет под собой очень шаткое основание. Таким образом, самая безопасная и наиболее широко принятая интерпретация состоит в том, что сейд рассматривается фактически как синоним для обозначения магии в целом305.
Распространенное древнескандинавское существительное seiðr означало «веревку», «нить», «силок», «повод». Долгое время ученые отказывались принимать версию о том, что название магической традиции произошло от общеупотребительного существительного, поскольку с первого взгляда совершенно непонятно, какие отношения могут связывать сплетенные нити и впавшего в транс колдуна. Но более тщательные недавние исследования пролили свет на эту загадку и одновременно позволили выяснить, что же представлял собой сейд на практике306.
Неизвестный художник. Фригг, прядущая облака
Возьмем, к примеру, украшенный драгоценностями посох Торбьёрг. Кажется, эта вещь была практически универсальным аксессуаром для практикующих сейд («волур», древнескандинавск. völur, ед. ч. вёльва (völva))307.Это символическое веретено – приспособление для скручивания нити. С таким ритуальным веретеном в руке колдун или колдунья, выполняя чью-то просьбу, посылали вовне свою духовную часть или других духов. Они накручивали на веретено воображаемую нить, чтобы позвать дух назад, когда достигнут своей цели308.
Еще одной стороной связи между магией и «веревкой», «нитью», «силком», «поводом» было, разумеется, преобладание образов связывания и сбрасывания оков в примерах с использованием ворожбы в древнескандинавской литературе. Чтобы контролировать кого-то, требовалось метафорически связать, и есть основания полагать, что для скандинавов это было больше, чем метафорой. Путы, которые привязывали отправившихся в путешествие духов к посоху их хозяина, могли поймать в ловушку своих жертв.
Например, одним из самых пугающих обстоятельств для викингов было обнаружить, что в разгар битвы тебя парализуют так называемые «боевые оковы» (herfjöturr) вражеского мага, как это случилось с главным героем «Саги о Хёрде и островитянах». В ключевой момент битвы вёльва наложила на Хёрда боевые оковы. Сила воина была так велика, что он сумел освободиться и продолжить бой. Но оковы снова оказались на нем, и в результате огромного напряжения он снова избавился от них и поднял оружие против своих врагов. Но он был пленен в третий раз, и так оказался бессильным против врагов, окруживших его309.
Кроме того, вспомните образ плетения сети, который иногда использовался для передачи представлений скандинавов о судьбе (глава 5). Иногда в древнескандинавских текстах норн называли «волур». Если принять во внимание это неожиданное взаимопроникновение образов, то кажется вполне обоснованным предположить, что вращение, задействованное в сейде, имеет какое-то отношение к плетению нити в паутине судьбы. Тем не менее не похоже, чтобы колдунов и колдуний из человеческого рода считали способными изменить тот «правильный» узор, который уже создали норны; возможно, они могли «только» добавить несколько дополнительных стежков по краям.
Ритуалы сейда часто совершались на возвышении или помосте под названием seiðhjallr, как это делала Торбьёрг в «Саге об Эйрике Рыжем»310. Песни varðlokkur («заманивание духов-покровителей»), которые пела Гудрид, были еще одной общей чертой, и привлеченные ими духи помогали вёльве в работе. Говорили, что эти песни чрезвычайно приятны для уха, и их очарование, как считалось, естественным образом привлекает духов. Из-за своей приятности песни также могли использоваться, чтобы завлечь жертву опасной магии в место, где ей вскоре будет причинен вред311.
Как же колдуны входили в состояние транса, в котором занимались своей работой? Источники не дают прямого ответа на этот вопрос, но предлагают некоторые подсказки. С одной стороны, нет никаких доказательств широкого использования у скандинавов энтеогенов (изменяющих сознание растений, использовавшихся в религиозных практиках, буквально «вещества, которые переносят человека к божеству»). Возможно, это происходило от случая к случаю, но нельзя сказать, что было широко распространено312. (Что вполне понятно, единственным исключением был алкоголь, но он использовался в более крупных и регулярных общественных ритуалах, таких, как те, которые мы рассматривали в главе 9, и ни в одном источнике не отмечено, что вёльва употребляла какое-то значительное количество алкоголя до того, как приступить к своим ритуалам.)
Вместо этого, вполне возможно, колдуньи сами вводили себя в необходимое состояние сознания с помощью музыки varðlokkur, а также упражнений на глубокое дыхание: источники иногда указывают, что прорицательницы «вопят», приступая к ритуалу, что может говорить о подобной практике и совпадает со скандинавским отождествлением дыхания и духа. Но, опять же, точно знать мы не можем.
Слова, произнесенные, пропетые или записанные, были еще одной главной чертой магической практики в эпоху викингов. Для скандинавов слова не были просто символами, которые по факту соответствуют чему-то в «реальном мире». Их не произносили понапрасну. Считалось, что слово вызывает к жизни существо, которое оно символизирует. Слова, произнесенные вслух, пропетые или написанные на материальной поверхности, обретали свое собственное физическое присутствие и становились частью ткани мироздания. Они превращали абстрактное намерение или идею во что-то конкретное. Слова – и намерения или идеи, стоявшие за ними, имели силу изменять физическую реальность, как и любое другое явление окружающего мира. Таким образом, когда кто-то произносил благословение или проклятие, скандинавы верили в него просто потому, что оно было произнесено313.
Колдуньи использовали эту невероятную силу несколькими способами. Один из них – записать текст заклинания рунами – скандинавским алфавитом. После того как слова были записаны, буквы обычно окрашивали в красный цвет жертвенной кровью (hlaut), чтобы придать им больше мощи314.
Другим способом было громко пропеть заклинания – эту практику называли galdr. Слово galdr чаще всего означало просто «петь или декламировать заклинание», но у него есть и второе значение – «животный шум», особенно тот, который издают петухи и другие птицы с особенно пронзительными голосами. Говорили, что святой человек был galinn – это примерно значит «объектом galdr». Как бы то ни было, galdr считался приятным для слуха и, возможно, пропевался с особым ритмом, сохранившемся в нескольких отрывках из эддической поэзии, который назывался galdralag315.
Еще один метод в арсенале колдунов и колдуний – útiseta, буквально – «сидение снаружи». Хотя само по себе оно ритуалом не являлось, но входило в их структуру, делая особенно эффективными. Во время útiseta требовалось провести ночь, сидя снаружи, в местах большой духовной силы, таких, как могильные холмы, участки под покачивающимися телами повешенных или около бегущей воды. Ничего удивительного, что чаще всего útiseta использовалось в ритуалах, связанных с общением с мертвыми316.
Применение сейда
Магия может казаться чем-то совершенно экзотичным и невероятным. Но даже в своих самых диковинных проявлениях она была (а в некоторых уголках мира по-прежнему таковой и остается) способом преодолеть большие и малые тревоги, которые являются неотъемлемой частью человеческого существования. Будучи такой же древней, как и само человечество, магия и сегодня все еще с нами, хотя наши методы преодолевания проблем могут быть совершенно иными.
Что вызывает у вас напряжение в жизни и что вынуждает вас тратить много времени, пытаясь все взять под контроль? Деньги, любовь, физическое влечение, дружба, репутация, здоровье и / или неуверенность в будущем? Викингов тревожило то же самое, и магия – умелое манипулирование неощутимыми, невидимыми силами – была одним из способов, который они использовали, чтобы повернуть важные события туда, куда им хотелось.
Иногда сейд был связан с тем, чтобы предсказать будущее, ничего не предпринимая, как в ритуале, проведенном Торбьёрг в Гренландии; в других случаях события пытались изменить. Иногда сейд использовали для «домашней» или «гражданской» жизни, а порой – на войне. Археолог Нил Прайс подытожил способы его применения:
Существовали ритуалы сейда для предсказания будущего и ясновидения, для поиска спрятанного (это касалось как сокрытого в сознании, так и потерянного в физических локациях), для исцеления больных, для удачи, для управления погодой, для призыва дичи на охоте и хорошего улова на рыбалке. Важно, что сейд мог использоваться и в совершенно противоположном ключе: чтобы проклясть человека или какое-то предприятие, чтобы погубить землю и сделать ее бесплодной, чтобы навлечь болезнь, чтобы предсказать фальшивое будущее и таким образом направить людей по пути несчастий, чтобы ранить, искалечить, убить в домашних спорах, а особенно – в битвах317.
Предсказание, во-первых, и прежде всего требовалось для того, чтобы разглядеть развитие равнодушной судьбы, а уже во-вторых, – для того, чтобы понять волю богов, которые, как считалось, должны приложить руку к решению проблемы. Как мы уже видели, викинги жили в мире, где существовало постоянное напряжение между судьбой и свободным выбором. Заглядывать в будущее с помощью прорицаний – это для викингов что-то вроде прогноза погоды: предсказания позволяли людям более четко увидеть, какие возможности им доступны, а какие недостижимы. После этого они могли разработать планы того, как действовать в этих границах318.
Если принимать во внимание то, что в эпоху викингов господствовали война и борьба, то понятно, почему одним из главных назначений сейда было активное изменение возможного исхода жестоких споров. По словам Прайса, боевое применение сейда включало в себя возможность: сеять страх и замешательство, придавать смелости и ясности ума, вызывать физическую слабость, награждать физической силой, магически препятствовать движениям тела, разрушать или усиливать оружие и броню, давать неуязвимость в битве, убивать людей, воскрешать мертвых воинов, чтобы сражаться снова, обеспечивать защиту от колдунов, сражаться с ними и убивать их319.
Другими словами, сейд, в сущности, мог повлиять на любую сторону конфликта эпохи викингов. Часто он играл значительную роль в том, чтобы изменить превратности войны.
Сексуальная динамика сейда
У сейда был явный сексуальный компонент, даже в тех случаях, когда окончательные намерения заказчика не имели ничего общего с сексуальностью320.
Вспомните, что мы говорили об основанной на сексе и половых различиях морали эпохи викингов в главе 6. Если кратко, то самые стыдные и порочащие честь вещи, которые только мог совершить мужчина-викинг, назывались argr – словом, которое означало «немужественный», «трусливый» и «занимающий подчиненную позицию при гомосексуальных сношениях». У скандинавов было одно слово, которое обозначало все три порока: существительное, образованное от argr и обозначающее состояние, – ergi.
Скандинавы считали практику сейда от природы argr. В песне «Старшей Эдды» «Перебранка Локи» Локи обвиняет Одина в том, что тот является ворожеей:
А сам ты, я слышал,
на острове Самсей,
как ведьма, бил в барабаны,
жил, ворожея,
у людей в услуженье, —
сам ты бабоподобный муж (argr)321.
Подобным же образом в «Саге об Инглингах» говорится, что, после того как был придуман сейд, «мужам считалось зазорным заниматься этим колдовством, так что ему обучались жрицы»322. В то время как для женщины занятия магией были более или менее нормальными, то же самое нельзя сказать о мужчинах.
У.Г. Коллингвуд. Локи, летящий в Йотунхейм
Почему же викинги считали магию такой глубоко постыдной для мужчин? На первый взгляд это выглядит ненормальным. И источники никогда не объясняют это открытым текстом. Тем не менее они дают нам несколько подсказок, которые, если соединить их вместе, формируют целостную картину.
С одной стороны, в культуре, где решительная, физическая, жестокая защита чьей-то чести находилась в самом центре понятия мужественности, победа в споре с помощью такого тихого и интеллектуального способа, как магия, могла выглядеть самой настоящей трусостью.
С другой стороны, связь между сейдом и свивающейся и переплетающейся нитью дает ощущение, что он является «женской работой», не подходящей для любого «настоящего» мужчины323.
Также во время самого ритуала посох держали между ногами в намекающей на что-то непристойное манере, как будто исполнитель сидит на нем верхом324. (Могло ли это породить широко распространенные изображения ведьм, сидящих верхом на метле?) Сексуальная окраска этого положения подчеркивается тем, что слово gandr, одно из слов, использовавшихся для обозначения магического посоха, также могло означать «пенис»325.
Неизв. художник. Норвежский король Харальд I Прекрасноволосый. Фрагмент исландского манускрипта XIV в.
Кроме этого, словом gandr называли и дух326, и именно здесь мы находим ключ к тому, что кажется единственной самой важной причиной того, что сейд считали недостойным для мужчин. В начале ритуала тот, кто его проводит, вопил, намереваясь вдохнуть духов, которые помогут в работе327. С точки зрения викингов, он позволял этим духам пройти через одно из своих отверстий и, таким образом, становился фактически пассивным партнером в сексуальном акте328.
По тому же показателю мужчина, который находился под влиянием ритуала сейда, становился argr, поскольку духи, посланные тем, кто проводил ритуал, входили в его тело. Особенно живой пример можно найти в «Пряди о Торлейве, ярловом скальде». Ярл был атакован с помощью сейда, и его анус так невыносимо чесался (из-за входящих в него духов), что он даже не мог сидеть прямо. Единственный способ, которым он сумел добиться облегчения, – это приказать двум людям взять мешковину, завязать на ней несколько узлов и протаскивать между его ягодиц. Как будто средневековой аудитории, слушающей эту сказку, были нужны дополнительные подтверждения того, каким «немужественным» стал ярл, в качестве еще одного побочного эффекта магии у ярла выпала борода329.
Тем не менее несмотря на высшую степень позора, связанную с сейдом, мужчины всех социальных слоев явно стремились практиковать его из-за необычайных сил, которые давало это колдовство. Согласно «Саге о Харальде Прекрасноволосом», среди них был даже сын конунга. Когда конунг Харальд увещевал своего скальда Витгейра прекратить колдовство, тот ответил, что Харальд лучше бы передал эти наставления своему сыну Рёнгвальду, известному как колдун. Для конунга Харальда это было так оскорбительно, что он послал другого своего сына – а это был не кто иной, как печально известный Эйрик Кровавая Секира – убить Рёнгвальда, что Эйрик и сделал. Он сжег брата живьем в доме, где собралось еще восемьдесят колдунов330. Очевидно, стыд конунга Харальда от того, что в семье был колдун, был сильнее, чем любовь к собственному сыну.
Социальный статус практикующих сейд
Как вы, возможно, уже догадываетесь, социальный статус тех, кто занимался вызывающим страх искусством сейда, во многом зависел от их пола. Колдунов, вероятно, практически повсеместно поноси2ли и порочили, хотя к их услугам и прибегали, если у клиентов возникала в том нужда. Презрение и неуважение к колдунам уменьшалось из-за страха и трепета перед их силами.
Со статусом колдуний дело обстояло сложнее. Женщины, занимающиеся сейдом, оставались достаточно малозначительными личностями, но от них, скорее, держались подальше, а не презирали. Они жили в туманных пограничных землях между мирами людей, богов и других созданий. Чтобы подчеркнуть эту особенность, даже могилы вёльв описываются как «находящиеся в стороне» от других могил, на краю мест захоронения331.
Также ворожей рассматривали весьма двойственно. С одной стороны, их часто чествовали, устраивали пиры и дарили роскошные подарки, в том числе дорогие ювелирные украшения, как будто бы их социальный статус был чрезвычайно высок. Что-то подобное мы видели в рассказе о Торбьёрг из «Саги об Эйрике Рыжем». Тем не менее – и отголоски этого также можно видеть в истории Торбьёрг, – к вёльвам относились как к неблагонадежным и, следовательно, не таким людям, с которыми стоит иметь дружеские отношения; гостеприимство их хозяев часто зависело от того, предрекут ли они счастливую судьбу и не упомянут ли о дурном. Другими словами, колдуньям приходилось придерживаться версии нашей поговорки эпохи викингов: «Если не можешь сказать ничего хорошего, не говори вообще ничего». Прайс метко характеризует этот аспект их социальной роли как «ритуальное увещевание»332. Считалось, что они на самом деле обладают властью видеть будущее, но от вёльв ожидалось, что они будут говорить только приятные вещи, независимо от того, что видят в действительности.
Когда сейд использовался, чтобы не просто предсказать будущее, а достичь какой-то определенной цели, его результаты могли оказаться любыми, от помощи до вреда. Эти два полюса часто были двумя сторонами монеты: помощь одному человеку сплошь и рядом могла навредить другому. Это особенно применимо к викингам, которые верили в «экономию судьбы»: в мире существует определенное, конечное количество удачи, и когда судьба одного человека меняется к лучшему, судьба другого обязательно должна измениться к худшему333. Когда сейд вредил кому-то, особенно когда кто-нибудь действительно умирал, к вёльве, причинившей такой вред, относились как к любому, совершившему подобное преступление.
Колдунов и колдуний нередко убивали представители официального правосудия. В сагах достаточно подобных примеров. Вот только несколько из них: в «Саге о Гисли» пожилая вёльва по имени Аудбьёрг убила двенадцать человек, и ее забили насмерть камнями. Ее брат Торгрим, также занимавшийся разрушительной ворожбой, был убит позднее334. В «Саге о людях из Лососьей долины» у человека по имени Хрут возник спор об обладании несколькими лошадьми. Соперник Хрута нанял колдуна Коткеля и его сыновей, чтобы повредить своему конкуренту. Однажды ночью они забрались на крышу дома Хрута и начали петь чрезвычайно приятную для слуха и нежную песню. Хрут, понимая, что это означает, приказал своей семье оставаться внутри и не спать. Тем не менее вскоре все были усыплены музыкой, кроме самого младшего и любимого сына Хрута Кари. Зачарованный волшебным пением Кари вышел из дома. Как говорится в саге, «он пошел к тому месту, где происходило колдовство, и тут же упал мертвым»335. За это и другие преступления Коткеля, его жену и сыновей забили камнями или утопили336. В «Саге о людях с Песчаного берега» колдунья Катла делала предложения сексуального характера мужчине по имени Гуннлауг. После того, как он много раз отказывался, дух Катлы напал на него и на много месяцев поразил тяжелой болезнью. Когда люди разобрались, что произошло, Катлу казнили337.
Тех, кто занимался магией, не преследовали и не убивали без разбору, как это было в эпоху печально известной охоты на ведьм в начале Нового времени. В приведенных выше примерах из саг казненных убили не потому, что они колдовали, но, скорее, в рамках общей феодальной культуры с понятиями чести и крови, где любое убийство или тяжкое телесное повреждение подлежали отмщению с помощью другого убийства или тяжкого телесного повреждения. Единственное исключение из этого правила мы видим в случае с сыном конунга Рёнгвальдом и его товарищами. Очевидно, мужчина, ставший вёльвой, навлекал на себя такой позор, что это становилось достаточным основанием, чтобы родственники могли его убить из-за бесчестья, тень которого падала и на них.
Шаманство
Определить, кто такой шаман и что такое шаманство – достаточно трудное дело. Самой точной и общепринятой формулировкой на сегодняшний день является та, которую дал антрополог Ауке Хулткранц: «Шамана мы можем определить как общественного деятеля, который с помощью духов-покровителей достигает измененного состояния, чтобы создать хорошие отношения со сверхъестественным миром ради членов своей группы»338. Это определение мы и будем использовать в книге.
Н. Витсен. Шаман в Сибири
Слово «шаман» происходит от эвенкийского šaman. (Эвенки – один из коренных народов Сибири.) Технически понятие «шаманство» в значении «то, что делает шаман» было придумано современными антропологами и приложено к «шаманской» деятельности в культурах всего мира, чтобы их проще было обсуждать в сравнении друг с другом. Этот термин или понятие нельзя назвать чистейшей выдумкой, поскольку в очень многих культурах всего мира действительно существовали общественные деятели, чьи роли и занятия более или менее (но, конечно, не точно) соответствовали тому, чем занимались шаманы у эвенков. Это сделало понятие часто используемым и даже необходимым в некоторых контекстах, но оно могло вызвать проблемы превратного истолкования культурных различий, вместо того чтобы просто подчеркнуть совершенно реальные общие черты, существующие одновременно с совершенно реальными отличиями. В этом отношении оно нисколько не отличается от понятий религии, ритуала и молитвы339. Выбросить эти последние понятия из книги подобного рода означало бы не видеть леса за деревьями, и то же самое можно сказать и о шаманстве. Обсуждение шаманства у скандинавов, таким образом, не просто уместно, но необходимо, чтобы пролить свет на некоторые аспекты скандинавской религии и увязать их с определенной обстановкой.
В то время как все элементы скандинавской религии, которые с полным правом можно считать так или иначе «шаманскими», слишком многочисленны, чтобы мы полностью могли обсудить их на страницах этой книги, два аспекта религиозной практики викингов выбиваются из общего ряда как особенно примечательные в этом отношении. Если не вдаваться в подробности, то все проявления шаманства у викингов мы можем разделить на женскую и мужскую сферу.
Женской сферой, коротко говоря, был сейд. Вёльва проводила свои ритуальные действия в измененном состоянии сознания, которое, по определению Хулткранца, является одной из характерных черт шаманства. Как мы уже видели, во время ритуала человек, практикующий сейд, созывал и посылал духов-покровителей. И хотя во многих случаях колдуны и колдуньи устраивали ритуалы ради своей выгоды, еще более часто они делали это для других. Практикующие сейд – и Фрейя, и Один, если приводить примеры из божественной сферы, – были классическими шаманами.
К мужской сфере скандинавского шаманства можно отнести определенные группы воинов, которых называли берсерками (berserkir, «медвежья шкура» и úlfheðnar, «волчья шкура»). Берсерки (так для удобства называют и тех и других) были шаманами совершенно иного рода. После длительного периода безжалостных тренировок и инициации они развивали способность сражаться в измененном состоянии сознания, что делало их бесстрашными и, согласно некоторым источникам, неуязвимыми340 воинами, в то же время вселяющими огромный страх во врагов своим поведением, которое одновременно подражало повадкам животных и было сверхъестественным. Вероятно, не нужно и говорить, что с берсерками женоподобность никак не ассоциировалась. Напротив, они считались образцом мужественности.
Неизв.художник. Берсерк и Один. Бронзовое плато
В 970 году греческий историк Лев Диакон был свидетелем сражения отряда странствующих берсерков с армией византийского императора, его нанимателя. Историк говорит, что они бились с таким горячим бешенством, по сравнению с которым меркнет любая боевая ярость. Они рычали, ревели, лаяли и вопили, как звери, особенно жутким и сверхъестественным образом. Казалось, собственное благополучие их совершенно не волновало, как будто они утратили свое «я». Их вождя, в котором все эти характерные черты воплотились в наивысшей степени, Лев Диакон посчитал буквально безумным. Лев и византийские воины были ветеранами бесчисленных сражений, так что по их реакции, которую вызвало поведение скандинавов, можно предположить, что они стали свидетелями битвы, необычной даже для викингов, потрясшей и историка, и византийцев до глубины души341.
Вероятно, берсерки работали с некоторым количеством собственных духов-помощников, таких, как духи медведей и волков, на что указывают названия групп и их кривлянье. Некоторые считали своими «духовными женами» валькирий – практика, которая была распространена и в других шаманских традициях Северной Евразии342. Когда они сражались, то преследовали целью благополучие своего отряда, а также – во многих случаях – гражданского населения своих общин. Таким образом, берсерки также подходят под определение шаманства Хулткранца.
И для женского, и для мужского шаманства примером для подражания был Один «Исступленный». Их дикий, раскрепощающий экстаз был даром, преподнесенным им «вселяющим ужас» владыкой богов, который приберег сосуды с духовным медом, чтобы проливать их на тех, кого он считал достойным. Когда колдуньи и берсерки входили в свой упоительный транс, считалось, что они сделали глоток этого меда.
Но, прежде всего, как же Один добыл этот таинственный напиток? Об этом мифе, как и о многих других, мы поговорим во второй части книги, к которой сейчас и переходим.