Судьба
– Что я видел во сне? – спросил Один, проснувшись. – Мне казалось, что я иду по кругу и бужу благородных воинов, которые живут со мной в Вальгалле. Я приказываю им покрыть скамьи в пиршественном зале самыми лучшими мехами и вымыть рога для вина. Я велю валькириям сварить мед и приготовиться подавать его. Кажется, мы должны быть готовы к великолепному пиру, чтобы приветствовать великого героя среди нас.
Стены Вальгаллы задрожали, вначале это было едва-едва заметно, а потом дрожь становилась все сильнее. Можно было услышать низкий, настойчивый гул, приближающийся издалека.
Один оставил свои покои и нашел Браги, придворного поэта, который сидел в главном зале. Он спросил искусного менестреля:
– Откуда весь этот шум? Такое ощущение, что приближается свирепая армия врагов.
– Воистину, балки скамеек трещат так, как будто сам Бальдр возвращается из глубин.
Хотя Браги произнес эти слова как бы невзначай, Один не мог ничего с собой поделать: он почувствовал острую боль от упоминания о смерти своего возлюбленного сына. Как бы он ни жаждал снова увидеть Бальдра, Один знал, что это невозможно.
– Перестань дурить, Браги! – предостерег он сурово, что удивило даже его самого.
Восстановив свое самообладание, Один продолжил:
– Нет, тот, кто настолько мудр и умен, как ты, несомненно, должен знать, что это кто-то другой. И я даже могу предполагать, кто именно.
– Тогда кто же он? – спросил Браги с явным любопытством.
– Это не может быть никто иной, кроме как король Эйрик Кровавая Секира, – ответил Один, который самолично организовал гибель внушающего страх короля.
Изображение Вальгаллы. Ворота охраняются Хеймдаллем. Исландская рукопись XVII в.
К тому времени все воины, обитающие в покоях, проснулись и собрались вокруг правителя и его поэта, сгорая от нетерпения узнать, что происходит. Один повернулся к Сигмунду и Синфиотли, двум своим лучшим людям.
– Идите и поприветствуйте короля Эйрика, если это и в самом деле он, – сказал Один, указывая на дверь.
К.Э. Деплер. Браги
Прежде чем выполнить приказ своего правителя, Сигмунд набрался смелости задать вопрос, мучивший его уже некоторое время: почему бог разит самых лучших и благородных воинов и забирает их в свой чертог? Вместо того чтобы задать вопрос напрямую, что могло показаться дерзким, Сигмунд облек его в более завуалированную форму:
– Мой господин, если я могу узнать, ответь: почему ты возжелал забрать в свой чертог именно Эйрика, а не многих других королей мира?
– Потому что, – быстро и вроде бы беззаботно ответил Один, – он обагрил кровью свой меч в столь многих государствах, что их не сосчитать.
Любопытство Сигмунда победило его благоразумие, и он выпалил в ответ:
– Почему же тогда ты вырвал из его рук победу, которая принадлежала ему, когда по твоему собственному соизволению он был так доблестен?
Уже произнеся эти слова, Сигмунд понял, что ими он оспаривает суждения своего господина. Он приготовился к тому, что может последовать дальше. Но вместо гнева или даже угрозы на лице Одина можно было прочитать уныние. Верховный бог глубоко вздохнул и на несколько долгих секунд опустил глаза к полу. Несмотря на грохот снаружи, полное молчание потрясенных воинов в зале можно было ощутить физически. Наконец, все еще глядя в пол, Один мрачно ответил:
– Потому что никто не знает, когда наступит Рагнарёк, и волк сорвется с цепей, чтобы убить меня.
Так говорится в «Песне о короле Эйрике»169. Откуда Один мог знать, что ужасный зверь (Фенрир) однажды поразит его, и это заставляло бога собирать армию самых отборных воинов из числа людей в бесплодной надежде избежать своей смерти? Отчасти его знание связано с пророческими способностями Одина. Но для того, чтобы он мог получить сведения о том, что произойдет в будущем, это будущее должно было быть предопределено.
Понимание судьбы у скандинавов
Идея судьбы пронизывает всю религию викингов. Всё во Вселенной подчинено ей – даже боги.
В древнескандинавском было, по крайней мере, шесть слов, обозначающих это понятие: ørlög, sköp, mjötuðr, auðna, forlög и urðr. Среди них auðna, mjötuðr и urðr обозначали «судьбу» в самом непосредственном смысле с некоторыми тонкими различиями. Слова forlög и ørlög значили «первый закон», первоначальный и самый мощный набор основополагающих принципов, управляющих поведением. А sköp, слово, происходящее от того же корня, что и современное английское «shape» (форма), относилось к упорядоченной структуре, приводящей к закономерномуу исходу170. В мировоззрении скандинавов судьба занимала примерно то же место, что и законы науки в современном мире. Она обеспечивала невидимый ведущий принцип, определяющий то, как будут разворачиваться события в мире, и могла объяснить уже произошедшее. Сомнения по поводу реальности и всевластия судьбы считались смешными и практически немыслимыми. Эддическая песня «Речи Фафнира» предупреждает читателей, что бороться против судьбы смешно и безрассудно, словно пытаться плыть в лодке против сильного ветра171.
Судьба не имела никакого отношения к таким понятиям, как мораль или справедливость – будь то мораль и справедливость по стандартам викингов или по каким-либо еще. Карма, к примеру, – идея, совершенно чуждая эпохе викингов. Для скандинавов характерна квинтэссенция «слепой судьбы», совершенно безучастной к благополучию тех, кто попал в ее сети.
Бесспорно, то, что мы сегодня называем «причиной и следствием», викинги принимали во внимание. Судебные прецеденты, ссылающиеся на предыдущие примеры, действовали, основываясь на предположении о личной ответственности за свои действия. Но понятия причины и следствия, личной ответственности виделись как необходимые поверхностные представления и увязывались с дающей более глубокие объяснения структурой судьбы. Например, те же самые судебные прецеденты скандинавы часто рассматривали как инструменты судьбы, и законы, которые они поддерживали, воспринимали как построенные на «первом законе». В конце концов, с такой точки зрения как дело могло обстоять иначе?
Норны
В нескольких древнескандинавских источниках упоминается группа сущностей женского пола, формирующих судьбу всех живых существ, – норны (древнескандинавское Nornir, ед.ч. norn). Они жили у основания Иггдрасиля, могучего дерева в центре космоса, в великом чертоге около Источника Судьбы (Urðarbrunnr). Из источника они брали грязь и воду и лили их на корни дерева, не давая им засохнуть или сгнить172. Руны – магический алфавит скандинавов – были вырезаны на ногтях норн173.
Для того чтобы изобразить, как норны создавали судьбу человека, использовались разные образы. Иногда считалось, что они плетут эту судьбу как замысловатую сеть, а в конце обрезают последнюю нить174. В других версиях норны вырезали судьбу на куске дерева. Обычно в таком случае имелось в виду, что они обозначали течение жизни рунами, и это вполне могло быть именно так. Как бы то ни было, в Норвегии время традиционно вычисляется с помощью зарубок, вырезаемых на деревянной доске над окном, и вполне вероятно, что именно на этот обычай ссылаются такие тексты175.
Л. Пич. Норны
Источники однозначно не указывают, сколько именно было норн. В некоторых из них говорится, что их много, но конкретное число не указывается176, тогда как другие источники настаивают на том, что норн именно три177. В последнем случае им обычно даются имена: Урд (Urðr, «Судьба»), Верданди (Verðandi, «Становление») и Скульд («Долг») – подходящие имена для таких существ178.
Нет никаких доказательств того, что норнам когда-нибудь поклонялись. Возможно, нам не стоит этому удивляться. В конце концов, на что могли надеяться викинги, вознося молитвы сущностям, которые были совершенно неумолимы.
Ответы судьбе
Само понятие судьбы стало для скандинавов способом разрешения вечной экзистенциальной тревоги. Естественно, люди решали эту задачу по-своему, и даже один и тот же человек мог прибегать к разнообразным подходам в тех или иных случаях.
Многим хочется знать будущее – посмотрите только, как серьезно мы в нашем обществе относимся к метеорологическим прогнозам. Но если мы видим будущее как открытое поле возможностей и обычно воспринимаем прогнозы погоды несколько скептически, скандинавы были вынуждены иметь дело с будущим, основная структура которого была жестко предопределена. По большому счету события могли происходить только одним, предначертанным образом. Поэтому викинги часто прибегали к помощи колдунов и колдуний, имеющих особый доступ к будущему формированию вещей. Они делали это либо из желания принимать это предопределение в расчет, составляя планы, либо просто из страха. Конунги и другие военные лидеры советовались с колдунами и колдуньями об исходе битвы, а общины могли пригласить их перед весенней посадкой. Это только два примера. Люди были не единственными существами, прибегающими к услугам профессиональных предсказателей: боги тоже обращались к ним.
В других случаях судьба была безнадежно проклята. «Зло – это замысел норн», – жалуется одна сага179.
Но отношение к судьбе, которое поддерживалось в обществе викингов, можно назвать героическим стоицизмом. По словам археолога Нила Прайса, «результат наших действий, наша судьба уже предопределены и таким образом не имеют никого значения. Что важно, так это то, как мы себя поведем, встретившись с ними»180. Вы не можете изменить то, что произойдет с вами, но, по крайней мере, можете встретить неблагоприятные обстоятельства с честью и достоинством. Лучшая смерть – это смерть в бою, желательно с улыбкой на устах. Жизнь рискованна по самой своей сути, но особенно актуально это положение было в эпоху викингов, что делало фатализм и стоицизм особенными и проникновенными при столкновении с ней.
Г.И.О. Розен. Один-странник
Эгиль Скаллагримссон. Фрагмент исландского манускрипта XVII в.
Образец этого совершенства – создание Одином армии в Вальгалле в преддверии Рагнарёка. Он знал, что волк Фенрир убьет его тем или иным образом. Возможно, в глубине души он надеялся, что, собрав всех лучших воинов на своей стороне, сможет предотвратить неизбежное. Но еще глубже Один понимал, что его борьба безнадежна, однако был настроен бороться до конца и умереть, снискав столько славы, сколько получится.
Еще один пример того же отношения, на этот раз менее космический и более скромного масштаба, мы можем найти в биографии воина и поэта Эгиля Скаллагримссона. Согласно его саге, когда он был уже пожилым человеком, умер последний из его сыновей. Горе Эгиля было так глубоко, что он был готов покончить с собой, но оставшаяся в живых дочь убедила его жить и использовать свой поэтический талант, чтобы сочинить поэму в память о своих погибших детях. Эта поэма называется «Утрата сыновей» (Sonatorrek). В ней автор жалуется на свою участь и проклинает Одина, своего бога-покровителя, за то, что заставил его так много страдать. Но Эгиль обнаружил, что это страдание дало ему и неожиданный дар, потому что жестокая боль вдохновила его на создание куда более совершенной поэзии, чем раньше. Он позволил вырваться из своей души выразительному плачу, полному одновременно отчаяния и радости или, по крайней мере, умиротворенного принятия. Последние три стиха звучат так:
Рад я не чтить
брата Вили,
главу богов
отвергнуть гордо,
но Мимира друг
дал дар мне дивный,
все несчастья
возмещая.
Сей боевой
ворог Волку
дал мне речь
безупречну
и взор ясный,
чтоб явью вражьей
легко бы стали
ковы лукавых.
Тошно стало!
Стоит на мысу
в обличье страшном
Волчья сестра.
Все же без жалоб
буду ждать
по всей охоте
Хель прихода.181.