Продвигаться по завалам оказалось непросто. Одно неверное движение грозило вывихом лодыжки – ближе к линии сражения камни стали влажными от крови, а ступни то и дело касались тел северян. Но людские крики, всеобщая одержимость битвой, до боли знакомый лязг металла о металл – вся эта музыка войны гнала вождя вперед, обострив все инстинкты и подготовив тело к нечеловеческим нагрузкам.
Когда Брудвар оказался на передовой, а вместе с ним и отряды Избранной Тысячи, воины Эргунсвальда, узнавшие вождя, издали победные возгласы и принялись биться с удвоенной силой.
Брудвар окунулся в самую гущу сражения. Звуки стали тише, стук сердца – громче. Мир превратился в череду опаснейших схваток. Подставив щит под удар копья, летевший прямо в его голову, вождь играючи шагнул к противнику, вонзив лезвие меча в щель между пластинчатым воротом и шлемом. Заметив опасность слева, вождь развернулся в направлении удара и отразил выпад щитом. Вложив всю свою силу в удар, взмахнув сверху вниз, Брудвар обрушил клинок на кисть имперского защитника, все еще держащую древко. Кольчужная перчатка не выдержала остроты меча, рассыпавшись, вместе со сломанными звеньями на камни упали и отрубленные пальцы. Копьеносец взвыл, а Брудвар, не теряя ни секунды, с хрустом воткнул меч прямо в раскрытый рот воина, оросив руины бело-красным дождем из крови и зубов.
Рядом крушил противников кузнец Вьёрд, ломая кости одноручным молотом; прикрывая друг друга, сражались Гутлайф и Хагун; во главе с Ледяным Кулаком рубились воины Избранной Тысячи, создавая глубокие бреши в ставшей шаткой обороне имперцев.
Вождь встретился взглядом с очередным врагом. Вместо копья и щита тот был вооружен одним лишь мечом. Оружием, принадлежащим кому-то из северян. Судя по всему, в бою с ним воин и потерял шлем. Лоб облепили седые волосы. Из разбитых и опухших губ текла кровь. Глаза, обрамленные сеткой морщин, смотрели на Брудвара без какого-либо страха, с одной лишь ненавистью. Что-то знакомое проглядывалось в облике этого мужчины. Если бы не чужой доспех, то вождь вполне мог бы принять его за своего.
Жизнь раскидала их по разным берегам, но нечто неуловимое все равно их роднило. Далекая история? Общие предки? Кровь? Возможно. Но размышлять над этим не было времени.
Тяжелый удар обрушился на щит Брудвара. Левая кисть заныла от боли. Второй – также приняло на себя дерево. От третьего вождь легко уклонился – видел, что противник тяжело дышит и его силы на исходе. Вождь предугадал следующий шаг врага и уже хотел сделать ответный финт, завершив дуэль, но опоздал. Меч одного из воинов Избранной Тысячи снес половину головы имперца, прежде чем тот успел заметить угрозу.
Вместо благодарности вождь испытал чувство, похожее на детскую обиду, за что сразу и пристыдил себя.
Шаг за шагом защитники отступали. Становилось очевидным, что этот натиск им не выдержать. Воины Севера уже взяли высоты и теперь гнали имперцев вниз. Брудвар отметил, что никто из последних не показал спины и не бросился наутек.
С двух сторон вновь полетели стрелы – напомнили о себе арбалетчики, заставив вождя присесть на одно колено и укрыться за щитом. Передышка оказалась как нельзя кстати. Пот застил глаза, а шлем, казалось, потяжелел за время битвы. Хотелось снять кольчугу, скинуть с себя мокрый, прилипший к телу поддоспешник и окунуться в холодные воды Стылого моря.
«Старею», – кольнула невеселая мысль.
Когда Брудвар хотел встать и продолжить бой, мимо него промелькнула какая-то тень. Тенью оказался прыжок одного из уцелевших вулгримов. Прыжок, надо сказать, великолепный, достойный воспевания в сагах.
Худой воин с татуировками рун по всей спине на долю секунды завис в воздухе, расставив руки в стороны, сжимая два топора. Северянин упал прямо в ряды отступавших. Копье одного из них вошло в живот воина, насадив тело, словно рыбу на гладкую жердь. Но перед самым приземлением вулгрим успел скрестить руки и вонзить топоры прямо в шею имперца, отчего голова последнего покатилась вниз. Харкая кровью, северянин успел подрубить ноги еще одного врага, прежде чем отправился на встречу с Предками.
Вождь подавил в себе внезапный порыв последовать примеру безымянного вулгрима. Он шумно выдохнул и успокоил себя, как мог. Убедился, что сыновья целы, и оценил обстановку.
Линия сражения быстро отдалялась от руин. Воины Севера теснили защитников в глубь крепости, за стенами которой оказался самый настоящий город. За вытянутыми блоками казарм и хозяйственных построек прятались дома из камня. Возле них мельтешили простые люди, которые, в жуткой панике, под звон колоколов, выносили свои пожитки и бежали дальше.
В центральной же части крепости приковывал внимание грубый замок с четырьмя толстыми башнями по углам. На их вершинах развевались флаги. Вождь хищно улыбнулся: сегодня он планировал сменить их на знамена Эргунсвальда.
Брудвар посмотрел направо, пробежался взглядом по внутренней стороне крепости и удовлетворенно хмыкнул, добравшись до второй зияющей дыры, которую смогли проделать его камнеметы. Судя по тому, что он вообще не смог разглядеть вражеских солдат в живой лавине северян, атака на другом участке развивалась еще успешнее.
Однако до окончательной победы было еще далеко. Посмотрев прямо перед собой, поверх голов сражающихся, вождь увидел, что на выручку остаткам копейщиков бодро маршируют ряды новых воинов, гремящим потоком стекаясь со всех улиц. В каждом их шаге, в том, как они двигались, читалась выучка и железная дисциплина. Вооруженные мечами и щитами, в кольчугах, поверх которых были надеты красно-черные плащи, солдаты быстро заполнили свободное пространство, выстроившись полукольцом и пропуская отступающих защитников.
Как только последний копейщик скрылся в их рядах, на воинов хлынул вал разгоряченных от крови северян. Сражение за Бранбург вспыхнуло с новой силой.
– А этих выродков больше, чем мы ожидали! – крикнул Фронсуд, присев рядом с Брудваром. Глаза воина пылали лихорадкой боя, на мече появились свежие зазубрины. – Еще и огрызаются, псы, – рэгсир усмехнулся, блеснув клыками.
– Ну а как ты хотел? Мы разворошили осиное гнездо и скоро заберем себе весь улей. Ладно, надо прорываться и спешить к центральным воротам, – напомнил о плане вождь. Часть войска в это время должна была огибать стены крепости и ожидать захвата врат, одновременно блокируя возможное отступление врага.
– Сделаем. Сейчас только соберу своих и ударим по центру.
По командам рэгсира почти все воины Избранной Тысячи выстроились в прямоугольник, прикрываемый со всех сторон щитами. Вперед поставили самых здоровенных и сильных.
Ледяной Кулак что-то рявкнул, и живой таран побежал на врага. В строю имперцев возникла трещина, которая вмиг превратилась в настоящую пропасть. Освободившееся пространство тут же занимали северяне, в ожесточенных и упорных боях не дававшие врагу соединить силы.
Вождь ринулся в брешь, двигаясь вслед за воинами Избранной Тысячи. Рубя направо и налево, толкаясь, плюясь, ругаясь, он пробивался вперед вместе с Вьёрдом, сыновьями и личной стражей. И чем дальше он ступал, убивая, раня, оставляя за спиной трупы, тем отчетливее понимал, что победа неизбежна. Гарнизон крепости, пусть и величайшей в Империи, уже не сможет устоять перед его армией. Эта мысль придала Брудвару неимоверных сил. Усталость и боль отступили, мышцы налились молодостью, смертельный танец, отточенный им до совершенства, стал еще безупречнее. Меч словно стал продолжением руки, а щит заметно полегчал. Вождь потерял счет времени, растворившись в окружающем безумии и став его частью.
Неожиданно вокруг стало светлее и просторнее. Словно кит, выброшенный на берег из морских глубин, он не сразу понял, что произошло и где оказался. Стена врагов пала, их место заняли фасады домов. Впереди стала видна огромная арка окованных металлом ворот.
Поддавшись всеобщему ликованию, крича наравне со всеми, он побежал на их штурм. В его сторону, откуда-то сверху, начали бить стрелы. Но выстрелы были редкими и неточными, словно лучники уже понимали всю бессмысленность сопротивления.
При виде оравы северян немногочисленная стража ворот не выдержала и разбежалась, едва ли сильно продлив последние часы своих жизней. Часть воинов Эргунсвальда разделилась и направилась ко входам в башни – подниматься на стены и добивать защитников. Другие – занялись воротами.
Вскоре решетка врат с торжествующим скрипом поднялась, тяжелые створки медленно распахнулись. Взятие было встречено громким стуком мечей по щитам и песнями. Ревя, будто невиданный и чудовищный зверь, в Бранбург хлынули свежие воины Севера.
Управлять сражением становилось невозможным. Но вождь надеялся, что опьяненные резней мужчины не забудут о его строжайшем запрете и не станут устраивать поджоги – ему и так придется восстанавливать разрушенные укрепления. Ну а в том, что будет резня, он нисколько не сомневался. Резня, насилие и грабежи – заслуженная награда для победителей. Отбери он ее – и вмиг превратится в самого ненавистного вождя Севера.
– Дело сделано, – с гордостью произнес Фронсуд. – Пусть меня разорвут духи Бездны и отымеет сам Ярдук, если сегодня им удастся вернуть эту крепость.
– Ни сегодня, ни когда-либо еще, – сказал Брудвар. Вождь не допускал и мысли, что после сегодняшнего триумфа его армии придется возвращаться домой ни с чем. – Но бой еще не окончен. Бери своих воинов, пойдем к центральному замку. Может, нам повезет, и мы возьмем живьем кого-нибудь из имперской знати. Если они еще не успели сбежать.
Путь к замку был щедро усеян трупами и залит кровью. Крестьяне в поношенных робах валялись вперемешку с обычными воинами Империи. Мужчины и женщины, старики и дети лежали на улицах в неестественных, страшных позах. Кто-то из них еще оставался в живых, но всякие случайные стоны обрывались ударами северян.
Все чаще попадались воины Эргунсвальда, которые, не дожидаясь окончания сражения, деловито копошились среди тел: обыскивали их, снимали сапоги, растаскивали доспехи и выковыривали из зубов павших ценные металлы.