Не прошло и минуты, как я увидел, что ко мне, словно к единственной защите, в неописуемом смятении спешит м-с Эдит.
Потом появился г-н Дарзак.
Потом Рультабийль под руку с Дамой в черном.
Глава 20Наглядная демонстрация появления «лишнего трупа»
Рультабийль и Дама в черном вошли в Квадратную башню. Я никогда не видел, чтобы Рультабийль шествовал столь торжественно. В другое время мы посмеялись бы над ним, но сейчас, в столь драматическую минуту, это нас только встревожило. Никакой одетый в мантию судья или прокурор не вступал в зал суда, где его ждал обвиняемый, с такою грозной величавостью. Но, как мне кажется, никакой судья не был и столь бледен.
Что же до Дамы в черном, то было видно, с каким трудом она справляется с чувством ужаса, сквозившим, несмотря ни на что, в ее тревожном взгляде, с каким трудом прячет волнение, которое заставило ее судорожно вцепиться в руку молодого спутника. Робер Дарзак шел с мрачным и решительным видом поборника справедливости. Наше беспокойство усугубилось еще и тем, что вслед за ним во дворе Карла Смелого появились папаша Жак, Уолтер и Маттони. С ружьями в руках они молча встали у двери в Квадратную башню и с поистине солдатской дисциплинированностью выслушали из уст Рультабийля приказ никого не выпускать из Старого замка. Находясь на грани ужаса, м-с Эдит спросила у верных Маттони и Уолтера, что означает этот маневр и против кого он направлен, однако, к моему величайшему удивлению, они не ответили. Тогда она в героическом порыве встала перед дверью в гостиную Старого Боба, раскинула руки, загораживая проход, и хрипло воскликнула:
– Что вы хотите делать? Уж не собираетесь ли вы его убить?
– Нет, сударыня, – глухо ответил Рультабийль, – мы собираемся его судить. А чтобы иметь уверенность, что судьи не превратятся в палачей, мы будем судить его перед трупом папаши Бернье, причем каждый предварительно расстанется со своим оружием.
И Рультабийль повел нас в привратницкую, где матушка Бернье все оплакивала своего супруга, убитого с помощью самого древнего в мире скребка. Там мы выложили револьверы и произнесли клятву, которую потребовал от нас Рультабийль. Одна м-с Эдит не хотела расставаться с револьвером, спрятанным ею в одежде, о чем Рультабийль, кстати говоря, знал. Однако после настоятельных уговоров репортера, объяснившего, что так ей будет спокойнее, она в конце концов согласилась.
Тогда Рультабийль, снова взяв под руку Даму в черном, повел нас в коридор, но вместо того, чтобы направиться, как мы все ожидали, к комнатам Старого Боба, он пошел к двери, ведущей в комнату, где был обнаружен «лишний труп». Вытащив маленький ключ, о котором я уже рассказывал, он отпер дверь.
Зайдя в бывшие комнаты супругов Дарзак, мы с изумлением увидели на столе г-на Дарзака чертежную доску, рисунок, который тот делал в кабинете Старого Боба, а также чашечку с красной краской и кисточку. Посередине стола, опираясь на свою окровавленную челюсть, весьма достойно лежал самый древний человеческий череп.
Заперев дверь на задвижку, Рультабийль, волнуясь, проговорил, в то время как мы остолбенело уставились на него:
– Прошу садиться, дамы и господа.
Расставив стулья вокруг стола, мы расселись, мучимые растущей тревогой и, я бы даже сказал, недоверием. Тайное предчувствие говорило нам: в этих знакомых любому художнику предметах, с виду самых обычных, кроется ключ к разгадке страшной трагедии. В довершение всего оскал черепа напоминал улыбку Старого Боба.
– Прошу обратить внимание, – проговорил Рультабийль, – что у стола один стул не занят – среди нас не хватает господина Артура Ранса, но больше мы его ждать не можем.
– А вдруг он раздобыл свидетельство невиновности Старого Боба? – заметила м-с Эдит, которую эти приготовления вывели из равновесия больше, чем остальных. – Я прошу госпожу Дарзак присоединиться ко мне и упросить этих людей не предпринимать ничего до возвращения моего мужа.
Дама в черном не успела ответить: еще когда говорила м-с Эдит, в коридоре послышался шум, затем стук в дверь и голос Артура Ранса, который просил немедленно открыть ему. Он крикнул:
– Я принес булавку с рубином!
Рультабийль отворил дверь:
– Артур Ранс! Наконец-то!
Муж м-с Эдит разразился потоком слов:
– В чем дело? Что случилось? Опять несчастье? Увидев, что железные ворота закрыты, и услышав доносившиеся из башни заупокойные молитвы, я сразу подумал, что опоздал. Да, так я и думал: вы казнили Старого Боба.
Тем временем Рультабийль запер за Артуром Рансом дверь и учтиво проговорил:
– Старый Боб жив, умер папаша Бернье. Садитесь же, сударь.
Артур Ранс с удивлением оглядел чертежную доску, чашечку с краской и окровавленный череп и спросил:
– Кто его убил?
Только после этого он заметил, что его жена тоже в комнате, и пожал ей руку, глядя при этом на Даму в черном.
– Перед смертью Бернье обвинил Ларсана, – ответил г-н Дарзак.
– Вы хотите сказать, – перебил Артур Ранс, – что тем самым он обвинил Старого Боба? Нет, я этого не вынесу! Я тоже сомневался в подлинности нашего любимого дядюшки, но повторяю: я принес булавку с рубином.
Что он хотел сказать, все время твердя про булавку с рубином? Я вспомнил: м-с Эдит рассказывала, что дядя отнял у нее эту булавку, когда она в шутку колола его в тот вечер, когда появился «лишний труп». Но какое отношение имеет булавка к похождениям Старого Боба? Не дожидаясь этого вопроса, Артур Ранс сообщил, что булавка пропала одновременно со Старым Бобом, а обнаружил он ее у Морского Палача – ею была сколота пачка банкнот, которые дядюшка заплатил Туллио за то, чтобы тот тайно переправил его в своей лодке к пещере Ромео и Джульетты; Туллио отплыл оттуда лишь на рассвете, весьма обеспокоенный тем, что его пассажир не вернулся. И Артур Ранс победоносно заключил:
– Человек, который дал другому человеку булавку с рубином, не мог в то же самое время находиться в мешке из-под картошки, лежавшем в Квадратной башне.
– А как к вам пришла мысль отправиться в Сан-Ремо? Вы знали, что Туллио там? – спросила м-с Эдит.
– Я получил анонимное письмо, в котором сообщался его адрес.
– Это я вам его послал, – спокойно заметил Рультабийль и ледяным тоном добавил: – Господа, я поздравляю себя с быстрым возвращением господина Ранса. Таким образом, вокруг этого стола собрались все обитатели форта Геркулес, и я думаю, что моя демонстрация появления «лишнего трупа» может представить для них интерес. Прошу внимания!
Однако его снова перебил Артур Ранс:
– Что вы подразумеваете под словами об обитателях форта Геркулес, собравшихся вокруг этого стола?
– Я имею в виду тех, среди кого мы можем найти Ларсана, – заявил Рультабийль.
Молчавшая до сих пор Дама в черном поднялась, вся дрожа:
– Как? Ларсан среди нас? – выдохнула она.
– Я в этом уверен, – ответил Рультабийль.
Наступило жуткое молчание; мы не смели взглянуть друг на друга. Ледяным тоном репортер продолжал:
– Я в этом уверен, и эта мысль не должна застать вас врасплох, сударыня, потому что она никогда вас не оставляла. Что же касается нас, то она пришла нам в голову в то утро, когда мы, надев темные очки, завтракали на террасе, не так ли, господа? Возможно, за исключением миссис Эдит, – вы ведь тогда не чувствовали присутствия Ларсана?
– Этот вопрос с таким же успехом можно задать и профессору Стейнджерсону, – тут же отозвался Артур Ранс. – Ведь раз уж мы начали рассуждать таким образом, мне непонятно, почему профессора, тоже присутствовавшего на том завтраке, нет сейчас среди нас?
– Господин Ранс! – воскликнула Дама в черном.
– Да, конечно, прошу прощения, – с некоторым стыдом в голосе извинился Артур Ранс. – Но Рультабийль был не прав, когда сделал обобщение, сказав о всех обитателях форта Геркулес.
– Профессор Стейнджерсон мыслями так далек от нас, – с прекрасной юношеской торжественностью проговорил Рультабийль, – что его присутствие для меня необязательно. Хотя профессор живет бок о бок с нами в замке, он никогда по-настоящему не был с нами. А вот Ларсан – тот все еще с нами!
На этот раз мы украдкой переглянулись, и мысль о том, что Ларсан может и в самом деле находиться среди нас, показалась мне настолько сумасбродной, что я, забыв о своем обещании не заговаривать с Рультабийлем, осмелился заметить:
– Но ведь на этом завтраке, когда все были в темных очках, присутствовал еще один человек, которого я здесь не вижу.
Бросив на меня весьма нелюбезный взгляд, Рультабийль буркнул:
– Опять князь Галич! Я ведь говорил вам, Сенклер, чем занимается здесь, за границей, князь, и могу вас уверить, что несчастья дочери профессора Стейнджерсона интересуют его меньше всего.
– Если хорошенько подумать, все это не доводы, – огрызнулся я.
– Вот именно, Сенклер, ваши разглагольствования мешают мне думать.
Но я уже закусил удила и, позабыв, что обещал м-с Эдит защищать Старого Боба, бросился в атаку ради одного удовольствия поставить Рультабийля в тупик; во всяком случае, м-с Эдит потом долго не могла мне этого простить.
– На этом завтраке был и Старый Боб, – самоуверенно заговорил я, – однако вы сразу же исключили его из ваших рассуждений благодаря булавке с рубином. Но эта булавка, которая доказывает, что Старый Боб сел в лодку Туллио у выхода из коридора, якобы соединяющего колодец с морем, эта булавка никак не объясняет, каким образом Старый Боб попал в колодец. Ведь мы нашли крышку закрытой.
– Вы нашли! – воскликнул Рультабийль, глядя на меня так сурово, что я даже поежился. – Это вы нашли ее закрытой. А вот я нашел колодец открытым. Помните, я послал вас к Маттони и папаше Жаку? Вернувшись, вы нашли меня на том же месте, в башне Карла Смелого, однако я успел сбегать к колодцу и заметить, что он открыт.
– И вы его закрыли! – вскричал я. – А зачем? Кого вы хотели обмануть?
– Вас, сударь.
Он произнес эти слова с таким презрением, что кровь бросилась мне в голову. Я вскочил. Все глаза устремились на меня, и едва я вспомнил, как грубо обошелся со мною Рультабийль в присутствии Робера Дарзака, как у меня тут же появилось ужасное ощущение, что во всех глазах я читаю подозрение, обвинение! Да, меня словно пронизала общая мысль: а вдруг Ларсан – это я.