Утром 6 февраля Питер сказал пулеметчику Муссе, что он даст команду, когда все это сделать. Мусса опять стал кричать, что он стрелять не собирается. Тогда нашли альтернативное решение: приволокли откуда-то старую винтовку, опробовали ее и договорились, что на месте следования лодки засядут другой боевик с винтовкой и пара пулеметчиков. Когда будут везти людей Атеке, в районе моста сначала бросят заряд динамита, и по этому сигналу Мусса выпрыгнет из лодки в воду, а из засады пленников расстреляют – чтобы потом свалить все на нигерийских солдат. Начали обсуждать детали и место. Днем 7 февраля Питер поехал «на стрелку» с представителем Атеке. Тот выехал на встречу с Питером, но доехать не смог, так как по пути в одной из деревень случились протесты и дорога оказалась заблокирована.
Впервые у боевиков возникла идея нас убить для усиления правдоподобности своего сценария: «Напали солдаты и всех убили». Видно, совсем их припекло. Началось с того, что из верхнего лагеря пришел хозяйственник Смолл и сказал Имеке, что нас надо будет погрузить в ту же лодку, что и людей Атеке, но связать только с правой стороны – одну руку и ногу. Так уже связывали пленных боевиков Атеке – я видел это через щель в пологе. Веревку использовали полиэтиленовую, как на базаре для перевязывания товара. Чья это была идея – неизвестно, но точно не Смолла, все-таки он повар из верхнего лагеря.
Имека нарубил ветки и пристроился перед палаткой очищать их от коры. Насколько я понял, они хотели привязать руку и ногу по принципу медицинской шины. И бежать нельзя, и рукой особо не помашешь.
В ЭТУ НОЧЬ, С 15 НА 16 ФЕВРАЛЯ, Я ВДРУГ ПРОСНУЛАСЬ ОТ НЕОБЫЧНОГО И СТРАННОГО ОЩУЩЕНИЯ. Я БЫЛА НА СТО ПРОЦЕНТОВ УВЕРЕНА В ТОМ, ЧТО СЕЙЧАС, В ТРИ ЧАСА НОЧИ, В МОЕЙ ЗАКРЫТОЙ НА КЛЮЧ КОМНАТЕ ВОЗЛЕ НАШЕЙ КРОВАТИ СТОИТ СЕРГЕЙ.
Времени было катастрофически мало. Мозг работал очень быстро. Утром мы слопали банку молока с какао, случайно перепавшую нам с очередного грабежа, и я спешно кинулся к мусорной коробке. Обнаружилась она сразу же. Протерев наспех крышку туалетной бумагой, я сначала отломал ее от банки, а затем, многократно сгибая-разгибая ее, переломил крышку на две части. Жесть, из которой была сделана банка, была не лучшего качества, какая-то туповатая, но при желании распилить или порвать веревку зазубренными краями было возможно. В любом случае другого инструмента у нас не было. Косте я сказал спрятать обломок крышки слева, где его будет удобно достать свободной рукой и пустить в ход при необходимости, если таковая возникнет. Я объяснил ему, что бандиты задумали театральное представление, и мы можем стать его невольными участниками. Поэтому, если нас повезут, то, как только услышим взрыв, сразу прыгаем в воду и пытаемся освободиться от веревок. Дальше – на берег, бежать «противолодочным зигзагом»[25]. Я сопроводил свои слова характерным жестом, обозначив в воздухе зигзаг. Может случиться все, потому друг друга не ждем и действуем по обстоятельствам. Господи, помоги нам!
В последний момент у бандитов что-то не состыковалось, и нас трогать не стали. Один из наших охранников, Себастьян, утащил куда-то большой кусок тарпаулина на восток. Через полчаса в том же направлении пронесли на спинах троих связанных людей Атеке. Один из них плакал, бандиты ржали над ним. Второй боевик Атеке пытался им угрожать, но это развеселило их еще больше. Прошло около часа, когда со стороны, куда унесли людей Атеке, раздалась длинная очередь из «РПД»[26] (его здесь называли «Ангола»). Следом – короткая очередь, потом еще одна и еще одна. Спустя минут десять – две короткие очереди.
Питер со своей свитой вернулся в лагерь под вечер. Все были сильно возбуждены и подшучивали над Джулиусом, который чуть не завалил все дело. Нашим тюремщикам возбужденно рассказали всю историю: боевиков Атеке посадили в лодку и накрыли с головой мешковиной. Когда, по расчетам стрелка, они задремали, в них выпустили очередь из пулемета. Кто-то из наших охранников начал возражать, что это не по-христиански, мол, надо было дать им помолиться – для меня в контексте рассказа это звучало возмутительно. Потом, продолжали боевики, они добивали пленников короткими очередями и бросали в воду. В одного из них, самого живучего, пришлось выпустить несколько очередей, поскольку даже в воде он оставался жив.
Потом тела кинули в лодку и повезли к мосту. Там боевики остановили автобус и попытались вытащить из него какого-то военного. Джулиус, который полез в автобус с пулеметом, не смог там развернуться, и если бы того военного не застрелили снаружи, то и Джулиуса, и других тот ухлопал бы. Тело бедного военного кинули в ту же лодку к боевикам Атеке. Однако встреча не состоялась, и трупы пришлось тащить обратно. Остаток вечера боевики подкалывали Джулиуса.
Ранним утром Питер с пулеметчиками снова уехали, оставив Себастьяну радиостанцию для связи. Прошло часа три. Питер должен был только передать пленных, но представитель Атеке, увидев их тела, вышел из себя. Питер, не будучи простаком, позаботился о том, чтобы в прикрытии сидели три пулеметчика, которые и обеспечили ему отход, скорее напоминающий бегство. Все это стало известно позже, а в тот момент у Себастьяна в рации были слышны только мат, очереди из пулемета и крики. Потом все смолкло.
Среди наших охранников началась паника. Харрисон, надрываясь, орал, что всех убили и надо избавиться от иностранцев – мол, если их найдут, всем несдобровать. Себастьян пытался кому-то дозвониться, но безуспешно; он считал иначе, чем Харрисон: по его мнению, нас можно при случае использовать как прикрытие, а вот те, кого привезли «с рынка», местные заложники, – они точно обуза. Себастьян считал, что надо бросать лагерь и уходить. Нас забрать с собой, а от местных избавиться. Ночью никуда не уйдешь, решили сделать все утром.
Харрисон и Себастьян поднялись раньше обычного, чтобы расстрелять нигерийских заложников. За многих из них даже выкуп потребовать не успели. Их вывозили на лодке за пределы лагеря, расстреливали из «Анголы», чей рокот невозможно спутать с другим пулеметом. Мы не видели, что происходит, только слышали, как их сажали в лодки и вывозили, потом – очереди из пулемета и взрывы брошенного в воду динамита. Возвращались за следующими. Были слышны крики и плач жертв, а также хохот Харрисона и Себастьяна. Всего убили человек десять.
По возвращении бандиты были взвинчены и возбуждены, наперебой рассказывали Имеке и раненому в подробностях, как все происходило. Мне вспомнилась тогда метафора «опьяненные кровью» – в тот момент это точно было про них. В живых оставили только жену местного мафиози, которую насиловали всей бандой. Видимо, там уже была договоренность о выкупе. В разгар красочного описания неожиданно раздался телефонный звонок – это был Питер. Он передал, что отсиживается где-то с пулеметчиками, и сказал Себастьяну и Харрисону не паниковать.
Приехали пулеметчики с Питером на следующий день, ближе к вечеру. Выглядели они довольными и даже радостными. Немного озадачил их Себастьян, но большого горя от самоуправства я не заметил.
Зато уже следующим вечером нашлись-таки те, кому не понравилось то, что сделали наши охранники. В верхний лагерь прибыла другая группа. Мы слышали, как они выгружались из лодок. Затем – как нарастали вопли, перемежающиеся матом, по мере приближения к нашей палатке. Вскоре они перешли в яростные крики и клацанья затворов прямо на пятачке перед нашей палаткой. Оказалось, что Харрисон с Себастьяном расстреляли одну из нигериек, которую присвоил себе один из прибывшей группы. Он был жутко недоволен, что у него отняли «любимую игрушку»: кидался на Харрисона и кричал, что убьет его. Стоял гвалт как со стороны приехавших, так и со стороны наших тюремщиков. Около часа они орали друг на друга, пока Питер всех не разогнал. Огорченного боевика товарищи увели обратно в верхний лагерь.
Глава 15Режиссеры и торговцы
Подходила к концу четвертая неделя информационной блокады, начавшейся, когда Питер вырубил телефон. Каждый раз, когда появлялся кто-то из лидеров, я задавал им один и тот же вопрос: «Когда мы сможем позвонить?» События последней недели не просто подталкивали к срочному разговору с переговорщиками, а пинали в спину и даже чуть пониже спины. 11 февраля 2009 года вечером объявился Питер и заявил, что уезжает в отпуск на месяц, устав, видимо, от трудов праведных. Для нас это могло означать только одно: получена команда расползаться по норам, пересидеть опасное время. Это позже подтвердил и сам Питер, когда сказал нашим охранникам, что найдено новое место для лагеря в Восточном Опобо; нас перевезут туда, а лагерь здесь бросят.
На вопрос, когда наконец состоится сеанс связи с переговорной группой, Питер с энтузиазмом начал рассказывать, что они вошли в положение и обсуждаемая сумма снизилась до 250 млн найра, но, между нами, они готовы упасть даже до 200 млн найра. Любая сумма ниже их не устроит и никаких дальнейших переговоров по обсуждению не будет. На этом разговор был окончен, и на очередной мой вопрос Питер ответил, что звонить будет, но позже, – и ушел.
Следом за Питером приехал Абуджа – как всегда, в приподнятом настроении. У меня даже получилось переговорить с ним. Заведя разговор издалека, о трех днях нападения на лагерь и странном нападении с востока, я сказал ему, что это не могли быть военные, поскольку Россия сильная страна, и если бы нас хотели освободить, то уже сделали бы это тихо: есть специальная группа профессионалов, которые работают в любой точке земного шара. Пришли бы ребята ночью, с приборами ночного видения, и бесшумно бы всех уничтожили. Я добавил, что прецеденты были, и я никому бы не пожелал попасться тем ребятам. Но, поскольку у нас все цивилизованно и нам ничего не угрожает, то и привлекать их никто пока не собирается. Если же с нами что-нибудь случится, то возмездие наступит все равно, найдут и убьют всех. Такова политика государства.