Чэн-хуана.
Дух города производит официальное дознание по форме и выносит предварительный вердикт, который впоследствии должны закрепить вышестоящие загробные инстанции. В расследовании ему помогают особые дознаватели – Паньгуани (не путать с Четырьмя великими Паньгуанями), имеющие своих помощников и секретарей. В ведении духа города есть и собственные загробные управы, и ряд чиновников – представителей центральных Департа ментов Дунъюэ Дади, которые также могут принимать участие в проводимом Чэн-хуаном дознании.
Дух-покровитель города Чэн-хуан, храм Чэн-хуан-мяо, г. Сучжоу, пров. Цзянсу
Роль посредников между загробными столоначальниками и духами-покровителями города, а также функции ближайших помощников и личных поверенных Чэн-хуанов исполняют особенные духи – Инь-ян-сы-гуны (陰陽司公). Вера в них популярна по большей части в южных провинциях Китая.
Когда предварительный вердикт вынесен, душа новопреставленного препровождается непосредственно ко входу в загробный мир, где и происходит дальнейшее разбирательство, но прежде она может еще раз посетить свой дом. Происходит это, как правило, на седьмой день после смерти, и душа покойного осуществляет этот последний визит либо в одиночестве (если при жизни человек был праведен и его ожидает хорошее перерождение или служба в аппарате Нефритового императора), либо в сопровождении загробного конвоира – духа Шэн-шэня (眚神) (если совершил множество прегрешений и дальнейшая участь его горька и плачевна).
Сцены адских мытарств, храмовый комплекс Гуйчэн, уезд Фэнду, г. Чунцин
После того, как все дела в местных управах улажены и последние визиты нанесены, можно отправляться и ко входу в мир усопших. Вход в загробный мир, согласно поздней и наиболее разработанной мифологической традиции, находится в городе Чунцин, в уезде Фэнду (酆都). Трудно сказать, действительно ли первоначально под названием Фэнду подразумевался определенный географический объект или же это было обобщенное название некоей абстрактной обители мертвых. Первоначально Фэнду (букв. «Изобильная столица») было названием столичного города Чжоуской династии, а именно так называемой столицы Вэнь-вана, располагавшейся в провинции Шэньси. Возможно, по аналогии должно было называться и место пристанища упокоенных, заменившее весьма расплывчато описываемый Юду, владение божества Хоу-ту; вместе с тем существенное влияние на образ столицы мертвых оказали и легенды о Шести дворцах, расположенных в северных горах Лофэншань. Как бы то ни было, с ходом времени (точнее – примерно с эпохи Сун) представление именно о сычуаньском Фэнду как о действительном входе в мир умерших становится преобладающим. В Цинское время эти два понятия совершенно точно не разделялись: именно сычуаньский уезд Фэнду, а точнее – находящийся в нем высохший колодец, описывает как вход в царство мертвых выдающийся литератор Юань Мэй (袁枚, 1716–1797) в новелле «Правитель Фэнду» (酆都知縣).
Цзао-ван, г. Гуанчжоу, пров. Гуандун
Загробная подорожная цзе-инь, храм Дабэй-юань, г. Тяньцзинь
Понятно, что путь в Фэнду для жителей большей части Китая чрезвычайно далек и долог, поэтому и упокоившейся душе, чтобы попасть к месту назначения, нужно иметь особую подорожную лу-инь (路引). Эти подорожные в Старом Китае (а также и в ряде соседних стран ЮВА), наряду с гробом и погребальными принадлежностями, также заранее покупали, готовясь к смерти. В некоторых местных традициях лу-инь почитались не просто подорожной, но особым свидетельством, выдаваемым правителями преисподней и удостоверяющим, что его владелец – человек высокоморальный и не подлежит терзаниям в адских вертепах, но подобный взгляд не носил общепринятого характера и во множестве опровергался книгами о загробных странствованиях.
В Фэнду душу сопровождают адские посыльные У-чаны (無常) либо же, по другим представлениям, дух очага Цзао-ван (竈王). Впрочем, последний, как и божество местности Ту-ди, обычно выступает в роли провожатого душ праведников. Эскорт грешников составляют более грозные божества, например, такие, как Ню-тоу и Ма-мянь. Так или иначе, в конце путешествия душа предстает перед высшими загробными чиновниками, учиняющими окончательное судебное дознание и выносящими приговор.
От нашего мира вход в мир духов отделяет река Найхэ (奈河), которую можно преодолеть только по узкому и скользкому мостику Найхэ-цяо (奈河橋). Местоположение этой водной преграды описывается по-разному (см. Найхэ), но наличие ее непременно практически для всех источников. Река кишит хищными и ядовитыми тварями, поэтому особо грешные души, проходя по мосту, не удерживают равновесия и падают в реку, где их тут же пожирают. Мост часто называют созвучным первоначальному названием, но записываемым другими иероглифами (奈何橋, «Мост, где ничего не поделаешь»). В Старом Китае в монастырях часто устраивали специальные каменные мостики, которые поливали маслом и яичными белками, чтобы проход стал особенно трудным. Считалось, что хождение по таким мостикам увеличивает заслуги и помогает преодолеть мост через Найхэ на том свете. (В настоящее время самый известный такой мостик находится как раз в уезде Фэнду.)
Недалеко от моста, разделяющего миры живых и мертвых, имеется специальный Пруд кровавой жижи (сюэ-чи, 血池, или сюэу-чи, 血污池). В пруду оказываются грешники, осквернившие своей кровью чистые водоемы.
Перейдя по узкому мостику через реку Найхэ, душа попадает к «Заставе демонов» (Гуймэнь-гуань,鬼門關), где ее встречают загробные стражи. Собственно, только пройдя через заставу, душа может предстать перед Ямараджами десяти залов загробного мира и после окончательного судебного расследования выслушать приговор. Здесь, на «Заставе демонов», ей, опять же, нужна подорожная лу-инь. Застава описывается как стоящая на черной скале, окруженная непроходимым лесом вековых деревьев, полным ворон и постоянно обдуваемым ледяным ветром.
После прохождения моста через Найхэ и заставы душа упокоенного оказывается в ситуации, когда действительно «ничего не поделаешь», и в этом смысле народная этимология названия Найхэ-цяо более чем оправданна. Существовавшая до того, хотя бы и теоретически, неопределенность (пусть и выражаемая в малоприятных вариантах: упасть или не упасть с моста, быстро пройти заставу или задержаться там на веки вечные и пр.) теперь полностью исчезает; дальнейшую судьбу души определяет только количество совершенных ею при жизни злых и добрых деяний.
Один из Четырех великих паньгуаней Фа-э-сы, храмовый комплекс Гуйчэн, уезд Фэнду, г. Чунцин
Адские служители Гуй ведут души грешников к «Заставе демонов», храм Синшань-сы, г. Сиань, пров. Шэньси
Надпись по обе стороны от счет гласит: «Ни на йоту не ошибаться, считать предельно точно»
Небесные счеты, храм Дунъюэ-мяо, г. Пекин
Все поступки во время жизни отмеряются на специальных гигантских небесных счетах. Эти счеты – аналог весов Фемиды – любимый атрибут различных храмов, посвященных покровителям города или вершителям загробных судов. Их данные в первую очередь берутся в расчет при загробном судебном дознании и определяют, поощрения или наказания следует ждать подсудимому. Кроме счет, отмеряющих добрые и злые дела, в загробных службах постоянно ведется «Реестр проступков и добродетелей» (Гогун-бу, 過功簿), непосредственно связанный с еще одним важным сводом – «Реестром жизни и смерти» (Шэнсы-бу, 生死簿).
Нужно отдельно отметить, что китайская традиция не дает никакого внятного описания того, что можно было бы соотнести с понятием рая. Термином «рай» в европейских переводах обозначают, как правило, обитель бессмертных (сянь, 仙) либо благой мир одного из Будд, например Амитабы (кит. Амитофо, 阿彌佗佛) или Бхайшаджьяраджи (кит. Яошифо, 藥師 佛). Однако по восходящим к даосской религиозной практике представлениям бессмертными становятся благодаря сознательному подвижничеству при жизни, обретая достаточно янской силы, чтобы во плоти переместиться в мир праведников либо же дать возможность просветленному сознанию существовать самостоятельно, отринув ненужную теперь телесную оболочку (так называемое «отбрасывание трупа», кит. шицзе, 屍解). Равным образом, возможность оказаться в одном из благих миров Будды – результат собственных заслуг в постижении Дхармы – Закона Будды, а не награда за хорошее поведение в социуме. Другими словами, попасть в обитель бессмертных или благой мир Будды в качестве поощрения за добропорядочность в мирских делах по решению любого суда, пусть даже и высшего загробного, невозможно. Поэтому для тех, кто не сумел добиться личного бессмертия или буддийской святости, то есть для подавляющего большинства населения, наилучшим исходом загробных мытарств видится не что иное, как хорошее новое перерождение.
Возможен еще вариант приглашения на службу в небесное чиновничество, но делаются подобные приглашения крайне редко и адресуются исключительно выдающимся ученым мужам, проявившим свои незаурядные способности и высокие моральные качества на государственной службе. Для остальных подобный путь закрыт.