– Что ж, в этом есть доля правды: если дом требует дорогостоящего ремонта или серьезного обновления, это отразится на цене продажи. И если вы хотите сменить его на другой дом в Чарльстоне, вам понадобится для начала выручить как можно больше денег.
– Она права, Майкл, – наконец подала голос Вероника. – Не хочу экономить на новом доме, поскольку нам там жить еще много лет. Мы должны подумать о будущем, возможно, даже о внуках, о том, чтобы у них было игровое пространство и двор. Это будет недешево.
Его лицо смягчилось, как будто упоминание слова «внуки» дало ему новую перспективу. Или же слова «это будет недешево».
– Я понимаю, о чем вы. Но это не значит, что мы должны тянуть резину.
– Разумеется, нет, – согласилась я. – Но мы должны не действовать с бухты-барахты, а сделать все правильно, сколько бы времени это ни потребовало. Попробуйте подумать об этом с точки зрения денег: чем больше готов к заселению ваш дом, тем выше запрашиваемая цена.
Майкл улыбнулся, а я поняла, что мы наконец разговариваем на одном языке.
– Хорошо, – сказал он, вставая. – Тогда берите карандаш и бумагу и поедем к нам домой. Надеюсь, это не займет много времени. – Майкл уже шел к двери и не видел большого пальца Вероники, который она показала мне за его спиной.
– Надеюсь, – сказала я, убрав блокнот и карандаш в портфель и сняв с вешалки пальто. – Давайте на удачу скрестим пальцы, что дом не требует существенных переделок, прежде чем мы выставим его на продажу.
Майкл открыл дверь и, придержав ее для нас, театрально выставил вперед другую руку, чтобы показать скрещенные пальцы.
– Я загадал удачу для нас.
Вероника вышла передо мной. Она коротко поцеловала Майкла в щеку, отвлекая его, чтобы он не заметил, как красная подушка пролетела через всю комнату и, ударив меня по спине, упала на пол. Майкл на миг оглянулся, как будто цветная вспышка привлекла его внимание. После чего последовал за мной в дверь и легонько захлопнул ее.
Глава 26
Чтобы встретиться с матерью и детьми и добраться от дома Фарреллов на Куин-стрит до Чарльстон-Плейс, я взяла велорикшу. Рискни я идти на каблуках после изучения всех трех этажей викторианского особняка Фарреллов, мне пришлось бы ампутировать обе ноги.
Мои ребра и спина были все в синяках, полученных от Вероники: всякий раз, когда я говорила, что что-то в порядке, она тыкала в меня пальцем, пока я к ее удовольствию не придумывала очередную идею обновления или ремонта. К тому времени, как я ушла от них, мой список насчитывал десять страниц. Этого было достаточно, чтобы не выставлять дом на продажу как минимум еще год, если только Майкл не настоит на своем. Закрывая за мной входную дверь, он определенно был далеко не в восторге, и я сомневалась, что он согласится хотя бы с половиной моих предложений.
Пока я сидела в тележке велорикши, мне в голову пришла блестящая мысль позвонить Софи и отправить ее к Веронике – предложить несколько структурных изменений вкупе со строгими предупреждениями. Как-никак она была профессором колледжа и неплохо умела запугивать и изматывать тех, кто не соглашался с ней относительно реставрации старых домов. Именно поэтому я выложила уйму денег на новую крышу и фундамент, а еще на обои с ручной росписью и отшлифованные вручную полы. А все потому, что я не могла спорить с Софи, пусть она и одевалась как трехлетний малыш, который сам подбирал себе одежду.
У меня в сумке зазвонил телефон. Я мгновенно его вытащила. Рядом со знакомым номером не высветилось имя – я была слишком оптимистична, полагая, что мне никогда не понадобится добавлять ее имя в свой список контактов. Проведя большим пальцем по экрану, я поднесла телефон к уху.
– Привет, Сьюзи. Это Мелани.
– Не могу поверить, что говорю с вами! Вас сложно застать на месте.
– Извините, – сказала я, имитируя скучающий тон, которым моя коллега Венди Уокс говорила с одним из бывших мужей. – Просто в этой суматохе недолго свихнуться.
– Это точно. – Сьюзи хихикнула, словно двенадцатилетняя девочка, собственно, она и выглядела так же.
– Как я понимаю, у вас дома сейчас полный аншлаг: съемочная группа, декоратор и студенты колледжа на заднем дворе. Как вы только со всем этим справляетесь?
– Это будет интервью о моей жизни? Потому что, если это так, я могу заранее сэкономить наше время и сказать вам, что мне это неинтересно.
Она вновь захихикала, а я стиснула зубы.
– О, я не сомневаюсь, что ваша повседневная жизнь чрезвычайно увлекательна, Мелани, но я звоню по другому поводу. Вы знакомы с серией статей, которые я пишу в «Пост энд курьер» о потерянных сокровищах Прибрежного района? Они выходят в газете каждую неделю в воскресном выпуске.
Я постеснялась признаться, что у меня было время только на то, чтобы вытаскивать из газеты вкладку о торговле недвижимостью, и что, несмотря на обещания самой себе, что я непременно прочту остальную часть газеты и стану более информированным членом общества, эта самая остальная часть обычно попадала в корзину непрочитанной. Джек обычно читал все от корки до корки, но я заметила, что в последнее время он был слишком увлечен разгадкой пазла и изучением архивных материалов, которые Ивонна присылала почти ежедневно. В общем, ему было не до газет.
– Мне кажется, соседская собака утаскивает нашу воскресную газету, поэтому мы не получали ее уже несколько недель. Кстати, ее зовут Синди Лу, и она милейшая собачонка, но просто обожает сочные газеты.
Я приготовилась услышать новый смешок, а когда его не последовало, я убрала телефон от уха, чтобы убедиться, что звонок не прервался.
– Поймите, Мелани, журналисты и редакторы вкладывают в газету много труда. Мы все были бы признательны хотя бы за малую толику уважения.
– Извините, Сьюзи. Я не имела в виду, что Синди Лу жует газету. Я подумала, что она, вероятно, берет ее почитать. Она очень умная собака.
Не знаю, почему я это ляпнула. Наверно, потому, что у меня болели ноги, а эта женщина раздражала меня.
– Рада узнать, что у вас есть чувство юмора, Мелани. Ребекка считает, что вам оно, вероятно, понадобится.
Я села прямо.
– Что вы имеете в виду? – Я легко могла представить, как репортерша пожимает узкими плечами.
– Спросите у вашей кузины. А теперь у вас найдется пара минут, чтобы ответить на несколько вопросов?
Мы на черепашьей скорости ползли по Кинг-стрит. Из-за большого количества машин и не меньшего количества пешеходов, делающих предпраздничные покупки, движение было медленным.
– Смотря каких.
– О потерянных сокровищах. Для моей серии статей.
– Понятно. Я не уверена, что мне есть что добавить, если только вы не имеете в виду цистерну на заднем дворе. Там нашли много битой глиняной посуды, если вас это интересует. Я бы посоветовала спросить одну из работающих на раскопках аспиранток, ее зовут Меган Блэк…
– Меня интересует нечто потерянное после революции, нечто ценное, подаренное французским королем патриотам предположительно для оплаты американских шпионов.
Я мгновенно напряглась.
– Нет, мы точно не нашли ничего ценного… – как можно спокойнее ответила я.
– Тем не менее, – перебила меня она, – изучая информацию о пиратских кладах на побережье, я – вы только представьте себе! – наткнулась в национальных архивах Барбадоса на историю о сокровище, подаренном в 1781 году маркизу де Лафайету королем Франции. Вы, наверное, спросите, при чем тут Барбадос…
– Вообще-то нет. Послушайте, Сьюзи, я понятия не имею…
Она продолжила, как будто я ничего не сказала.
– Я изучила биографию джентльмена-пирата, Стида Боннета, который родился на Барбадосе, но был повешен в Чарльстоне, или Чарльз-Тауне, как наш город называли до революции. Вот почему я работала в национальном архиве Барбадоса и случайно наткнулась на малоизвестную статью о пропавших без вести сокровищах, включая сокровища Черной Бороды, Боннета и… – она выдержала театральную паузу, – маркиза де Лафайета!
Она вновь умолкла, очевидно, ожидая аплодисментов, и, не дождавшись их от меня, продолжила:
– Как бы то ни было, в статье утверждалось, что маркизу было поручено доставить подарок французского короля некоему американцу, вербовавшему влиятельных граждан Чарльстона в качестве шпионов. Чем бы он ни был, этот подарок, скорее всего, имел небольшие размеры и был весьма ценным, поскольку в то время большинство влиятельных граждан Южной Каролины были богатыми землевладельцами. Быть уличенными в заговоре против британской короны означало верную смерть, не говоря уже о конфискации всей собственности, что оставило бы семью без средств к существованию.
Мы проезжали мимо витрины магазина. Мое внимание привлекло симпатичное платье, поэтому я пропустила первую часть следующего предложения Сьюзи. Впрочем, услышав фамилию Вандерхорст, я тотчас же навострила уши.
– Извините, что вы сказали? О Вандерхорсте?
В моем ухе эхом отозвался тяжелый вздох.
– Я сказала, что я также просмотрела и прочла старые записи о заключенных в Подземелье Провоста во время британской оккупации в начале восьмидесятых годов восемнадцатого века. Эти записи включали показания американских шпионов, которые у них взяли до их казни. Один из них, которому грозила виселица, решил спасти свою шкуру, назвав имена, и упомянул Лоренса Вандерхорста с плантации Галлен-Холл. Вы даже не представляете, как я была взволнована, прочитав это. Ведь в числе моих инсайдеров есть владелица собственности Вандерхорстов.
Я хотела сказать ей, что она заблуждается, считая меня инсайдером, но оставила эти мысли при себе. Мой мозг был слишком занят Лоренсом и именем третьего обитателя мавзолея в Галлен-Холле. И я не собиралась сообщать об этом Сьюзи Дорф.
– Кстати, – сказала она, – Лоренс был известен как стойкий лоялист. Он сдавал властям американских шпионов, поэтому его репутация была вполне безупречной. Его так и не арестовали, поэтому тот заключенный либо придумал что-то, чтобы получить более мягкий приговор, либо назвал не то имя.