– Джейн наверху с близнецами, но как только они лягут спать, она присоединится к нам, – сказал Джек. Хотя мне жутко хотелось увидеть Джей-Джея и Сару, я ощутила легкое облегчение от того, что Джейн не будет принимать в этом участия. Я сказала себе, что проанализирую свои чувства позже. Когда будет время. Между тем Джек продолжил:
– Мы думали расстелить для нас и близнецов на кухне одеяло, с игрушками и собаками, но они все время просились на руки. Не знаю, для кого этот карантин тяжелее – для них или для меня.
– Мне тоже очень тяжело, – сказала я, укоризненно взглянув на него.
Нола печально вздохнула.
– Эй, вы двое. Может, мы все-таки сосредоточимся, пожалуйста?
Я подошла к ней и встала позади нее. Она тем временем открыла тот самый учебник истории искусства, с которым я видела ее и двух ее подруг на мастер-классе по плетению рождественских венков. Купер вытащил блокнот и открыл пустую страницу.
– Итак, – начала Нола, – если вы помните, когда папа впервые дал мне эти четыре слова, поручив разгадать их смысл, мы с Купером сели и попытались разделить их на категории и посмотреть, что у них общего. – Она обвела взглядом стол, посмотрев на каждого из нас. Ее глаза были такими же пронзительно-синими, как и у ее отца, когда он разгадывал запутанную тайну, гадая, за какую ниточку ухватиться. Это получалось у него лучше всего, и, очевидно, он передал этот талант своей старшей дочери. А может, и младшей, и сыну, но об этом пока рано было говорить.
– Мелани?
Я поняла, что Нола повернулась и теперь смотрит на меня, в то время как я смотрела на Джека и думала о наших детях.
– Да?
– Ты нас слушаешь?
– Конечно, – я кивнула. – Продолжай.
– Итак, мы с Купером сделали эти колонки и записали для каждого слова прилагательные, чтобы посмотреть, сможем ли мы найти что-то общее. Мы занимались этим несколько дней, снова и снова просматривали столбцы, находили новые слова, о существовании которых я даже не догадалась бы, если бы не всемогущий Гугл. Или если бы на месте Купера был кто-то другой.
Они переглянулись, и Джек нахмурился. Либо он поправлялся, либо его радар, нацеленный на Нолу, не пострадал от гриппа. Нола между тем продолжала:
– Единственное, что мы заметили, это то, что три предмета можно идентифицировать по цвету: коньяк коричневый, перья щегла желтые, а бургундское вино красное. Оставалась кухарка. Даже в семнадцатом веке они, вероятно, были разных цветов. Это было полной бессмыслицей, и мы с Купером решили, что идем по ложному пути.
Она театральным жестом взяла книгу и открыла для всеобщего обозрения, словно учительница начальной школы, читающая своим ученикам. Я узнала картину: женщина в белом полотняном чепце держит что-то вроде глиняного кувшина, из которого в миску льется молоко.
– Это известная картина голландского художника Йоханнеса Вермеера. Ее официальное название – «Молочница». Но… – Нола для пущего эффекта выдержала паузу, – возможно, потому что, по мнению многих людей, молочница выглядит иначе… как молодая женщина, которая доит коров… эта картина более известна как…
Она вновь умолкла, но вместо того, чтобы стиснуть зубы, Джек улыбнулся.
– «Кухарка».
– Бинго! – Улыбка Нолы была копией улыбки ее отца. – Я чувствовала себя круглой дурой. Мы ведь весь семестр изучали Вермеера, и я так много знала о нем. Странно, что до меня не дошло раньше. Но что было действительно интересно и что наконец привлекло мое внимание, так это цветовая палитра. – Руки Нолы напряглись под тяжестью фолианта. Заметив это, Купер встал и взял у нее книгу, а я заняла его освободившееся место за столом.
– Спасибо, – сказала она. Я очень надеялась, что Джек не заметит ее лица, когда она улыбалась молодому человеку.
Нола нахмурила брови.
– На чем я остановилась?
– На цветовой палитре Вермеера, – сказал Купер.
– Верно. В общем, у каждого художника была своя фирменная палитра. В семнадцатом веке, когда Вермеер писал свои картины, ему было доступно всего около двадцати пигментов, и он предпочитал работать в основном с семью. – Ее улыбка стала шире, и она указала на фон «Молочницы». – Его палитра была необычной из-за пигмента, который он использовал для создания теней на побеленных стенах. Они были теплее, чем тени, созданные с помощью черного пигмента, которым пользовались другие художники.
– И этот пигмент… – словно церемониймейстер, объявил Купер. Я даже подумала, не выстучать ли мне на столе барабанную дробь. Мы с Джеком вопросительно посмотрели на Нолу, а затем на Купера, словно ожидая, что они перевернут страницу и откроют ответ, потому что мы понятия не имели, к чему они клонят.
– Умбра! – крикнула Нола.
Купер положил книгу на стол.
– Итак, теперь у нас есть четыре объекта, каждый определенного цвета: коричневый, желтый, умбра и красный.
Я села прямо.
– И это значит?..
Купер и Нола переглянулись и снова посмотрели на меня.
– Мы не уверены. Вот почему мы рассчитывали на небольшой мозговой штурм.
Джек потянулся за блокнотом и ручкой, и Купер подтолкнул их ему через стол. Вверху пустой страницы Джек записал четыре слова и четыре соответствующих им цвета.
– Что нам сейчас нужно сделать, так это поместить все это в контекст Вандерхорстов того времени. С чем они были бы знакомы и какова их связь с этими четырьмя словами или цветами. И главное, чтобы это было известно Лафайету, так что его письмо было понятно лишь им, надеюсь, никому больше.
– У нас точно такие же соображения, сэр, – сказал Купер. – И поскольку мы исходим из того, что это может быть связано с сокровищем французского короля, мы рассматривали наши четыре цвета именно в этом контексте.
Джек, который все еще что-то писал, поднял глаза на Купера.
– И что вы нашли?
– Пока ничего, сэр. Но я готов остаться здесь с Нолой на весь вечер и помочь разобраться в этом.
Джек недобро прищурился.
– Я уверен, что в этом нет необходимости.
– Папа! – крикнула Нола. Было видно, что она оскорблена в лучших чувствах.
– Нет, сэр, – ответил Купер, залившись румянцем, и прочистил горло. – Мы выяснили одну вещь, сэр, относительно умбры. Миссис Вандерхорст была заядлой собирательницей произведений искусства. Есть несколько картин, которые она приобрела, живя в Галлен-Холле, которые позже были подарены семьей музею Гиббса. Хорошо известно, что ее любимыми художниками были Рембрандт и Вермеер. Так что вполне логично предположить, что она была осведомлена об излюбленной палитре Вермеера.
– И маркиз наверняка бы это выяснил, – сказал Джек, постучав ручкой по блокноту. Впрочем, в следующий миг он выронил ее и устало откинулся на спинку стула. Его лицо приобрело восковой блеск.
– Джек, тебе нужно отдохнуть. – Я встала и подошла к нему. Купер и Нола тоже двинулись в его сторону, но он взмахом руки велел им отойти.
– Не стоит… вы можете заразиться… обещаю быть осторожной. – Я помогла Джеку встать и вновь услышала, как стучат его зубы. – Давай мы уложим тебя в постель.
– Мне нравится, когда ты так говоришь, – прохрипел он.
– Папа! – крикнула Нола. – Ты же знаешь, мы все еще здесь.
Джек улыбнулся и вновь потянулся к столу.
– Мне нужен блокнот. На потом, – сказал он, заметив мою тревогу.
Нола схватила блокнот и протянула мне. Взяв блокнот и обняв Джека за плечи, я повела его наверх. Здесь я дала ему жаропонижающее и уложила в постель, добавив по его просьбе еще одно одеяло.
– Положи сюда блокнот и ручку, – сказал он и указал на место на кровати, где обычно спала я. – Когда я проснусь и почувствую себя лучше…
– Конечно, – сказала я, – но только не перетруждай себя. Тебе действительно нужен отдых, если ты хочешь поправиться. – Сев на край кровати, я убрала волосы с его лба. – Тебе еще что-то нужно?
Он многозначительно приподнял брови.
– Джек, ты болен, или ты забыл?
– Это не значит, что я мертв, – пробормотал он. – Что угодно, о чем можно поразмышлять, пока я застрял здесь?
Слово «мертв» напомнило мне кое-что из сказанного Энтони.
– Может быть. Мы с Энтони разговаривали раньше, и он сказал, что почти уверен, что это Элиза Гровнер столкнула его с лестницы в Галлен-Холле. Всякий раз, когда он проходит мимо ее портрета, он ощущает неприятные флюиды. Поэтому он считает, что она его ненавидит. Он даже предположил, что, возможно, он похож на кого-то из ее жизни, кто ей не нравился.
– Может, она просто ненавидит мужчин.
Я покачала головой.
– Нет, это вряд ли. Похоже, она взъелась только на Энтони. У нее нет ненависти к мужчинам. Думаю, она даже поцеловала Греко.
Джек оторвал голову от подушки, но тотчас откинулся назад.
– Когда это произошло?
Я не могла вспомнить, что я уже говорила ему, а что нет. В свою очередь, Джек все еще не рассказал мне о том, о чем упомянула Джолли, – о злом духе из цистерны, который последовал за ним в мой кабинет. В пику ему я решила скрыть происшествие с пчелами и выкрики моей матери, пока он не поделится со мной тем, что узнал. Это было по-детски глупо, и я уже решила, что расскажу ему все. Как только ему станет лучше, когда он сможет все это осмыслить. Во всяком случае, я все время убеждала себя в этом. Посмотрев на свою руку, на которой был перстень с печаткой, я прикрыла его другой рукой.
– Он зашел к нам, чтобы кое-что забрать, прежде чем отправиться на мероприятие, посвященное живой истории, и был одет в полную британскую полковую форму. Он стоял в комнате Нолы, когда, по его словам, почувствовал, как некая женщина поцеловала его в щеку. Я почти уверена, что это была Элиза… я постоянно ощущаю ее присутствие.
Джек на мгновение задумался.
– Итак, Александр был британским солдатом, стоявшим на постое в Галлен-Холле, но Элиза была помолвлена с Лоренсом, сыном семьи. – Его веки были готовы смежиться. – Странно, что она поцеловала британского солдата, не так ли?
Я снова посмотрела на перстень и вспомнила, как Греко сказал мне, что после того, как надел его себе на палец, он ощутил поцелуй. А моя мать была уверена, что владелицей кольца была женщина. Я подняла руку, чтобы показать ему.