Еще она уговорила меня позволить ей подарить нашим гостям небольшие пакетики с вкусностями, в число которых входили пралине с орехами пекан, домашние трюфели, лимонно-клюквенные пирожные и пряное песочное печенье с глазурью и мятой. Из всего этого я еще не попробовала ни кусочка. В том, что касалось меня, миссис Хулихан, похоже, обладала неким шестым чувством, вечно встречая меня в дверях кухни, каждый раз, когда я пыталась прокрасться и стащить на пробу что-то вкусненькое. Она утверждала, что я не знаю, что такое проба, и что каждый раз, когда она позволяла мне это в прошлом, ей приходилось печь очередную партию того, что я пробовала. Я, конечно, это отрицала, обвиняя в этом любого, кто на тот момент был в доме, но она мне ни разу не поверила.
Мама приехала около десяти, после того как съездила с отцом в садовый магазин за брезентом для его любимых вечнозеленых кустов Дафны и камелий, чтобы защитить их от снега. Это были выносливые, устойчивые к холоду растения, но отец опасался, что его южные красавицы не переживут ледяной дождь или толстый слой снега. Я позвонила ему на мобильный и попросила купить больше брезента, чем ему было нужно, потому что Софи беспокоилась о цистерне, не желая подвергать ее содержимое лютому холоду. Меня так и тянуло спросить у нее, как холод может сделать кучу мусора менее ценной, однако я прикусила язык и воздержалась от язвительных фраз, напомнив себе, что мы как-никак подруги.
Нола спустилась вниз примерно в то же время, когда приехала моя мать. Нола была не любительница рано вставать, и меня впечатлило, что в субботу она спустилась вниз еще до полудня. Миссис Хулихан вложила ей чашку чая в одну руку, я вложила таблицу в другую и подождала еще минут пятнадцать, чтобы она полностью проснулась и приступила к работе.
Она начала с того, что помогла нам с миссис Хулихан поставить на столы «ассорти» из сервиза Имари, принадлежавшего Вандерхорстам, и свадебного фарфора Картье с узкими золотыми ободками, позаимствованного у мамы, которые прекрасно сочетались друг с другом. Это сочетание предложил Греко. Я даже удивленно покачала головой, отказываясь поверить, что нашла этого человека по рекомендации его хорошего друга Рича Кобилта, с которого вечно сползали штаны.
Пока мы работали, я продолжала поглядывать в окно, постоянно проверяя погоду на улице и по телефону, а иногда даже включала канал с прогнозом погоды, подтверждавшим, что до утра воскресенья снег не пойдет. Мантра моей жизни заключалась в том, что если что-то стоило делать, то стоило делать трижды.
Под руководством Джейн мы с Нолой превращали салфетки в этакие элегантные вигвамы, – очевидно, в школе нянь она научилась складывать любой материал в любую форму, – когда наверху лестницы появился Джек.
– Мелли?
Я тотчас бросила квадрат льняной ткани и, перепрыгивая через две ступеньки за раз, взлетела по лестнице. Джек по-прежнему выглядел бледным и не совсем здоровым, но его щеки слегка разрумянились.
– Тебе нельзя вставать с постели.
– Наверное, нет, – согласился он, – но, кажется, я только что понял, что означают эти цвета. – Он наклонился ко мне, и я обняла его за плечи. Его колени как будто слегка согнулись, но я постаралась удержать его в вертикальном положении. Джейн взбежала по лестнице и, встав с другой стороны от него, обняла его за талию.
– Мне тоже подойти? – крикнула Нола.
– Нет, мы с тетей Джейн справимся сами.
– Но ведь это я…
– Да, ты помогла нам разобраться в умбре.
Об этом было невозможно забыть, потому что с вчерашнего вечера она привносила эту тему в любой разговор.
– И мы благодарны тебе, но эти салфетки не сложатся сами по себе. Можешь одолжить мою линейку, чтобы убедиться, что все стороны равны, – я оставила ее на столе рядом с тобой.
Мы с Джейн осторожно отвели Джека обратно в кровать, хотя сначала мне пришлось убрать блокнот и около десятка скомканных листов бумаги. Поправляя подушку под его головой, я нахмурилась.
– Ты работал над этим вместо того, чтобы спать?
Его улыбка была так хорошо мне знакома, что мой гнев моментально испарился, что, я уверена, и входило в его намерения.
– Может быть.
– Джек! Как ты собираешься поправляться, если не будешь беречь себя?
– Для меня достаточно увидеть твое красивое лицо, и мне сразу же становится лучше.
Он посмотрел мне за спину, туда, где, сложив на груди руки, стояла Джейн.
– Как это было?
Джейн попыталась скрыть улыбку за нахмуренным выражением лица.
– Ужасно. И Мелани права, Джек. Тебе нужен сон.
Я быстро кивнула ей в знак признательности.
– А теперь ложись спать, поговорим позже. Нам нужно готовиться к вечеринке. – Я потянулась к лампе, но Джек взял меня за руку.
– Сначала я тебе покажу, а потом я пойду спать. Обещаю.
Я вытащила из-под стопки мятых бумаг блокнот и протянула ему.
– Смотри, – сказал он, ткнув пальцем в какие-то каракули. – Моя ошибка в том, что я думал, что это будет сложнее, чем на самом деле.
– Типа искать зебр вместо лошадей, – сказала Джейн.
– Точно. – Джек с благодарностью посмотрел на нее.
Как будто догадавшись, что я понятия не имею, о чем она, Джейн пояснила:
– Раньше я работала у женщины-врача и ее семьи, и она сказала мне, что молодые врачи, исследуя симптомы, вечно ищут причудливые болезни, а не повседневные вещи типа простуды.
– А-а-а, – ответила я, глядя на запутанные слова в блокноте.
Джек закашлялся, и я протянула ему стакан воды, который стоял на его тумбочке.
– Итак, – сказал он, – я потратил пару часов, просматривая все книги по шифрованию, какие только у меня были, не зная, смогу ли я разгадать этот шифр. Здесь всего четыре слова. Нола уже проделала самую сложную часть, выяснив цветовую связь, и я подумал, что смогу выяснить остальное. – Он на миг умолк и откинул голову на подушку, чтобы отдышаться.
– В общем, – продолжил он, – впустую потратив уйму времени, я вернулся к самому простому из всех шифров – подстановке букв и первым буквам. То есть начал вместо зебр искать лошадей, так сказать. Это элементарно, но я подозреваю, что тот, кто придумал исходный список, счел его хорошо зашифрованным намеком на то, что любой дополнительный код был лишь мерой предосторожности и не требовал особых усилий.
Проследив за его пальцем, скользящим вниз по странице, я увидела его попытки составить слова, используя различный порядок букв. Затем на моих глазах Джек перевернул страницу, на которой корявыми печатными буквами было написано одно слово. RUBY[4].
– Red, umbra, brown, yellow[5], – сказала я вслух. – Так просто, но так дьявольски хитро, когда ищешь что-то посложнее.
Джейн потерла лоб.
– Итак, французский король дал маркизу де Лафайету ценный рубин, чтобы тот тайно отдал его кому-то – возможно, шпиону – в Галлен-Холле, чтобы поддержать дело Америки. И я лишь потому говорю «шпион», что Вандерхорсты были лоялистами, верно?
Джек кивнул, как будто усилие, которое потребовалось, чтобы открыть рот, было выше его сил. Но я понимала: сейчас мне его не остановить. Я больше всего любила в нем упорство и ум, и поэтому знала, что заставлять его сейчас замолчать и расслабиться – напрасный труд. Глубокая складка над его переносицей внезапно разгладилась. Похоже, он что-то понял.
– Там был не один рубин, – взволнованно сказал он. – А целых четыре. И где лучше всего спрятать драгоценные камни, как не в украшении? Помнишь брошь на портрете Элизы – в виде павлина. Я уверен, это та же самая брошь из видения Джолли, о которой я тебе рассказывал. В ней было четыре камня.
Джейн кивнула, а я попыталась расслабиться. Джолли рассказывала мне о своем видении человека с брошью, который следовал за Джеком, но мне Джек ничего не рассказал. Вплоть до этого момента я все еще ждала. Но, похоже, он рассказал Джейн. Отчасти мне хотелось верить, что это просто оплошность, – он был болен, а сейчас все было так безумно, – но отчасти я ощущала хорошо знакомую мне обиду.
– Но не все камни были красными, – сказала я, вспомнив портрет и те случаи, когда я видела Элизу. Я произнесла эти слова начальственным тоном и тотчас поймала себя на том, что с моей стороны это попытка придать значимости собственной персоне.
– Верно, – сказала Джейн и посмотрела на Джека. – Они могли быть замаскированы, верно? Например, морилкой или даже акварельной краской?
Джек одобрительно улыбнулся.
– Я тоже так подумал. Вставьте разноцветные камни в брошь из пинчбека, и никто не узнает, что там под ними.
– Тогда где четыре рубина? – спросила я.
Джек медленно покачал головой.
– Я знаю, что это как-то связано с мавзолеем, тем, что был разрушен и восстановлен, став на два кирпичных ряда выше. Это должно что-то значить. Не может быть совпадением, что его отстроили заново через год после того, как Лафайет якобы привез в страну сокровище.
– И трое похороненных там тоже должны быть как-то связаны между собой, – добавила Джейн. – Поскольку все они умерли в тот же год, когда сокровище якобы было доставлено в Галлен-Холл.
Я села на край кровати и внезапно вспомнила о перстне с печаткой, который все еще был у меня на пальце. Он был очень теплым, я бы даже сказала, горячим и обжигал мою кожу своим теплом. Я вспомнила, что сказала моя мать, когда взяла его в руки, вспомнила ощущение горечи и разочарования и поцелуй, которого удостоился Греко, когда надел кольцо. И следы мокрых подошв после ухода Греко. Я также вспомнила, что рассказывала мне Джолли о человеке, преследующем Джека, и разбитом сердце самого призрака.
Я тихо ахнула и подняла глаза. Я поняла, кто был шпионом. А еще значение слова «ложь». Что еще важнее, хотя я и не знала точно, где спрятаны рубины, я поняла, где их искать.
– Что такое? – спросил Джек. Было видно, что он борется с усталостью и его веки слипались.
– Это может подождать. У нас сегодня вечеринка, и мне нужно к ней готовиться. – Я встала и накинула на него одеяло. – А ты поспи. Поговорим завтра.