Его тело было полностью, до носа, присыпано землей и снегом. Стараясь равномерно распределить свой вес, я осторожно заползла на него. Мои пальцы дотянулись до его лица, и я начала счищать землю с его подбородка и рта.
– Джек, это я, Мелли. Ничего не говори, я сначала сотру грязь с твоего лица. Просто кивни в знак, что ты меня слышишь.
Он не шевелился и никак не реагировал. Его лицо оставалось неподвижным и бесцветным, как луна, а сам он лежал на дне могилы, как то видела во сне Ребекка.
Поцелуй его. Я не была уверена, были ли эти слова произнесены вслух, но, подняв глаза на край обрушившейся могилы, я увидела рядом с Элизой британского солдата, который обнимал ее. Поцелуй его.
Зажав Джеку нос, я прижалась ртом к его рту и вдохнула в него воздух. Безрезультатно. Я повторила попытку, на этот раз сильнее, представляя себе, как его легкие расширяются от моего дыхания. Он ахнул, его глаза открылись. В следующий миг он сделал самостоятельный вздох. Пару мгновений его веки трепетали, пока он не увидел меня.
– О, Джек. Все будет хорошо. Я здесь. Это я, Мелли. Я нашла рубины! – Его взгляд сфокусировался на мне, и я улыбнулась. – Я люблю тебя, Джек.
Его глаза посмотрели мимо меня, туда, где Энтони и Томас стояли на месте Элизы и Александра и смотрели на нас с вершины могилы. Затем его взгляд снова переместился на меня, но в его глазах не было ни тепла, ни света.
– Иди. В. Ад.
Глава 35
Остаток ночи прошел как в тумане. Выли сирены пожарной и спасательной служб, следом была карета «скорой помощи» и поездка в больницу с Джейн и Томасом на его полноприводном внедорожнике. Я вспомнила, как Джек отвернулся от меня, когда его погрузили в машину «скорой помощи», положили и привязали к сиденью, вспомнила, как была потрясена, увидев Марка, когда его каталку задвинули рядом с Джеком. Сначала я его не узнала, но не из-за большого синяка на скуле, а из-за его волос. Его густые темно-каштановые волосы стали совершенно белыми, что никак не сочеталось с его черными бровями и гладким, без морщин лицом. Он попросил меня позвонить Ребекке, что я и сделала, и это было последнее связное воспоминание, которое у меня осталось.
Проснувшись на следующее утро, я обнаружила, что нахожусь в доме матери. Я смутно припомнила, что она забрала меня у больницы, сказав, что с Джеком, не считая нескольких синяков и растяжения лодыжки, все в порядке. Его хотели оставить на ночь под наблюдением, и хотя я была готова ждать и привезти его домой на следующее утро, он наотрез отказался видеть меня и попросил кого-то другого – кого угодно – отвезти его домой. Я была слишком ошеломлена, и поэтому не расплакалась, и дала матери увести меня из больницы, тем более что Джейн и Томас предложили остаться и отвезти Джека домой, когда его выпишут.
Я сидела в своей старой спальне, плохо понимая, где нахожусь. Я как будто стояла на движущемся тротуаре, который внезапно остановился. Я вспомнила обидные слова Джека и не чувствовала ничего, кроме стыда, прекрасно зная, что заслужила их. Мне нужны были мои дети, мне срочно требовалось увидеть их, подержать их на руках, поговорить с Нолой, заверить ее, что у нас все будет в порядке, что Джек простит меня. Я сбросила одеяло и, надев зеленое бархатное платье, в котором накануне была на вечеринке, бросилась вниз в поисках матери.
Когда я вошла на кухню, она только что закончила телефонный разговор. В элегантном платье, с идеальным макияжем, но ее взгляд не дрогнул, когда она увидела мои нечесаные волосы и мятое платье.
– Это была Амелия. Она сказала, что близнецы просто ангелы, что они вели себя идеально, и что она рада оставить их еще на несколько дней, если ты согласна. Она уже попросила Нолу принести чистую одежду на тот случай, если ты согласишься.
Я хотела что-то сказать, но у меня вырвался лишь громкий всхлип, и он быстро перешел в поток слез, которые я была не в силах остановить. Мать подошла ко мне и ласково заключила в объятия. Сладковатый аромат ее духов тотчас разбудил старые воспоминания о том времени, когда я была маленькой девочкой. Какой я была до того, как она меня бросила.
Мать привела меня в гостиную и усадила на диван, где я еще минут пять продолжала рыдать, пока у меня не осталось слез. Подождав немного, она слегка отстранилась и приподняла пальцами мой подбородок.
– Так что ты намерена делать, Мелли?
– Ты знаешь? – Я шмыгнула носом. Она кивнула.
– Джейн позвонила мне и сообщила, что вы все в больнице, и рассказала о том, что произошло. – Мать произнесла эти слова без осуждения в голосе, за что я была ей благодарна так, что разразилась новым потоком слез.
Успокоившись, я тыльной стороной ладони вытерла глаза и вспомнила, что она только что сказала. Если честно, я ожидала другого разговора. Я представляла себе, что она посочувствует мне, скажет, что, хотя все пошло не так, как задумывалось, я проявила ум и находчивость, и, в конце концов, все закончилось хорошо. А потом я буду сидеть и слушать, пока она не скажет мне, что делать дальше. Но она молчала, и тогда я не выдержала и спросила:
– Так, что мне теперь делать?
– Ты сильно уязвила Джека, Мелли. И поставила под удар ваш брак. Ущерб может оказаться даже непоправимым.
Я резко встала.
– Почему ты так говоришь? Я думала, ты будешь на моей стороне.
– Я на твоей стороне. Вот почему я говорю это. Потому что кто-то должен это сделать. Ты намеренно держала Джека в неведении, чтобы по причинам, которые мне еще предстоит выяснить, разгадать тайну и забрать всю славу себе. Хотя и обещала Джеку этого не делать. Ты солгала ему, Мелли, и теперь ждешь, что он будет рукоплескать твоей сообразительности. Хороший брак так не работает. Я думала, ты уже это знаешь, но, похоже, я ошибалась.
Я ощутила непреодолимое желание найти отключенный телефон и позвонить бабушке.
– Она бы сказала тебе то же самое. – Мать с укором посмотрела на меня. – Нет, я не умею читать мысли, но я знаю, что ты думаешь. И найти кого-то, кто согласится с тобой, не значит стать взрослой. Порой ты напоминаешь мне мотылька, который бьется о фонарь на крыльце, думая, что если он еще раз ударится о него, то получит другой результат. Хотелось бы думать, что ты умнее.
Я с несчастным видом села на диван.
– Так что я должна сделать?
– А как ты сама думаешь? – Она подняла брови и в упор посмотрела на меня.
– Извиниться?
– Это будет хорошим началом. Нет, конечно, этого будет недостаточно, но это начало.
Мое сердце встрепенулось.
– Что ты имеешь в виду, этого будет недостаточно?
– Ты уже извинялась и раньше, помнишь? И давала обещания. Но ни то ни другое не казалось тебе достаточно важным. Ты должна найти способ показать, что ты говоришь серьезно, и убедиться, что он это знает. Просто пойми, это не произойдет в одночасье. При том условии, что он простит тебя. – Она взяла меня за руку. – Мелли, я знаю, отчасти ты такая, какая ты есть, из-за меня. Я бросила тебя, оставила на воспитание отцу-алкоголику. Чтобы выжить в детстве, ты привыкла полагаться только на себя. И я искренне горжусь тобой, горжусь тем, как ты в этом преуспела, несмотря ни на что. Мне кажется, ты потому сопротивляешься переменам, чтобы не забывать, как далеко ты продвинулись с тех пор, когда была той одинокой маленькой девочкой. Или что ты сделала все сама. – Она сжала мою руку. – Но то, что ты можешь положиться на кого-то другого, не отменяет того, через что ты прошла или кто ты есть. Просто научись принимать это.
Я покачала головой.
– Я не сопротивляюсь переменам. Я хочу измениться… я готова сделать это. Мне просто нужно сообщить об этом Джеку. – Я снова встала. – Я пойду туда прямо сейчас.
Мать со вздохом отпустила мои руки. Я подошла к двери и распахнула ее настежь.
– Ой! – под белым слоем снега улица была неотличима от бордюров или тротуаров. Острые пики железной ограды под белыми шапками выглядели теперь менее угрожающе. Мать отошла от меня и закрыла дверь.
– Может, сначала примешь душ и причешешься? В шкафчике в твоей ванной есть новые зубные щетки и зубная паста, и ты можешь воспользоваться моей косметикой. Я оставлю одежду на твоей кровати… что-нибудь яркое и веселое. Твои снежные сапоги – на ступеньках заднего крыльца, а пальто – в шкафу в прихожей. Можешь захватить с собой туфли на шпильках, чтобы надеть их, когда будешь разговаривать с Джеком. Мужчины любят высокие каблуки.
– Ты думаешь, это поможет?
Она покачала головой.
– Нет. Но и вреда тоже не будет.
Я нахмурилась.
– Может быть, мне пройтись по снегу босиком, чтобы он понял, что я раскаиваюсь?
– Что ж, может, стоит попробовать, – сказала мать, обнимая меня, и, держа меня на расстоянии вытянутой руки, добавила: – Джек очень любит тебя, Мелли. И ты его тоже любишь. И у вас есть два ваших замечательных ребенка. И Нола. Им нужны вы оба, чтобы все заработало. Любовь – это великая основа, но должно быть и доверие. К сожалению, доверие гораздо труднее сохранить, чем любовь. Тебе придется очень, очень усердно потрудиться, чтобы вернуть его. – Она отступила назад и окинула меня взглядом с головы до ног. – Единственное, что я знаю точно: приходить к нему в таком расхристанном виде – не лучший способ начать сначала. И это даст тебе время подумать о том, что ты хочешь ему сказать. Ты же знаешь, как плохо все может обернуться, если действовать и говорить опрометчиво.
Я поспешила вверх по лестнице и вновь разрыдалась.
Зимняя страна чудес, по которой я прошла по дороге домой, напоминала книжку сказок. Амелия прислала мне эсэмэску с фотографией близнецов, одетых как эскимосы: Сара и Джей-Джей сидели в снегу рядом со снеговиком с руками-палочками, носом-морковкой и глазами, похожими на печенье «Орео». От этой картинки мне захотелось плакать, поэтому я сунула телефон обратно в карман и побрела дальше по улице.
С восходом солнца на безоблачном голубом небе температура уже начала подниматься. Капель с крыш домов и с ветвей деревьев звучала с обеих сторон улицы подобно радостному пению птиц. И дети, и взрослые выходили на улицу, используя в качестве санок все, что попадалось под руку, в том числе сплющенные картонные коробки и автомобильные камеры, и проводили большую часть времени в поисках чего-то похожего на горку, чтобы скатиться вниз. Я отвечала на их улыбки и махала руками, но мое сердце было таким же замороженным, как снег под сапогами.