Девочка кивнула:
— Ты же видела.
— Это все украшения, других нет? — прервала ее Саранна.
— Нет. А что? — Дамарис повернулась на скамье и пристально посмотрела на девушку. — Почему ты спрашиваешь?
— Потому что... — Саранна просунула руку под манишку. Она не видела другого способа узнать — только задать прямой вопрос. — Потому что сегодня утром, проснувшись, я увидела на своем туалетном столике вот это. Ты уверена, Дамарис, что не оставила там его, чтобы удивить меня?
Она нашарила шнурок и вытащила подвеску на свет. Яркий солнечный свет подчеркивал чистоту нефрита; глаза лисы сверкали.
— Белая лиса — благоприятное предзнаменование... — Дамарис опять словно цитировала заученное наизусть высказывание капитана Уэйли. Однако Саранна заметила, что девочка очень удивлена.
Но удивленное выражение тут же исчезло. Дамарис отодвинулась от Саранны на самый край скамьи.
— Нет! — горячо заговорила она. — Нет, это неправда. Ты не видела принцессу, не могла ее видеть! Она никого не подпускает к себе, кроме меня, никогда, никогда, никогда!
Саранна с трудом сглотнула. Ее сон... Но это неправда, такого не может быть!
— Дамарис! — Она произнесла имя девочки резко, требуя внимания. — Дамарис, ты должна рассказать мне правду. Кто живет в запретном саду?
Дамарис быстро замотала головой, отказываясь отвечать.
— Не могу, я обещала! Я не могу нарушить обещание. Так сказал дедушка. Он взял с меня слово перед смертью!
Саранна глубоко вздохнула:
— Хорошо, Дамарис. Я не прошу тебя нарушать твое обещание. Но выслушай меня. Вчера вечером... — Она медленно и подробно описала свой сон — видение Женщины-Лисы, танцующей перед своими четвероногими родичами, комнату за круглой аркой, ароматный чай в нефритовой чашке, как она проснулась в собственной постели — и только лежащая на столе подвеска требовала объяснения.
Дамарис слушала ее не прерывая, бесстрастно, словно сознательно подавляла чувства.
Когда Саранна умолкла, надолго воцарилась тишина. Потом старшая девушка добавила:
— Это, должно быть, сон. Я не могла видеть танцовщицу с лисьей мордой. Если бы не эта подвеска... — Она вопросительно посмотрела на Дамарис. Со вчерашнего дня они словно поменялись местами: тогда она хотела защитить девочку, теперь искала ее помощи. Ей нужно было узнать, почему появилась подвеска.
Дамарис опять покачала головой, медленно.
— Не могу тебе сказать, правда не могу, Саранна. Я обещала. — Она показала на подвеску. — Но она твоя, иначе бы ее у тебя не было. И она не из сокровищ дедушки. Только ей не показывай. Она найдет способ отобрать ее у тебя. А этого нельзя допустить. Эта вещь наделена силой. Такой нефрит называют «небесным камнем». А белая лиса означает удачу. Спрячь ее и никому не показывай. И, Саранна... — Девочка встала и остановилась прямо перед старшей девушкой. — Я сказала бы тебе, если бы могла, честно, сказала бы!
Саранна вымученно улыбнулась:
— Да я верю, Дамарис. И понимаю, что это ценная вещь и ее лучше спрятать. — Она старательно спрятала подвеску. — Я просто жалею, что ты не можешь сказать мне больше. Но я не буду больше спрашивать. — Она вздохнула.
Дамарис ее удивила. Может быть, она все-таки побывала ночью в тайном саду. Саранна слышала о человеке по имени Месмер, который умел внушать людям, что они видели нечто несуществующее, погружая их в сон и отдавая им приказы. Все-таки танцовщица с лисьей головой — наверняка иллюзия. Но кто так воздействовал на сознание Саранны? Эта мысль вела к пугающему продолжению, и Саранна решила не думать о нем.
— Мисс Дамарис, мисс Саранна... — К ним подошла Милли. — Миссис Партон зовет вас, мисс Саранна. Она вам покажет платья, которые отдала мисс Гонора...
Саранна вначале даже обрадовалась такой помехе, хотя мысль о том, что ей предстоит принять подачку Гоноры, злила ее. Дамарис пошла с ней в ее комнату, где Роза под присмотром экономки выкладывала на кровать груду платьев. Все, конечно, черные. Несомненно, Гонора решила больше не придерживаться строгого траура. Саранне не хотелось рассматривать платья на глазах у миссис Партон.
Экономка подобрала смятую юбку и расправляла ее складки. Она с восхищением провела рукой по ткани.
— Прекрасная материя, наилучшая, — заметила она, взглянув на Саранну и, вероятно, ожидая, что девушка воздаст должное такой щедрости.
Но материал, который она так хвалила, оказался тяжелым плотным атласом, совершенно непригодным для весны. Однако Саранна смирила гордость.
— Миссис Уэйли чрезвычайно добра, — ответила она. — У меня большой опыт шитья, миссис Партон. Не потребуется нанимать швею. Спасибо, что принесли это.
Выражение лица миссис Партон не изменилось. Она кивнула, принимая невысказанное предложение уйти, и вышла из комнаты. Дамарис взяла атласную юбку, которую расхвалила экономка, и поднесла к окну.
— Смотри! — негодующе воскликнула она. — Мне кажется, я ее узнаю. Ты только посмотри! На это платье она пролила вино, весь перед испорчен. — Дамарис презрительно бросила юбку на кровать, но юбка упала на пол. — Интересно, что еще она тебе отдала. То, что невозможно больше носить...
Саранна принялась осматривать одежду. Большая ее часть либо была испорчена, как юбка, о которой говорила Дамарис, либо не годилась для этого времени года. Тем не менее она нашла черный батист, который можно было использовать в качестве нижней юбки с другим платьем. Его можно было переделать. И еще поплиновое платье, над которым тоже посмеялась Дамарис.
— Это мне тоже известно. Она надевала его всего раз. Миссис Лэнnри сшила себе такое же, и она ужасно рассердилась, когда приехала домой с моря. Все это никуда не годится, Саранна! Но чего еще от нее ждать!..
Но у Саранны при виде этой груды одежды возникла идея. Гонора выбрала из своего гардероба все, что считала невозможным носить. Но в одном отношении миссис Партон оказалась права: все ткани были превосходного качества. А Саранна не зря наблюдала, как ее мать создает платья буквально из ничего. Она многому научилась. Не было смысла отвергать этот подарок. Лучше она докажет Гоноре, что она тоже мастерица и может одеваться достойно.
— Ты что-то задумала, — объявила Дамарис. — Я знаю! У тебя такие смешные морщинки вот здесь... — Она указала пальцем Саранне на переносицу. — Это значит, ты думаешь. Что ты собираешься делать с этими тряпками? — Она указала на груду одежды. — Надо швырнуть их ей обратно.
— Напротив, — мягко ответила Саранна, — я поблагодарю ее за щедрость...
Дамарис фыркнула.
— Я ее поблагодарю, — повторила Саранна. — А потом... возьмусь за дело.
— И чем займешься? — спросила Дамарис.
— Буду резать, пороть, сшивать...
— Ты хочешь использовать это?
— Конечно. Понимаешь, Дамарис, моя мама несколько лет зарабатывала на жизнь шитьем. Я ей много помогала, хотя ходила в школу, готовилась стать учительницей. У мамы был прекрасный вкус и ловкие пальцы. Может быть, то, чему она меня научила, сейчас поможет больше книжных знаний.
— Леди не шьют платья... — с сомнением сказала Дамарис.
Саранна повернулась и посмотрела в лицо девочке:
— Леди, Дамарис, выполняют любую необходимую работу. Разве тебя не учили шить?
Дамарис рассмеялась:
— Ну, Глупая Рожа пыталась. Но потом сдалась. Не справилась со мной.
— Но, Дамарис, вот ты восхищаешься прекрасной вышивкой. Кто-то ведь ее сделал. Разве тебе никогда не хотелось сделать что-то такое же?
— Этого хотела Глупая Рожа. Она говорила, что нужно обшивать тряпки для пыли... и простыни... — Девочка задумчиво посмотрела на Саранну. — Но, если хочешь научить меня шить, может, я попробую. Если я помогу тебе переделать эти старые платья, у нее глаза на лоб полезут. Конечно. Давай.
Саранна улыбнулась:
— Милли тоже хочет поучиться. Для нее это прекрасная подготовка, если она хочет стать личной служанкой леди. Хорошо, у нас будут уроки шитья... прямо здесь... начнем завтра же утром.
— У миссис Партой есть настоящая швейная машинка. Она ею не пользуется — боится, — сообщила Дамарис. — И не позволяет служанкам к ней прикасаться, они, мол, могут ее сломать. Дедушка выписал ее из Нью-Йорка для меня. Но когда она прибыла, миссис Партон ее отправила под замок. Сказала, это не игрушка для ребенка.
— Попросим у нее машинку, — пообещала Саранна. — Мама видела такую — ее показывали в Бостоне, и я тоже была там. Но мы не могли позволить себе ее. Посмотрим.
Теперь она во второй раз, с большей целеустремленностью, принялась рассортировывать отрепья, определяя, что из поврежденной, испачканной и вовсе негодной одежды можно использовать. Наконец она решила, что сумеет сшить три совершенно новых платья. Конечно, Саранна не думала, что шьет так же искусно, как мать, но на ее стороне был старый принцип экономии (хорошо известный в Сассексе, где один пенни часто работает за два) — корсаж можно обновить новой манишкой и присоединить к юбке от другого платья, верхняя часть которого безнадежно испорчена. Даже в худшем случае она будет одета лучше, чем сейчас, с ее старыми убогими платьями.
Дамарис сидела на краю кровати и разглядывала запятнанную атласную юбку.
— Саранна, ты... ты говоришь о своей маме, как будто здесь ты в гостях... и скоро отправишься к ней домой... а не как о мертвой. Ты не плачешь, когда говоришь о ней...
— Да, не плачу... — Саранна старалась проглотить ком в горле. — Но это не значит, Дамарис, что я не думаю о ней, что не хочу... Такое желание эгоистично: я хочу лучшего для себя, а не для нее. Понимаешь, она очень-очень болела перед смертью. Врач сказал, что она никогда не поправится и не сможет работать. У нас не было ни гроша, кроме того, что мы зарабатывали. Если бы она осталась жить, она была бы очень несчастна. Теперь, я уверена, она в безопасности. Голодает. Ей не холодно. Я вспоминаю ее такой, какой видела в один очень счастливый день.
Мы тогда уехали в деревню, повидаться с маминой школьной подругой. Был прекрасный летний день, и мы остановились на большом поле у ручья. Там росло множество цветов и папоротников, воздух был мягким, теплым, светило солнце. Мама много работала, иногда она целыми днями не выходила даже в садик у нашего дома. Но в тот день она осмотрелась и сказала, что небеса, наверное, похожи на это поле. И я уверена, что так оно и есть — для нее. Поэтому, когда меня одолевает эгоизм и я думаю, как мне ее не хватает, я вспоминаю то поле, и цветы, и солнце...