— А тебе как? — спрашиваю я.
— Можно попробовать, — говорит Вадим и закуривает.
— Ну, давай впишемся, — небрежно говорю я и роюсь по карманам в поисках сигареты.
Саша и Миша смотрят на нас, как добрые родители смотрят на своих непутевых детей, и мне становится неловко от этих фуфловых финальных диалогов, которые мы с Вадимом прогоняем им с идиотски серьезными лицами.
Мишка достает из-за дивана дорожную сумку «Hermes», вынимает из нее бутылку шампанского «Dom Ruinart» и коробку с шестью бокалами «Riedel». Он подходит к нам с Вадимом и говорит так запросто:
— Может, бухнем по случаю? Мне как раз будущие поставщики подарили бутылку и образец посуды. Заодно и обмоем.
И мы еще часа два пьем шампанское, которого обнаруживается три бутылки, рассказываем смешные истории, ближе знакомимся с Сашкой, который при всей своей внешней меланхоличности оказывается человеком с потрясающим чувством юмора и багажом такого рода историй. Перманентно мы говорим тосты, обнимаемся, и каждый старается передать другому эмоциональный заряд успешности, счастья и радости. И все мы выглядим как студенческие друзья, и в этот вечер, в сочетании со всеми событиями дня, я чувствую себя впервые по-настоящему счастливым.
Потом мы собираемся разъезжаться, и Вадим садится ко мне в машину «на пару сигарет» и, несколько стесняясь, говорит:
— Брат, у меня такое дело… Понимаешь… В общем, когда они сказали, что можно загнать безналом, я подумал, что могу перевести еще пятьдесят тысяч со своего счета.
— Да ты тайный миллионер, как я посмотрю!
— Нет, старик, просто я думал, что все наличными нужно внести, а у меня столько не было. В общем, такое предложение. Я внесу сотку, а ты как бы займешь у меня двадцать пять тысяч. Ты же хотел занимать все равно?
— Вадим, ты последний человек в этом городе, у кого я хотел бы занять деньги.
— То есть? Ты не хочешь? Ты хочешь, чтоб я внес только семьдесят пять?
— Старик, давай я внесу свой полтинник и буду иметь меньшую долю. Так проще. Ага?
— Брат, то есть ты хочешь сказать, что мы с тобой не поровну будем вступать?
— Вадим, ну я же вижу, как ты загорелся идеей. Поверь, мне этот проект важен не из-за денег, а из-за возможности поработать со своими людьми.
Вадим закуривает, смотрит в окно, выдерживая паузу, потом поворачивается ко мне и говорит:
— Старик, ты даже не представляешь, как мне этот проект важен. Я собираюсь сваливать из своей конторы, так мне все там обрыдло. И для меня это шанс. Понимаешь? Шанс начать другую жизнь, шанс работать с ДРУГИМИ людьми, шанс поменяться, понимаешь? Я сегодня весь день хожу, как ужаленный.
— Брат, я не собираюсь пока полностью переключаться на клубный бизнес. Давай сделаем, как я предложил. Ты вносишь сто, а я пятьдесят. И решили, а то у меня завтра совещание, спать надо ехать.
— Ты не обижаешься? — делает грустные глаза Вадим.
— Поверь, для меня в этом нет ничего обидного, — говорю я и кладу свою руку на руку Вадима.
— Спасибо тебе. — Вадим обнимает меня, целует в щеку и открывает дверцу машины: — Ты уверен?
— Я всегда уверен, и я тебя реально очень хорошо понимаю. Давай, старик, я тебе позвоню.
Вадим уходит, а я трогаюсь и еду к Лубянке. И мне на самом деле ни капли не обидно. И я рад, что хоть кто-то из нас двоих вырвется из этой ежедневной корпоративной рутины. И хорошее настроение маслом растекается по моему телу. Воистину день был совершенным во всех отношениях.
Совещание
Но поскольку мы ведем речь о мотивации персонала, тем более нестандартной, перед нами задача: без особых затрат финансовых средств оценить по достоинству труд сотрудника…
В Уставе Вооруженных Сил есть такая мера поощрения — фотографирование у развернутого боевого знамени воинской части (ст. 19, гл. 2). Человек хранит эту фотографию как память о целом периоде своей жизни. Мы делаем то же самое у себя в универсаме. Так зарождается чувство, знакомое японским трудящимся, — чувство корпоративного патриотизма, принадлежности к общему делу.
Десять утра следующего дня. Сегодня намечено совещание, посвященное итогам финансового года. Как и во многих международных компаниях, финансовый год у нас сдвинут и заканчивается в июле. Хотя разумных объяснений тому мало, это никого не смущает. Так уж повелось.
Кругом полно представителей региональных структур, филиалов и кураторов дистрибьюторов, которые ходят по офису и разглядывают наши интерьерные богачества. Деликатно пьют кофе, вежливо раскланиваются с московскими сотрудниками (в особенности с финансовыми директорами и бухгалтерией). И все это кажется картиной «В гостях у барина». В основном все кучкуются в холле, перед переговорной, боясь пройти дальше, как школьники перед экзаменом, но когда им делают замечание, что они мешают входящим и работе секретариата, приезжие переходят в комнату сейлс. Кое-кто разбредается по кабинетам своих московских знакомых.
Затем начинаются обзвоны по внутренним телефонам всех кабинетов с просьбой пройти на совещание, поиски отдельных персонажей, суета, связанная с тем, что кто-то из приезжих оставил неизвестно где свой органайзер или мобильный, опять же окрики из секретариата: «А чашку, из которой кофе пили, вы нам вернули?»
Возвращение чашки с извинениями и реверансами;
И вот все собрались в переговорной. Все начальники отделов, директора филиалов, их замы по продажам и маркетингу. В общем, весь наш так называемый топ-менеджмент. Судя по лицам, каждый здесь мечтает стать человеком-невидимкой. Чтобы слышать все, что скажут о присутствующих, но избежать личной порки.
Заходит Некер. Он несколько сдал по сравнению с прошлым годом, но все равно неплохо выглядит для своих пятидесяти пяти. Хорохорится, носит молодежненькие (по его мнению) желтые галстуки со зверушками и отвратительные коричневые лоуферы. Он типичный французский старпер вэкэкэшник или как там это у них называется. Некер садится и здоровается, обводя присутствующих тяжелым взглядом. Я читаю на его лице буквально следующее: «Господи, ну почему счастливчикам, готовящимся к пенсии, достаются такие потрясающие зоны ответственности, как Мартиника, или итало-французская зона, или, на худой конец, Скандинавия? Почему же мне на старости лет досталась Восточная Европа с этими дикарями? Хамоватыми азиатами, которые после многочисленных тренингов во Франции так и не научились по-европейски работать, зато отлично научились жульничать?» О, как он нас в этот момент ненавидит! Будто это мы виноваты, что он так плохо работал языком, полируя задницы своих акционеров, чтобы сидеть сейчас не в промозглой Москве, а в Милане или Мадриде. Его «здравствуйте, коллеги» звучит как «будьте вы прокляты, туземцы». Ну ничего, ничего, я ему это с легкостью прощаю, ведь после всего этого словоблудия нас ждет объявление годовых призов Больших Скачек!
Все начинается с того, что Некер, с лицом страдающего за веру, этакого мученика во имя КОМПАНИИ (да святится имя ея, да пребудет царствие ея, да увеличится капитализация ея, во веки веков, аминь!), начинает скорбный сказ о том, как ужасно сказалось на общем состоянии дел в компании невыполнение плана в России:
— Мы с сожалением вынуждены констатировать, что, несмотря на увеличение бюджетов (ого, на целых 2,5 %, да они просто расточительны!), российский филиал компании не выполнил план продаж. Это весьма негативно сказалось на наших интернациональных показателях (ага, это отразилось на том, старый придурок, что ты получишь чуть меньший бонус и твоя неврастеничка жена меньше растратит на омолаживающих СПА-курортах). Довольно удивительно, что при общем росте рынка наши показатели в России оказались ниже ожидаемых по плану (чего ж тут удивительного? Какого еще черта вы ожидали от конторы, в которой работают только ксероксы, да и те с перебоями?).
Наши доблестные сотруднички, все эти тупари-многостаночники, сидят и торопливо пишут в органайзерах. Интересно, что? «Мы, идиоты, лузеры, бездельники, не выполнили план из-за собственной профнепригодности и неумения думать». Полагаю, это единственное, что можно записать. Или есть варианты? Я украдкой смотрю через плечо на то, что пишет директор по логистике, сидящий рядом со мной. Ага, примерно так я и думал:
шпатлевка — 5 литров; штукатурка — 3 мешка; краска — 8 литров; сетка малярная — 5 метров.
Это, наверное, новые составляющие плана бесперебойной логистики. Перемещения денежных знаков по маршруту «бюджет компании — строительный рынок — дача». Весело мы живем и, судя по всему, уедем в этом году еще дальше по дороге, ведущей к построению собственного благополучия.
Всем здесь настолько фиолетовы речи докладчика, что уже можно было бы придумать какую-то новую процедуру подведения итогов, но мы продолжаем практиковать эти дни общего покаяния и вырывания волос/ бюджетов из головного офиса.
Монотонная речь Некера постепенно убаюкивает меня. Недосып плюс накатывающая хандра вкупе с его херовым английским действуют получше валиума. Судя по лицам моих коллег, полных неподдельного раскаяния и какого-то пионерского порыва все взять и тотчас же исправить, обвинительная речь подходит к концу. Я уже давно не слушаю и ориентируюсь по лицам окружающих. Обычно как только директор питерского офиса подпирает голову рукой и складывает на лбу четыре поперечные морщины, ежегодное совещание подходит к самой интересной его части. Той, во имя которой все готовы заниматься самобичеванием, покрывать спины рубцами, носить власяницы, в общем, нести все страдания ради своего куска счастья, этого ежегодного снисхождения света в виде выписки по твоему личному счету.
Так и есть, дело доходит до объявления годовых бонусов по подразделениям. Некер зачитывает список. Произнося название департамента или филиала, он поднимает глаза на человека, представляющего данное подразделение, и с вящим пафосом называет сумму. В этот момент он похож на генерала, которого играл Георгий Жженов. Помните момент, когда тот обходит позиции стоявших насмерть перед танками Манштейна, находит уце