левшую группу бойцов и начинает раздавать им награды из коробочек, со словами: «Все, чем могу. Все, чем могу лично»? Не хватает только разбитых танков и пушек и трупов погибших, а то точно бы получился «Горячий снег-2». С орудиями и танками у нас действительно тяжело, а вот погибших бойцов — сколько угодно. Я представляю, скольких людей мы сгноили или уволили во имя достижения этих пресловутых ПЛАНОВЫХ ПОКАЗАТЕЛЕЙ. Сколько секретарш, сейлс-менеджеров и операторов было вышвырнуто по ходу этой «кукурузно-гороховой войны», без компенсаций и возмещений неотгулянных отпусков. А уж про мерчандайзеров, грузчиков и водителей и говорить не приходится. Эту-то пехоту точно никто не считает. Я полагаю, их просто списывают как некондиционный товар. Или как образцы.
Я был свидетелем (да и, что греха таить, исполнителем) всего этого холокоста в Москве, где все обставлялось все-таки в рамках КЗОТа. А уж про наши доблестные филиалы страшно и думать. Тамошние директора, подобно воеводам времен Ивана Грозного, получили почти пожизненную систему кормлений и возродили феодальный строй. Легко могу себе представить, как они обмениваются своими крепостными с конкурентами или директорами компаний из смежных отраслей.
«Дворовые, 47 и 52 лет от роду. Недужат редко. Имеют крепкие зубы и зрением хороши. В работе сносны, норов покладистый. Меняю двух дворовых (уборщиц) на одного кучера (водителя „Газели")», наверное, так выглядят разделы вакансий в местных газетах.
Самое отвратительное то, что все бонусы по подразделениям высчитываются, исходя из количества работающих на начало года, и уж будьте уверены, уволенные сотрудники ничего не получат. Даже тех денег, которые им можно было бы дать в соответствии с отработанным временем. Все, абсолютно все раз-дербанят эти коршуны, их начальнички. Я сижу и смотрю, как они постукивают по столу корпоративными ручками в предвкушении того, сколько отцепят себе за счет этих «мертвых душ». И это помимо их личных годовых бонусов!
Да-да. Я прошу об этом не забывать. Их собственные деньги при всех, естественно, не обсуждаются. Иначе годовые отчетные собрания были бы похожи на драку ворон на помойке. Воображаю, с каким наслаждением они убивали бы друг друга. Пришпиливали бы руки противника к столу степлером и пробивали бы друг другу головы медными уголками корпоративных органайзеров.
А-ха-ха! Я представил себе, как вон та толстая чувиха, директор нашего филиала в Самаре, постоянно изводящая меня е-мейлами с жалобами на отдел маркетинга и просьбами об увеличении промобюджета, задушит свою коллегу из Новосибирска. Раздерет ей горло своим восьмисантиметровым маникюром!
А уж если бы они все узнали, какой кусок пирога на этом пире во время чумы собираюсь откусить я, многие бы просто умерли. Например, эта смазливая девчонка (кажется, ее зовут Наташа, хотя имя Маша ей подошло бы больше), директор по продажам в Ростове, получила бы апоплексический удар. Я два раза в год, во время своих командировок в Ростов, трахаю ее на корпоративной квартире. Она патологически жадна до денег и все время пытается вымутить с меня какую-нибудь покупку, а в уме грезит, что я перетащу ее в Москву. Ага. Бэзусловно.
Я все время ей рассказываю, за какие копейки мы все тут в Москве пашем, как над нами издеваются и что я собираюсь уходить прямо по приезде обратно. Я так себе и представил, как она бахнется лбом об стол, услышав сумму моего бонуса. Воистину, Му Girlfriend in a Coma. Думая об этом, я почему-то поворачиваю к ней голову и подмигиваю.
Вся эта пьеса «Нищим от графа», рассказывающая о результатах по России, начавшись с Дальнего Востока, весь этот ежегодный «День благодарения», плавно сворачивается. Вот уже поздравили центральные регионы, вошли в Северо-Запад, вот уже с несколько недовольной миной откинулся в кресле директор Питера, а там и самая важная для меня часть — Москва. Когда Некер, буравя меня взглядом, объявляет мне прайс, я пытаюсь скорчить благостно-благодарную рожу. Жалко, что я так и не научился плакать по заказу. Как раз для таких моментов очень бы помогало.
Вот я сижу, слушаю его бубнеж про то, что, «хотя мы рассчитывали, что в целом результаты по Москве будут гораздо лучше, оценивая достижение вами следующих показателей» и т. д. Судя по всему, лицо у меня в этот момент настолько тупое в этой маске благодарности, а сам я, после произошедших в начале недели событий, настолько одеревенелый, что со стороны похож на труп. Gratefull Dead.
Да, реально, я благодарный мертвец. Зачитайте уж скорее вашу отходную, перечислите причитающееся мне на карточку, и я отойду в иной мир. Мир, ПОЛНЫЙ ПЛОТСКИХ УДОВОЛЬСТВИЙ, проституток, алкоголя, наркотиков и клубной музыки. Не спорю, он такой же пустой, как и эта цитадель корпоративных свиней, зато там хотя бы можно разнюхаться.
Окружающие при оглашении моих результатов пялятся на меня очень недружелюбно. Они готовы меня разорвать, зная, какой кордебалет творится у меня в Москве, и, несмотря на это, я еще и бонусы получаю (да какие!). Выслушав Некера, я откидываюсь в кресле и обвожу глазами собравшихся в переговорной. Мой взгляд содержит ясный месседж: «Умрите, свиньи, вы все равно не станете такими, как я. Молодыми и успешными. Вы так и сдохнете в своих Урюпинсках с мечтами о переезде в Москву. Сдохнете да еще и прихватите с собой десяток ни в чем не повинных сотрудников». Виноваты они лишь в одном, что вовремя не скинули своих бездарных шефов, написав донос в Москву.
Мне кажется, в комнате в этот момент повисла огромная шаровая молния, сотканная из всеобщей ненависти. По количеству вырабатываемой негативной энергии это собрание превзойдет Братскую ГЭС. Уж что-что, а ненавидеть друг друга мы умеем как никто. Можно сказать, что ненависть — основной двигатель нашего бизнеса. Кажется, еще пара секунд, и комната взорвется, обрушится потолок, под которым будут погребены двадцать пять гнусных ублюдков.
Я мечтаю, чтобы так случилось, но, конечно же, этого не произойдет. Только в боевиках мерзавцы погибают от пуль хороших парней. А в реальной жизни мерзавцы — самые жизнестойкие из всех млекопитающих.
Объявляется перерыв. Все высыпают в холл. Начинают лицемерно обниматься, поздравлять друг друга, создается столпотворение у кофе-машины. Все делятся на стайки (по региональному и половому признакам). Мужская часть гогочет над анекдотами двадцатилетней давности, составляет планы на вечер. Кто-то в очередной раз предлагает поехать в клуб, снять дорогих проституток и завалиться в «Балчуг» на ночь. Все дружно кивают, хотя понятно, что здесь каждый за рубль удавится, а уж пробашлять три сотни за шлюху — это уже из области личного героизма и морально-волевых качеств. И снимут они в лучшем случае девушек из стран ближнего зарубежья, что выполняют свою дипломатическую миссию на Ленинградском шоссе. И закончится все это в гостинице «Олимпиец» или «Союз», в водочном угаре, как это обычно и бывает у наших региональных сотрудников. Мне от всех этих ЛОХнесских чудовищ делается дурно, и я ухожу в свой кабинет.
Я сижу, курю сигарету, и тут открывается дверь и заходит та самая Наташа/Маша.
— Я не помешаю? — говорит она, томно глядя на меня.
— Нет, что ты, welcome, — говорю я, стараясь быть как можно более гостеприимным.
— У вас тут курить нельзя, а в твоем кабинете можно, я вот и решила зайти.
— Ага. У нас со следующего месяца еще и воду убирают из холла.
— Почему?
— Много за ремонт и чистку сантехники платим. А все потому, что сотрудники воду тоннами пьют вместо того чтобы работать. И после питья… ну, сама, в общем, понимаешь…
— Слушай, ты серьезно? Как вы тут живете?
— Наташа, — говорю я, отворачиваясь к окну, — тебе никак нельзя в Москву перебираться. Ты мила той самой чистотой и наивностью, которая осталась в наше время только у женщин из тургеневских романов. Нельзя… нельзя тебе в Москву. Этот город пожрет твое девственное сознание.
— Ты шутишь так, да? Ты не можешь без этих своих вечных сарказмов. Без длинных предложений и издевательств. Не можешь, да?
— Наташа, мне уже поздно что-то менять. Я как капитан тонущего корабля. Свой корабль уже не спасу, так хотя бы предупрежу других, что здесь скалы.
— Да… — с деланой обидой тянет она. — Слушай, мы тут с некоторыми, ну с Вовкой из Питера, с Лешкой из Краснодара, с девчонками вашими собрались вечером в боулинг пойти. Так, компания человек пятнадцать. Поедешь?
— А куда именно?
— В «Апельсин», знаешь такой?
— Да, конечно, знаю, отличное место. Во сколько?
— Часов в девять.
— Супер, конечно, поеду. Я к половине десятого подтянусь.
— Не врешь? — спрашивает она, поднимается, трогает меня за руку и продолжает: — Ну, приезжай обязательно, я тебя буду ждать.
«Конечно, я не вру, Наташа: Конечно, я поучаствую в этом вашем развлечении для истинных интеллектуалов. Сниму пиджак и в костюмных брюках, в рубашке с засученными рукавами буду истово катать шары, подпрыгивая и поднимая руки вверх при удачных ударах, как это наверняка делают эти чудаки, наши коллеги. Потом нажремся и поедем в караоке. Будем петь хором все эти ублюдские песенки вроде „Ты у меня одна" или „Ой, мороз, мороз". А потом мужики поедут снимать шлюх, а мы с тобой — ко мне домой, и я окончательно заработаю себе репутацию плейбоя для провинциалок. Только этого еще не хватало», — думаю я, пока она закрывает за собой дверь. После сегодняшней нудятины мне потребуется дорожка, но уж наверняка это будет не дорожка боулинга, honey.
Я вообще противник всех этих корпоративных тусовок, «способствующих формированию командного духа и улучшению взаимопонимания». Ни черта они на самом деле ничему не способствуют. Какое, на хер, может быть взаимопонимание у грузчика с заработной платой 500 евро в месяц и у меня, придурковатого сноба, заколачивающего ту же сумму, но в день. Чего это он такое «взаимопоймет»? Как я просераю за один день три его месячных оклада? О каком командном духе может идти речь в этом коллективе жуликов, идиотов и бездарных лодырей с комплексом Наполеона? Если речь идет о том, как скрысить очередной бюджет, тут команды уже давно сформированы. Как в хорошем футболе, каждый отвечает за свой участок поля, не дай бог сунуться на чужой край. Полнейшее взаимопонимание.