о.
И антуражем этого варварского безумия вместо крепостных стен с безжизненно свесившимися городскими флагами — бетонные стены коробки гипермаркета с лентами рекламных постеров.
ЛУЧШАЯ ЦЕНА В ГОРОДЕ…
Показав три капища, посвященных богам глобальной торговли, менеджер Маша, сказавшая за время нашей четырехчасовой беседы не более тысячи двухсот слов (в предыдущем абзаце их шестьсот пятьдесят пять, не считая «выкладка», «супервайзинг» и «конкретно»), везет меня обратно в «Невский Палас», где я и сворачиваю в рулон влажную простыню этого дня.
Сильные духом
Попробуй морфий — он сегодня отменный!
Ну, мозги чувака — они, типа, сделаны для всяких сложных вещей, там, типа науки. Ну, или считать банки пива, или экспериментировать на червяках и все такое.
Мы сидим у Мишки, на его холостяцкой кухне. Занавески на окне плотно задернуты, зеленый абажур льет на середину кухни приглушенный столб света, на плите кипит чайник — в целом обстановка достаточно комфортная и уютная. Мишка нарезал лимон, неловко вывалил его на блюдце, чертыхнулся и пошел в комнату. Возвратился он с квадратиком из газетной бумаги в руках, сел напротив меня и начал медленно его разворачивать.
— Миш, — говорю я, — ты похож на сапера, который боится ошибиться.
— Ага, а ты на грифа, который ждет добычу, — сказал он, сопя, и, аккуратно разворачивая «фитюлю», добавил: — Не бойся, не ошибусь.
Он взял со стола «беломорину», смешал на руке табак и траву и четкими движениями, не глядя на ладонь, начал забивать первый косяк.
Совместное курение марихуаны с Мишкой стало моей доброй питерской традицией. Познакомились мы с ним на просторах русского Интернета года три тому назад, встречаемся раз в полгода, практически не созваниваемся, предпочитая электронную переписку. Мишка работает в какой-то конторе, занимающейся связью, тестирует телефонные линии, серверы и прочую железную лабуду, в которой я ничего не понимаю. Пожалуй, он единственный из моих знакомых, общение с которым не строится вокруг обсуждения денег, баб, тусовки и бизнеса и лежит в плоскости духовных диалогов. Мне нравятся наши нечастые встречи, разговоры о глобальных проблемах человечества, исторических уроках, судьбах Родины, народа и всего такого, о чем можно говорить только с людьми, не стоящими насмерть на баррикадах своего материального благополучия. После подобных вечеров я несколько недель хожу с совершенно ясной головой. Будто верховный Системный Администратор очистил жесткий диск в моей голове от накопившегося там спама. Дурацких текстов, заметок, порнушных картинок и МР3-файлов с попсовой музыкой. И такая метаморфоза происходит со мной именно после посиделок с Мишкой. Если же я курю с другими знакомыми, то на следующее утро, кроме тумана и тупости, в сознании ничего не остается. Возможно, трава открывает духовные тоннели в моем мозге только в присутствии правильных людей, возможно, всему виной питерская атмосфера, но факт остается фактом: с Мишкой очень приятно общаться в таком состоянии.
— Ну что, Мишка, как жизнь твоя проистекает на Комариных болотах?
— Нормально проистекает. Как вода в Неве. Не хуже, чем у тебя в Рязани.
Мишка раскуривает косяк, и огонек «беломорины» скачет веселенькими бликами по стеклам его очков.
— Миш, ну почему ты Москву называешь Рязанью? Ты не любишь столицу нашей Родины?
— Не-а, не люблю. — И, сделав первый напас, передает мне папиросу. — А Рязань и есть. Девяносто процентов населения приехали из колхозов и перемешались с остатками ваших мещан. Получилась Большая Рязань. Вместо коров на улицах — стада джипов с быками внутри, в ресторанах — пастбища гламурных коз. В головах — деньги да карьеры. Странно, как вы еще церкви под клубы не используете. Там же акустика хорошая.
— Миш, ну че ты такой злой, у тебя случилось чего? Ой, травища у тебя замечательная какая. Класс просто!
— Из дедушкиного сада. Как там в этой рекламе? Ты когда-нибудь видел, внучок, чтобы я свою траву гадостью поливал? Хе-хе-хе. Устал я что-то сегодня. Начальник заставил выехать на один объект. В фирму, где даже не знают, как телефон в розетку вставить. Я там у них целый день сеть тестировал. Мрак!
— Да, тебе не позавидуешь, пашешь как конь, — смеюсь я, затягиваясь, и передаю косяк обратно.
— Ясный фиг, это не твоя работа. — Михаил ловким, отточенным годами движением подлечивает криво пошедший огонек. — Тусы да клубы одни. Странно, что в Москве за это еще и деньги платят.
— Миш, поверь мне, в Москве только за это и платят…
Мне уже хорошо, первая волна кайфа начала холодить мне лицо.
— Слушай, а мы сегодня нормально засели, у тебя завтра чего по расписанию?
— Да ничего особенного. Халтурка одна. — Мишка подснял с папиросы гильзу и скрутил кончик наподобие «козьей ножки». — Ко мне завтра матросы придут. Ну, из Нахимовского, я их так называю для простоты. — Он затянулся, сдул пепел и передал мне «пяточку». — Сервер чинить им буду. День проваландаюсь, получу пять копеек свои — и домой, к книжкам, — говорит Мишка.
— А зачем целый день-то тратить? — Я скуриваю остаток, и мне уже совсем хорошо, нега расплывается по всему телу, я потягиваюсь и проваливаюсь в глубину кресла… — Почини еще пару серверов, заработаешь еще пару копеек, в чем проблема-то?
— Да тут одна проблема, — машет он безнадежно рукой. — Денег нигде не платят. Приходишь на работу и понимаешь, что ишачить без толку, все равно много не заплатят. А они (начальники то есть) тоже понимают, что, сколько тебе ни заплати, ты все равно будешь работать через пень-колоду. И платят копейки поэтому.
Мишку, видно, тоже зацепило уже первой волной, его очки даже стали как-то больше блестеть, он наклонился чуть вперед.
— Но парадокс-то в том, что они-то не знают, что я знаю, что они не заплатят. Они думают, что я просто лентяй. А вот если бы они знали, что я про них знаю, то, может быть, и заплатили. — Глаза под его очками заискрились. — Сказали бы, мол, Михаил, мы вас понимаем, мы не такие, мы вас готовы ценить — вы только работайте. Вот тогда бы я подумал. Сечешь?
То ли трава взяла свое, то ли за те встречи с Мишкой я научился четко выделять из всего его словесного винегрета основную мысль, но просветление мгновенной вспышкой озарило мое сознание:
— Ага. Я понял, Миш. У вас тут у всех стандартная проблема. Прыщи — потому что не ебут. А не ебут, потому что прыщи. Замкнутый круг какой-то. Да?
— Ну, типа того, — согласно кивнул Мишка, но тут же поднял взгляд: — Ну что, после первой до второй перерывчик небольшой?!
— Да вообще никакого не должно быть. — Я с трудом вылез из глубин кресла. — Мишка, кстати, а почему ты в Москву не переезжаешь?
— Бездуховно там у вас, — сказал он, выдувая табак из папиросы. — Тут у нас Васильевский остров, Нева, духовность. А в Москве? Одни бутики да кабаки. И храм Христа Спасителя, похожий на силиконовый имплантат, который себе старухи миллионерши ставят в надежде лучше выглядеть. Но это им не помогает.
— Не понимаю я чего-то. Неужели все так плохо? — Я представил себе девицу в красном сарафане, с высоким кокошником на золотистых волосах и двумя храмами Спасителя вместо грудей. Красавица Москва постояла немного, смотря на меня как-то оценивающе, потом укоризненно отвернулась, уставившись, на витрину какого-то модного магазинчика. — А у вас чего, бутиков мало? Или кабаков?
— Ну… — вздыхает Мишка, выпуская клубы дыма, который мне почему-то кажется зеленым. — У нас места мало, — продолжает он свою мысль, — тут у нас на каждом доме мемориальная доска, и подпирает она собой некую высшую духовность. — Он затянулся еще раз, задержал дым, поднял руку с папиросой вверх и торжественно произнес: — Здесь жил Чайковский, тут писал «Хованщину» Мусоргский! — И выдохнув еще более зеленый клуб дыма, продолжая свою мысль, передал мне нашу «эстафетную палочку». — И следовательно, когда я стою у дома, где на первом этаже бутик, я думаю не о модных в этом году тряпках, а о ней, о духовности… — Он сделал многозначительную паузу и произнес: — Которую оставили этому дому в наследство его прежние жители.
— Ага, я знаю этот приемчик. — Я решил поддержать Мишкину глумливую нотку. — Им ваши риэлторы очень здорово пользуются. Например, когда они хотят продать тебе за триста тысяч гринов квартиру с ржавыми трубами и протекающими потолками. Только они, гады, ни о чем таком в объявлении не пишут. Зато жирным шрифтом выделяют, что в этой квартире жил Блок. Заманивают нас, простачков-москвичей. Это, Михаил, ловля щуки на живца называется, в виде исторического персонажа. Ты об этом? Это называется у вас духовностью?
Дым приятно щекотал гортань, в полумраке комнаты все мне казалось каким-то зыбким, и мне уже не требовалось усилий, чтобы мысль разговора не петляла и не цеплялась за параллельные темы.
— Ни хера ты, братан, не понимаешь. Но не расстраивайся, так устроен мировой порядок на этом уровне. — И, хитро подмигнув, добавил: — Легче протащить «гелендваген» через игольное ушко, чем москвича в духовность.
Мы оба рассмеялись, на этот раз я снял «пяточку» и подлечил огонек, затянулся и передал собеседнику эстафету:
— Слушай, ну что ты все время про эту духовность талдычишь? Ты хотя бы можешь вразумительно объяснить, что в твоем понимании эта самая духовность? Добивай, а то я что-то еле фокусируюсь…
Я протягиваю Мишке косяк, он двумя затяжками приканчивает его. Лицо Мишки еще больше светлеет, он встает, наливает мне и себе чаю, поправляет очки и смотрит на меня взглядом человека, объясняющего туземцу, что книги созданы не для того, чтобы ими разжигать огонь, и произносит:
— Это нельзя объяснить, это можно только ощущать на уровне высоких материй. Это должно просто быть или не быть…
— А по-моему, Миша, это такая смысловая связка у питерской интеллигенции. Ну, знаешь, как у алкашей во дворе связка «бля». Я, бля, пошел, бля, в магазин, бля, там, бля, очередь такая, нах, ну, бля, ваще. А вы вместо «бля» подставляете «духовность», что в сути контекста просто одно и то же… Практически это уже слово-паразит. Вместо него можно использовать украинское «нэзалежность». Тоже в русском языке ни о чем не говорит, но красиво.