насколько хватало глаза ощетинились чащобой фруктовые сады с оранжереями, откудавезли на Москву редкие яблоки, сливы, померанцы, и прочий райский товар к барскомустолу.
Туда и направил прекрасноговсадника карлик по имени Царствие Небесное.
Так запутана была садоваякрепь, что с непривычки и заблудиться можно было средь солнечных пятен и дурманараннего цветения - белыми волнами подпевали ветру цветущие ветви в крылатом целомудриисвоем - голова кружилась у всадника.
Кавалер, путал яблонныйцвет с облаками, смеялся, болтал с карликом невпопад, будто пьяный, и вправду, ударилхмель в голову. Белая лошадь, белый свирельный цвет, рубаха белая, рукава - притворывладимирской северной церкви, пречистая белизна в дальнозорких глазах, как на крестинах.
- Скоро доедем? - спрашивалКавалер, а про себя молился, чтобы не скоро...
Царствие Небесное усталстоять, почесал горб, присел на круп, с одной стороны, как паяц с райка, свесилноги в тупоносых башмаках, кивнул, заметив знакомую излуку самого потайного царицынскогопруда, куда лишние люди не наведывались. Вынул из-за ленты на тулье треуголки длиннуюголландскую трубочку - без табака погрыз холодный чубук.
- Уже на месте, сынок.Гляди в оба.
Андалузский конь почуялжилье, заплясал, бочкОм, как стригунок на первом выгоне.
Поскакал, дурашливо задравхвост на берег, покрытый большим лесом.
Распахнулся перед гостем,как на ладони, птичий базар - фазаньи клетки под плакучими ивами, прудок, оканчивающийсяплотиной. Плавали и гоготали на пруду лебеди, черные гуси, пеликаны, юркие нырки-воды не видать было от пернатой толчеи.
Журавли и цапли в заросляхраскланивались, как вельможи, павлины с павами в особой загородке прохаживалисьс криком.
А за птичьими угодьямикупалась под садовым солнцем крохотная деревенька, как во сне - все домики ладныеобновки
ставни резные, заборынизенькие, ворота - разве отрок, не пригнувшись. пройдет, даже церковь и та низехонька,куполки синие со звездами. У привратных столбов улыбались вырезанные из дерева кудрявыельвы и такое диковинное зверье, которому и названия нет - то щучий хвост, то баранийрог, то глаз лукавый, то хребет рысий, то перо золотое, то крученый хвост с раздвоеннойкисточкой. Улочки меж домами метены были дочиста, трубы дымили, несло печеным хлебом.Белые козы без привязи били рога в рога у ближнего дома. С
С брехом преследовалибелого Первенца дворняги. И народ во дворах мелькал не простой. А все, как ЦарствиеНебесное - карлики. Девки махонькие с пустыми ведерками трусили к колодцу, тольконожки босые мелькали под юбчонками, два корешка - братья с виду, пилили на козлахбревнышко, три горбуна волокли тележку с птичьим кормом на рабочие дворы. УвидевЦарствие Небесное, сняли шапки, поклонились, тот им ответил, переглянулись, покосилисьна большого человека без приязни.
Пред воротами богатогодома - пятистенка у самой плотины Царствие Небесное сказал коня осадить. Сам дом- чуть больше хуторной баньки, а все как надо - и крылечки и конек и окошки с дорогимстеклом.
Вместо воротных столбовбыли искусно вырезаны и раскрашены деревянные пузатые паны с цветочными горшкамивместо шапок.
Залилась из подворотнисобака - и послышался женский спор, одна помоложе, другая постарше "Хочу...""...Ишь какая, перекорка... Поди в клеть!" "а я все равно хочу смотреть!","Кыш, кому говорят!"
Кавалер спешился, поводв кулаке скомкал, оробел, озираясь. Выкатилась из ворот навстречу Царствию Небесномубаба-кубышка в семь платков закутанная, страшная с лица, вся в шишках, обычномучеловеку едва выше пояса. Одета нелепо, кофта зеленая, юбка красная, алый супружескийнаголовник.
Голова кочаном, чутьшея не ломится, тельце тщедушное, а глаза добрые, от ласки подслеповатые.
Торопилась - жиловатыеруки по локоть в тесте, седые пряди из-под платка выбились.
- Ксения Петрова, женамоя, - назвал карлицу Царствие Небесное, тронул женку в плечо лбом, на Кавалеракивнул:
- Я его в науку берус нынешнего дня, Аксиньюшка. Привечать будем, как родного сына. Чтоб все чин чином,слышишь?
Сконфузилась карлица,неловко вытерла руки о передник, пробормотала:
- Не готово ничего. Хлебпоставить не успела. Разве квасу шиповного изволите? С холода принесу, поправитесь.
- А нам сытое брюхо ник чему. - Тащи, что есть. Жди к ужину. - и едва карлица скрылась в доме, ЦарствиеНебесное с усмешкой спросил Кавалера
- Что плечи сгорбил?
- Совестно быть рослым...- растерянно отозвался Кавалер, не знал куда деваться, стоя посреди маленькой деревни.- А где вторая женщина? Спряталась?
Царствие Небесное насупился,закусил пустую трубку свою.
- Нет на дворе второй,понял? Мне и одной с головой хватает. Всюду тебе бабы мерещатся. Нашел время. Тывыпрямись. Все только начинается. Дальше, обещаю, тебе будет хуже. Хотя четвертьдела ты уже одолел - добыл коня, какого я тебе сказал. Трудно было?
- Нет... - Кавалер охлопаландалуза по мокрой шее, - а почему именно он, разве у нас коней мало?
- А это зверь правильный- Царствие Небесное вынул из кармана сухарь, протянул Первенцу с ладони, скормилв хруп - У него на родине такие в бычьих ристалищах играют, боевым танцам обучены,не хуже иных двуногих шаркунов, Первенец тебе в работе будет подспорьем. И теломот шпажного удара укроет, и каприольным прыжком противника с ног собьет, из перестрелкивынесет, от лесного пожара умчит. Хороший конь, что хороший нож - умелую руку веселит.
Вернулась Ксения, подалазаплечный мешок, нанизала Царствию Небесному на запястье гуцульский невиданный наМоскве кувшин - калач с дырой посреди для держания в конном походе. Кавалер наладилсябыло поцеловать хозяйке руку - та попятилась, руки спрятала, покраснела, что бурак
- Да что Вы... Мы непривычные.
- Пошли - одернул церемониикарлик - Полно бабиться. Коня в поводу поведешь, и так запалил почти.
Под птичий гомон, подпискливые, на тон выше человечьего голоса рабочих карликов, Царствие Небесное иКавалер покинули чуднУю деревеньку.
Остановились на укромнойполяне, подальше от садов и птичников.
Солнце поднялось высоко,припекло. Укоротились тени Кавалера и его коня.
Царствие Небесное смешнопримостился на пне, как болотный черт, ножку детскую на ножку закинул и покачалтяжелым немецким башмаком.
- Разувайся. И рубахуснимай.
- Как? Догола по пояс?Помилуй, солнце жесткое, веснушками закидает, как свинопаса...
- Вот напасть-то.... - пожалел карлик - а придется. Ой, смотри, за спиной! Берегись!
Кавалер махом обернулся,а карлик подкатился ему под ноги, подсек, и грянулся княжич в травостой, как тюфякоземь брюхом, щеку ссадил о камень, прикусил язык.
Расседланный Первенецзвякнул уздечкой, охлестнулся хвостом злорадно - не все тебе меня гонять, сам попрыгай,братец.
Царствие Небесное отряхнулся,помог Кавалеру подняться. Тот зло легкую кровянку сплюнул. Захолонуло от обиды сердце.Но карлик не дал и слова вымолвить.
- А ты напрасно не покупайся.Смотри, как это вышло. Показываю медленно, а потом повторим.
- Черт с тобой. - Кавалерсорвал сапоги, рубаху через голову скинул, думал ослепить урода холеной белизнойтела - Ну, показывай!
И мига не прошло - аснова грянулся в мокрую траву ничком, будто лезвием косы подсекли щиколотки, будтотабунщик повалил степного жеребца - холостить.
Если бы не биение кровив висках от позора - то расслышал бы Кавалер, как в болотистых зарослях по краямполянки хохочет в ладошку девушка.
Снова вскинулся Кавалер,весь в потеках зеленого травяного сока, пелена желтая в глазах, и злость и радостьи азарт резью из под низа живота ожгли, растрепались космы, как у ведьмы или бляди.
- Еще раз!
- Изволь, - пожал плечамиЦарствие Небесное.
Так и познал княжич из Харитоньева переулка азыпреисподнего ада не напрасной работы Царствия Небесного.
Глава 17 Сиротство и отчество.
...И аз раб Божий имярекзаговариваю заговорь на белом снегу, на черном шелку, на яром воску, на седьмомветру от пушечных ядр, от самопалов, от аркабузных свинчатых пулек, и от всякогооружия грозящего, ратного и крестьянского. Святой Государь Тихон, утиши и отведиот сердца моего всякую стрелу и злодеяние и татарское и крымское и ногайское и турскоеи литовское и черемисское и чуваское и немецкое и черкасское и русское и всех нечистыхродов. И от порчеников, урочников, злых завидников, словеников, травников.
Все стрелы слепы, а моязорка, все стрелы дремлЮт, а моя не спит, все стрелы - белы, моя - ворона, все стрелы- в женах, моя - девушка.
Можжевельный лук согнуллютый враг, вложил костяную стрелу на медные проволоки, высек глаз-алмаз на наконечнике,подстрелил на ясном небе первую звезду, не звезду стрелил - в меня целился.
Полети, стрела костяная,в сырой бор, в сырую хонгу, в скрипучее дерево, в Тулу, в Паневеж, в Голубец Лихой,в Кострому, в Тотьму, и на остров Грумант Медведицын. Полюби меня, князя белого,отклони свой путь от моей груди, от тельцА, от стрельца, от молодца.
Мак с песком смешал снаговорами, порошу глаза смерти чаянной пригоршней доброю, заметаю след рукавомв овраг, не возьмешь живьем до последнего, как исполнится то что писано, во животнойкниге Божией, и не раньше днем и не позже.
Распадись, стрела смертная,последняя, древко - в дерево шумящее, а древо сломись бурею, перо - в птицу летящую,а птица улети в небо, а клей стрельный - в рыбью кость, а рыба - уплыви в море,ляг под Латырь камень и не попадайся ни в сети, ни на крючья, ни в гарпунный бой.Стой, стрела, не лети ко мне, не бери меня, пожалей меня, старого смерть клонит,молодого смерть любит, так лети стрела сквозь стопы Христа Спасителя, лети сквозьслезу девицы Марии, Божьей рожницы, сквозь крыло и лунное чело Михаила Архангела,сквозь дубовый лист и горчичный цвет Троицы Живоначальницы, разве можешь их пронзитьстрела язвица, так меня не язви, не рань, не бей... Буди мне милость, а телу крепость,