стояла на лугу над Царевоборисовским прудом лужа. По теплому времени лужа густозаросла ряской, дикие колоски стрелками выросли по кайме, верхи обжили стрекозыи бабочки-капустницы, а глуби - лягушки и жуки-вертячки. Не дай Бог вступить в топкиеберега - провалишься по колено в рыжую глину - сапог увязнет, так всей птице пропасть.Посреди травяной хляби скучало черное незаросшее оконце, кивали в нём отражениясырых липовых крон и даровым золотом полные облака.
Дышала на камушке мокрымгорлом мать всех лягушек - вся в коричневых бородавках, с глазами немигучими. Сонныйпокой. Тростники. Осока.
Надвое раскроили лужуна оголтелом галопе конские копыта. Веерами взметнулись брызги - и стал белый андалузийскийконь от бабок до брюха - мокрый, голубой, круглый, как аметист. Взлетел, поджимаяпашину, зубами ляскнул и вынес всадника из хляби - Кавалер сжался в ком на конскойспине, всем телом зажмурился.
Удержался.
На свободе без седлаи узды гонял жеребца Кавалер, как было велено Царствием Небесным, между вкопанныхв землю прутьев - лавировал конь, как корабль на трудном рейде, и было светло ивесело в высоте. Первый час дня отбили новые куранты на колокольне дальней церквиЖивоносного Источника, стеклянным звоном отмечены были четверти.
Издали доносился соловьинымпереплеском призрачный отзвук времени. Медоносные травы вспотели к полудню сытнымисахарными соками. Густо и мерно жужжали пчелы над монастырским цветением.
Царствие Небесное, пообыкновению бесстрастно, следил за трудами воспитанника, сидя верхом на обрубкебревна.
В этот день карлик училКавалера владеть лошадью, как собственным телом, лениво, неявно, властвовать ртутнойплотью ездового зверя. Все вышколенные напоказ трюки и курбеты меркли перед простойнаукой Царевоборисовского луга.
Кавалер учился без видимыхусилий править конским скоком, будто с младенчества вплавлена была человечина вконину. Сопрягался всадник с мышечными волокнами зверя, хрящи в хрящи, сухожилияв сухожилия, суставы в суставы прорастали, сердца бились в тон, неразлучные и вбитве и на охоте, и в гибельной погоне.
Взмылился Первенец, кривилрот, прижимал уши, задом бил, хорохорился.
Отравленным полотномприкипела рубаха к плечам всадника, щедрые волосы немилосердно стянуты были на затылкеремешком. Обветрились на воле персикового колера щеки.
Плыл над луговинами прудовыйвлажный зной раннего лета. В суховейном трепете двоился белый всадник, будто спутанныйс изнанки рисунок вышивки.
Лошадь заартачилась,сбила грудью оструганный ореховый колышек. Кавалер уже не видел ничего, кроме змеиноймлечной шеи, спасительного пучка волос на холке, зеленой каши обступившего луговинумолодого леса. Над стылыми разбитыми оконцами великой лужи тесно толклось комарье.
- Сызнова... - рассеянноповторил Царствие Небесное, но всадник кубарем слетел с конской спины, прокатилсяпо сырой мураве - зеленые и рыжие полосы замарали рубаху.
Неоседланный Куцый безноши заскакал развеселым козелком, хватил сдуру куст осота, и запрокинув угловатуюголову, удрал в березняк - кормиться гусиной травкой.
- Не могу больше...- хрипло выговорил Кавалер, зачерпнул в горячую горсть глинистой нечистой воды ибыстро выпил, обливая подбородок. Так и стоял на карачках, разрывалась грудь отчерного верхнего дыхания. Закашлялся и сорвал ремешок с волос - затенил лицо прядями,точно плакальщица.
- Ну, будет на сегодня,- сжалился карлик. Потрепал ученика по вспотевшей холке, по мудрому, по звериному- Ты дыши и слушай меня.
И Кавалер дышал и слушал.
"Вот тебе мой совет,запомни, как "оченаш": в твоем темном доме хлеба крошки в рот не бери.Ни глотка воды, ни куска сахару, ни масла жирного, ни рыбицы шматок. Всё что ниподнесут - исподтишка собакам швыряй, в себя не смей.
Испорченный у вас дом,всюду порча просочилась - каждодневно не барские разносолы, не мозговые мослы, невзвары медовые подают на стол, а чистую порчу. Змея черная вам муки намолола, мертвецыв квашню нассали, старухи набормотали заговор на смерть.
Есть и пить будешь толькоу нас, в Царицине, нашу навью еду будешь крестить, хлеб насущный с нами, с навьем,делить и глодать. Дома не ешь. Понял? Только из наших рук"
И вправду Царствие Небесноекормил Кавалера кровяным мясом и царицынским кореньем, и огородной снедью, приготовленнойАксиньей Петровой, женой карлика, чтобы злей и сильней становился ученик.
Кавалер научился хитрить,тайком угощение матушкино в рукав тискал, от перемены блюд отворачивался, занималдур и дураков застольной болтовней, а сам все всматривался в осьмистекольное летящееокно нового зала - за которым, дробясь, взлетала и падало заполошное московскоелето. Красное лето, до сладкой боли на полголовы.
Все время тянуло из домав Царицыно.
....Снова и снова в часотдыха на Царевоборисовском пруду замирал от радости, когда Царствие Небесное неспешноразламывал краюху черного тминного хлеба и лупил о камень каленое яичко, делилсяс учеником полдником и говорил отеческие слова, от которых радовалось сердце и прояснялосьв глазах
- Хорошие у тебя глаза,молодой, - нельстиво хвалил Царствие Небесное, крепко ласкал Кавалера от лба попереносью и скулам, - Такие глаза ворожея не отведет, светский прах не запорошит...Гляди в оба, берегись, чтоб не выжгли".
Однажды выдался стользнойный и маревный день, что занятия пришлось прервать на половине. Утомленногоконя Царствие Небесное велел по брюхо завести в копанный пруд и Кавалер полнымиладонями обливал конские бока, густо ронял капли, будто в колодец, сам улыбаясь,млел, стоя по бедра в гулкой ключевой воде.
Царствие Небесное отвернулся- жара его не брала, так и сидел в своем коричневом кафтанце застегнутый от пахадо горла на медные пуговицы, начищенные мелом добела.
И завел тяжелый разговор:
- Вот что: я задурилтебе голову. Наставник из меня, как из козьего говна - пуля. Дело не в учении, ав тебе самом.
Вечно я при тебе бытьне смогу, но крепко помни: ты на безумие падок. Учись пресекать черные мысли накорню. Как начнешь думать о скверных вещах - ну там, собак бить, или руки мыть чтони час, или чуть потрапезничаешь - блевать, или мужиков на Пресне жечь, мало личто взбредет в больную голову, ты ни минуты не мешкай, седлай коня, и в чем естьезжай галопом до пота, куда глаза не глядят. В леса, на поляны, в места глухие нехоженыеезжай. А там, что угодно делай. Хоть ножи кидай, как я учил, хоть пляши до упада,коня отпустишь - так беги, пока не свалишься. Весь лишний пар с потом и телеснойломотой выйдет. Если совсем под горло подкатит тоска, возьми нож и полосни по руке- да не там, где жилы, а по тыльной стороне и в рану деревенской соли горсть вотри- то-то заорешь, по земле покатишься. А большая придурь с малой болью выйдет, каквысосанный яд. Много есть способов - одним я тебя научу, до других сам дойдешь.Только водки не пей и не сиди у окна сиднем. Праздные руки и пьяные глаза дьяволвсегда найдет чем занять. Жеребец застоится месяц в деннике - выпусти его - взбесится.Так и ты. Опаснее всего для тебя осень и весна, осенью природное умирание бередитдушу, весной - пробуждение морочит, шагу не сделаешь, не смешавшись. Вот помню,на Москве брехали, что деда твоего, в дряхлости, пришлось на привязи держать, чтобына домашних не бросался. А сестрица матери твоей, тетка Наталия, по сю пору в Спасскомимении на четвереньках бегает, ворчит по ночам, как росомаха, кормит ее отставнойсолдат с пики сырой козлятиной. Сама нечесана, немыта, имени крестильного не помнит,груди ногтями в кровь изорвала, если не доглядеть - сбежит на люди, может младенца,как свинья, заесть, или первому пьяному шуту отдаться в канаве. А ведь по молодостив баснословных невестах числилась, спальню заказала из фиолетового дерева, разумница,книжница, а поди ж ты, с ума попятилась на старости лет...
- Знаю - оборвал карликаКавалер... - Десять лет уже к тетке в гости не ездили, дома о ней говорить запрещено.
- Родословие у вас старинное,тысячелетнее, столько свирепых кровей понамешено и истощилось от времени, что немне тебе рассказывать и не тебе слушать. Куда ни плюнь - князь князей, султан султанов.Какую сказку Шахерезады не открой - встречаются ваши давние, еще некрещеные имена,от Египта до Индии процаревали, в крови с розовой водой с ног до головы выкупались.Тут и ногайцы, крымчаки, а русачья наша бешеная порода к вашей раскосой привитанакрепко,
Сколько на ковровых подушкахвы чужих женок насильно перепортили, скольких из вас сажали на кол в Карасубазаре,скольких безоружных вы с визгом рубили в куски, сколько тайных плодов стравили вашиженки в сухие колодцы. В семиярусной башне казанская царица-мужеубийца смывала своюкрасоту конским молоком и смертными грехами, а как скончалась прекрасной смертью,на надгробие ее алый шиповник с млечной черемухой осыпались и разрушаться сталабашня, покосилась. Расселись по перекрытиям и завыли казанские коты, тихо потекликрасные грязные воды и продолжился род, пробился сквозь смуты, измены и лютые войны.
И оливковое дерево, скольни живуче, вырождается в дичок, вот и у вас в каждом поколении появляется деткас червоточинкой. Мозги с лысинкой. Ветхая кровь на чудачества и лихачества горазда.Но ты своей крови не бойся, просто помни об опасности и держи свои фантазии в строгойузде".
Захрапел андалузец, запринимал- крест накрест точеными ножками взбил воду. Кавалер прикрикнул - что за шалости!- зверь вызмеил шею, замер, будто нарочно. На широкой шее билась глубокая жила.
Кавалер опечаленно головусклонил, защемило в груди, так и хотелось карлика обнять, в самое темечко ему шепнуть:
- Батюшка...
Но сдержался. Толькоспросил:
- Зачем ты на меня такоготратишь время? Чего от меня хочешь?
Разбежались морщинкипо надежному, живому лицу Царствия Небесного.
- Стара барыня петербургская,Императрикс Российская, так понимай, скоро помрет. Вот тогда озорные пойдут дела.Скоморошество, татьба, машкерады и страшный дележ всероссийский. Завертится Питер,