Достигла большой водыи плеснула кольцами в прудовую мглу. Заволнилось у берега гибкое тело и сгинулабелая змейка. Пошла гулять душа здухача.
Завтрашний день обещалбольшой ветер.
Глава 26
Богородичка
День за днем вертелиськолеса сенокоса, июнь с косой острой по лугам бежал в полотняной рубахе. Шлепалив стремнине речки лопасти водяной мельницы, слышались голоса и звоны, быстро говорилосердце, тесно ему в ребрах, хоть вон исторгни.
Кукушка в долине считалачасы.
День через день замечалаБогородичка чужие глаза в щели высокого забора. Не решался Кавалер приходить наскопческие радения, да и ни к чему ему были чужие песни и медные старинные кресты.
Но после обычных занятийс Царствием Небесным, после Царицынских хмельных сосняков под солнцем, после трапези каверз трудного и неведомого учения, так и тянуло посмотреть на женщину с закрытымлицом.
Въяве было бы не мила.
Глубокая тайна в ладонидремала. Летать не умела еще.Время придет так полетит, как еще никогда.
Дни напролет гадал Кавалер- отчего закрыли лик Богородички лебединым пологом?
Стал рассеян, карлику-наставникулгал невпопад, что заболел. Царствие Небесное делал вид, что верит, и не окликал,когда по окончании занятий, Кавалер отпускал коня на волю и под любым предлогомторопился без дороги на пасеку.
Карабкался, обламываяногти на развилку ясеня у забора близ ее окна.
Вот идет Богородичказа водой с пустыми ведрами на коромысле - встретить бабу с пустым ведром - к худу,и знает она, что несет беду, играет бедрами, косами рыжими манит и голову кружит.
Вот Богородичка яблоневыеветки рогатками подпирает и белит известью от червей.
Вот Богородичка у окнавышивает на пяльцах, нитка длинная, издали кажется, что с каждым стежком зовет мановениемполной руки: Ко мне! Ко мне!
Ты нитку то укорачивай,а меня с пути не сворачивай...
Вот Богородичка мететсор в избе чистым веником от двери к печи.
Вот, смело наколонясьи подоткнув пестрядинные юбки над белыми подколеньями моет половицы и выплескиваетв бурьян ведро.
Вот Богородичка с кукушечками-трактирнымидевочками хохочет, перебрасывается играючи изюмками и орешками, шепчется с нимив камышах, выше подружек на голову, краше, чем лебедь белая среди наседок.
Ну хоть бы ветер дунули отклонил лебединый полог.
Хоть бы пол-лица увидеть...
Жалко что ли, рыжая?
Жарко...
Недвижный жар сковалнебеса в тот день. Опасно струился воздух над прудами и колеями. Птицы примолкли,слева направо клонились леса под горячим ветром, успокаивались, молились о дождепажити и перекрестки.
Царствие Небесное пошелпосле обеда спать, услал дочку на дальний пруд к бабам- птичницам, Ксения Петровас утра недомогала, легла в саду на простыню, накрыла голову мокрым полотенцем.
Кавалер маялся. От нечегоделать колол лучинки топориком, но быстро бросил.
Что ж такое, на каждомдворе, куда ни приду - чужой. Все тянет куда-то, мучает... И слаще той тяги и мукине найти. Блеял в кустах козленок, запутался в лозах, Кавалер, думая о своем, отпустилего - поскакал детеныш, задрав хвостишко. Опять сосед потраву напустил. Кавалерустало облокотился на дальний поваленный забор у мусорной травяной кучи.
И ослеп на миг.
Зеркальцем пустили емув глаза солнечный зайчик, едва успел прикрыться рукой - и просвечивала сквозь пальцыалая кровь. Прежде чем зазвучал голос, знал, кто окликнет:
- Что загрустил. Пойдемсо мной.
Не сознавая пошел Кавалервниз за Богородичкой. Звенело в висках от зноя. Слышал, как шуршит подол, видел,как вертится зеркальце на ручке привязанное ремешком к поясу.
Куда вела - не помнил,и так ладно, а Богородичка с лицом закрытым нарочно выбирала дорогу окольную, трудную,оступись, ноги переломаешь.
Легко с ней было идти,легче того слушать, что она говорит:
- Вот соскучилась, самаза тобой зашла. А то что ни день ты за окошком торчишь, думаешь я не замечу. Чтомолчишь?
-Слушаю.
- Ну-ну... - На крутомсклоне поскользнулась и схватила Богородичка Кавалера за локоть, чтобы не упасть,побежали оба по песку и только внизу отдышались.
- Зачем же тебе зеркало,если лица нет? - подначивал Кавалер.
- Для тебя зеркало берегу.Вот поймаю в зеркало, унесу домой, запру в ларчик, навек мой будешь.
Кавалер, смеясь, уклонилсяот пущенного солнечного зайчика.
- Не донесешь! Расплещешь...
- Слепой сказал: посмотрим.
На берегу речушки веселоймелкой и светлой Богородичка разулась и разделась до нижней рубахи, будто одна пришла.
Зевнула под маской, бросилачерез плечо:
- Одежу постереги. Малоли кто тут ходит.
- Я тебе не сторож,- огрызнулся Кавалер - Да кто на твое тряпье позарится.
- Верно - лениво согласиласьБогородичка, придавила верхнее платье камнем-голышом, чтобы не унесло ветром и спустиласьк воде. - А ты гонорлив больно для прасольского сына.
Присела в ручей, расставилаколени, так чтобы вода бежала между ними.
Сама полуголая, а лицозаперто - черты ее берегли лебедь и крест.
Из-под маски выбиласьрыжая прядь, расшевелил волосы ветер, Богородичка подумала и прядь убрала под крестовыйполог.
Подол нижней рубахи промокнасквозь, облепил тяжелые лодыжки, Богородичка плеснула горсть воды на живот и груди.Проступило из-под ткани родимое пятно на левой титьке, расцвели бурые ореолы сосков.Густо всколыхнулась женская тягота.
- Вымя какое... мяснаябаба - некстати подумал Кавалер и нагло полюбопытствовал - Ты беременна?
- Конечно. Я всегда беременна.С рождения На то я и Богородичка.
- Ну тебя к шутам, явсерьез, а ты зубы скалишь.
- Ты моих зубов не видишь.Не ври. И не увидишь вовек, нос не дорос. Платок подай, намочу. Нам еще назад идтилуговиной, знойно сегодня, голову мне напечет. Опять разболится, а мне еще полыв моленной мыть.
Кавалер, не входя в быструюводу, наклонился, балуясь, пустил по ручью шелковый платок - зазмеилась легкая тканьпо течению, Богородичка, не глядя, приняла платок, заговорила монотонно, как пчелажужжит.
- А вот поймаю тебя,окуну в ручеек с головой, и вот этим шелковым платочком пощекочу подбрюшье, то-топоплывешь, как свеча... Я тебя знаю, ты лакомник, любишь, чтобы не ты - а тебя.
Богородичка пару разпропустила в слабом кулаке невесомую ткань.
Кавалер, чтобы устоять,впился пальцами в ивовый ствол. Сглотнул соленую слюну.
- Я тебе не дамся.
- Все мне даются. Чемты от других отличен? Из казанского золота что ли тебя отлили, пан-боярин, царскийсын? Сам же говорил, что батя твой по селам червивую солонину скупает. Или совралмне?
- Нет. Я сказал правду,- быстро ответил Кавалер. Поднималось с клекотом из горловой теснины жаркое собачьебешенство.
Слишком громко плескалавода по камням, слишком пахло можжевельем и свинячей травой - влагохлебкой, которойгусто заросли топкие берега, слишком тяжело поднялась баба из воды - вся облепленнаяхолстинной рубашкой, хуже, чем голая.
Охлопала бёдра, зевнула.Большая... тёплая. Тяжелая рыжая коса вывалилась на оголенное плечо.
- Корова. - неожиданнодля себя, вслух сказал Кавалер.
- А ты что же, молочказахотел? Руку подай, болтун. Я выйду.
Кавалер вытянул Богородичкуна берег.
И бешенство нашло выход,подбил ей колени пинком, повалил в лопухи, одной рукой придавил мягкое горло, второйсильно мазнул между забившихся ляжек. Зашипел в ухо:
- Сейчас узнаешь, чемя от других отличен. Нашла над кем куражиться. Думаешь, я на твое вымя недоенноепозарился, держи карман шире. Много вас таких, десятки, сотни, девки жадные и доночей охочие! Думаешь, передо мной нагишом попрыгаешь, посулишь шелковые мерзости,так я и попался? Да я одного хочу - рожу твою бесстыжую увидеть! Тайна мне нужна,а увижу и разгадаю - на кой рожон ты мне сдалась! Отшвырну как кошку, которая взерно гадит!
Чуть ослабив хватку,Кавалер потянулся к плату на лице Богородички.
- Откроешь - умрешь,- глухо и лениво сказала женщина.
Так сказала, что Кавалервраз ослабел, скатился с душного ее тела.
Повалился крестом, сталсмотреть сквозь луговую зелень, как разбегаются волнами перистые облака в маслянистомдевясильном небе.
Молчали оба, слушалиптичий щелк, деревенский веселый шум близкой плотинки.
- Прости меня - не вытерпелКавалер... - Солнце палит, вот и нашло. Тебе не больно?
Богородичка невозмутимонадела платье, намотала мокрый платок на голову.
- Бывало побольней. Небеда. Тем ты и отличен от других, что со мной мужского не сделал. Все тебе тайнуподавай. Лебедя моего поймать хотел голыми руками.
- Тебя били? - вскинулсяКавалер - Ты скажи - кто. Я его...
- Врешь ты все, никакойты не прасол. И держал-то еле-еле... и
т а м через ткань прикоснулся.Думала, брезгуешь, так ведь нет. Жилка у тебя на шее билась, вот жилка мне все исказала. Доносчица она у тебя, все по ней знающая женщина прочесть может. Видночто учили тебя не обижать женщин... Хотя бы с виду. Был бы ты купецким сыном, одевалсябы по русски, стрижен был бы в скобку, по Царицыну бы не метался на белом конике.Не дразнил бы меня. Такие коники у купцов не в заводе. У них рысаки толстые и верхомкупцы не скачут. Я любила одного жука с Плющихи, так у него толстенные кони были,не чета твоему. И сыновья все как на подбор - дельные люди. Ты цыган, я так думаю.И лошадь украл. И господскую одежду. Да только цыганы смуглые. Я знаю. Я одногоцыгана любила из Тестовского села, так он чернущий был, брюхо волосатое вот по сюда,истинный крест. - Богородичка указала на помятое горло - солнечный следок пометилвыемку меж ключиц - дальше лебединый полог видеть не позволял.
- А как же тот жук сПлющихи? - спросил Кавалер, побрел рядом с Богородичкой, раздвигал перед ней тонкиеветки еловой делянки.
- А? - рассеянно переспросилаженщина. - Какой жук...