Длинный маковый лепестокприлип к щеке Рузи.
Она улыбнулась вполоборота,паутинные пряди затеняли лицо.
Кавалер будничным голосомповедал ей новое чудо:
- Я читал в бабкинойкниге о почтовом ростопчанине. Будто ходит он по базарам, весь товар перещупает,перенюхает, но ничего не купит. Талану в торговле после него не жди, что не высохнет,то проволгнет, что не проволгнет, то мышки поточат. Почтовый ростопчанин подбрасываетна пороги людям грустные письма. А в письмах написано справа налево " Сие естьГолландская Цепь Счастья. Кто перепишет это письмо сто раз и по ста дворам разнесет,тому будет счастье, и ночью к нему не придет почтовый ростопчанин чтобы стучатьв окно".
Один испугается, и сядетстрочить, а другой посмеется и выбросит письмо. Тогда ночью почтовый ростопчанинрасплющит рожу на стекле и постучит камушком на колечке в фортку. Дверь откроешь- никого. Улица черна, собаки ходят, фонарь горит. Вернешься в дом, а он опять вокне маячит и стучит. Повадится каждую ночь - вроде и вреда от него нет, а деньза днем - грустит человек, в животе резь, в глазу муть, все есть, а ничего не хочется,все обрыдло. Это почтовый ростопчанин счастье из человека вытянул. По капельке,по ниточке. Ему же счастье нужно раздавать тем, кто письма переписал, а откуда ещеего взять, как не из Москвы высосать. Не из Голландии же на санках везти в кульках.
- А к тебе ростопчанинне ходил?
- Нет. К нам на крыльцоподбросили Голландскую Цепь, бабка сжечь велела, а я спрятал и переписал. И по стадворам разнес. Не сразу, как минутку улучал, полгода ходил. Малый был. Простительно.
- А счастье было?
- Да вот оно.
- Где? - Рузя завертелаголовой, как совушка.
Кавалер подошел ближе,на корточки присел, чтобы сравняться в росте.
- Не там ищешь.
Рузя понятливо кивнула.
- Ты побудешь еще сомной?
- Разве полчаса еще.Мне позарез надо в Москву. Ополоснуться надо, а то дождь плохой банщик и волосырасчесать, перед важными людьми негоже михрюткой представать.
Не смотри.
- Я буду считать, сколькопонадобится...
Кавалер быстро разделся,только штаны короткие оставил - стыдно перед чистой девкой срамом сверкать, хотьи не смотрит. Поцеловал крест, вошел в пруд, раздвинул тесную тину. Лягушечкой иржавью отдавала вода-стоячка.
Нырнул, не думая, духзанялся, уши заложило, услышал, как сердце под водой ухнуло и сбилось.
Рузя одна стояла возлетихого коня, закрыв глаза локотком.
- Двадцать один, двадцатьдва, двадцать три, двадцать ... пять. Пора не пора, иду со двора!
- Покажи ожерелье, царевна- попросил чужой человек, даже и не заметила Рузя, как он подкрался.
Рузя вскинулась, показалавысокое горло, перечеркнутое сушеными рябиновыми бусами.
Не рябинки горят сушеные,это ягоды-угличи кровоточивые.
Подбили ноги, грянуласьоземь затылком Рузя, кричать хотела, но забило рот потное мужское мясо с ворсом,навалился зверь на грудь, смрадно, тесно, пусти!
Раскинули колена до хруста,как книгу. Растолкали сокровенное место.
Пусти! Пусти! Пусти!
Враг по земле идет железныминогами. Когти из сапог. Глаза желтые. Языком показал, а язык в язвах, как у козла.
Маки горят.
Мама!
Кавалер из воды выбежална возню. Ничего не видать. Кричала что ли?
Тихо.
Лошадь скачет. Большая.Белая. Ныряет в паморок по кругу.
Бьются в маках тела.Господи! Быстрей! Кавалер поскользнулся на глине. Прикусил язык. Кровь во рту. Кисло.
- Рузя!
Метко ударили в високсвинчаткой сзади. Кавалер не упал вперед - повис на волосах, успели сцапать за концы.
Поволокли по глине.
Шестерка харкнул, половчейперехватил ношу.
Трепыхнулся битый.
Живой что ли?
Шестерка размял пальцыв отверстиях пятидырной свинчатки.
Снова чикнул Кавалерав череп, чтоб не дрыгался.
Расселась кожа под волосами,хлынула голодной блевотой изо рта юноши липкая одурь, судороги забили бедра.
Спляшем что ли?
Шестерка ловко намоталмокрую гриву на кулак до корня, о корявый стволик грушки-дички приложил лбом ужеобмякшего Кавалера. Бил сапогами, как на молотьбе, приговаривал срамно на каждыйновый удар:
- Вам. Татарам. Все.Равно. Что. Ебать. Подтаскивать. Что Ебаных. Оттаскивать.
Обмер Кавалер, рот разинул.Полуголый. Белый. Крест на спину съехал. Желчь в глотке вскипела, изошла горчичнойпеной. Ребра дрогнули и опали дугами в муке.
Затих
Всё путём.
Шестерка швырнул телов растоптанный суглинок, поддел сапогом под живот. Свинтил со своей пятерни свинчатку,надвинул на мяклую руку Кавалера - кожу сорвал с пальцев. Плотно село. Крепко обручились.Спи. Шестерка парня по щеке похлопал и оставил. Тамарка в маках делал дело. Ловко.Девка не вякнула. Только мокрый подол надвое треснул. Пятки в небо. Шестерка отзависти крякнул под руку:
- В рот дери, в рот!
Тамарка гаркнул:
- Бзни!
Девку раком повернул,захрипела горлом, но крик в землю ушел. Тамарка лишнее тряпье задрал Рузе на пояс.Оскалился на карлице. Пот на лбу выбило. Шестерка зевнул красным зевом, мудя почесал.Моя очередь. Слазь. Хер не сахар, не укусит, будь другом, уступи целку елдаком побаловать.
В камышах наземь оселаНаташка Кострома-наводчица. Как на пресненском чердаке в давние дни, укусила себяза костяшки на белом кулаке. Зажмурилась. Без дороги бросилась прочь по рысьим местам.
Завыла только раз, ворешнике, когда лоза в глаз свистнула. Лоскут бисерный повис на листах.
Вырвалась на голый горбпри дороге. Дышала животом "ххы - ххы", утроба коровья ныла, мыкала :"иуда... недоенная".
В низине кони в упряжиклонили головы. Затемно угнал Здухач с пасеки брику. Покрышку нахлобучил парусинную,от непогоды. Бредила Богородичка, шла, как по угольям в болгарской плясовой яме.Ждет меня мужик. К нему хочу. Пусти к нему, Царь Небесный, Ты высоко сидишь, далекоглядишь, а я голая, слепая, я к нему тупу-тупу-тупочки пойду по тропочке, ручкойпомашу приветливо. Не помог Ты мне Бог, так хоть под руку не лезь. Ай, да - я. Иуданедоенная. Выдала молодых. Доведи Бог до милого, я их по памяти второй раз рожу.Мальчика и девочку.
- Ку-ку, кума? - Крещудитя. - Какое? - Слепое! - Чьё? - Моё.
Здухач большой. Здухаччерный. Здухач придет - полетят клочки по закоулочкам. А потом в город Котор уедем.Домой. Жить.
Долго ждал Марко Здухачлюбушку, гадал, куда пропала, принюхивался к ветру, нет, ни следа. Тревожные запахиуловил: табак, железо, соленый мужской сок - с четырех сторон налетели. Нюх отбило.
Под утро не поборол снаМарко Здухач, моргал, моргал, да и уронил голову на грудь.
Косы повисли. Руки самикрест накрест на груди стиснулись. Белая змея-душа из губ истекла. Поплыла по полямна поиски.
Нет отклика.
Наташа затормошила спящего.
Звала по имени.
- Вставай! Беда!
Здухач не слышал. Тело- груда дремотная. Наташа, большой палец в рот тиснула, прикусила и стояла в бессилиинад мертвецки спящим Марко. Был бы уголь горящий, положила бы ему в ладонь, очнулсябы от жара. Вскочил бы, на помощь бросился.
Шевельнулась трава наобочине.
Потек по глинистой колеемеж пучками ромашки- дорожницы белый змееныш. Вьюн -ядозуб.
Обвил голень Марко Здухача,жалом стрекнул и выше норовил ползти - на ляжку, на живот, на грудь, и в открытыйрот - юрк!
Наташа завизжала.
Всегда боялась гадовползучих.
Схватила кнутовище скозел, и ударила наотмашь. Сокрушила голову змея.
Вдрызг. Не побрезговала.
Кони шарахнулись с фырканьем,отволокли брику с тракта. Тело возничего повалилось с колеса на спину. Наташа обернуласьк Марко.
Крепко спал Здухач поперекдороги. Руки раскинул крестом. Глаза открыл широко. На левый белок села муха-бронзовочка.Лапки умыла.
Наташа, подошла, припалаему на грудь. Не дышит. Потянула за косы, усадила. Челюсть - вяк - отпала, будтокукольная.
Умер.
Наташа сидела над Марко,не понимая, теряла часы. Торкала в грудь, звала. По шее Марко пошли пятна. Ногиостыли. Нос заострился.
Наташа Кострома взглянулас дикостью на мертвого здухача, потом на белую змейку, вбитую в грязь у его ног.
Догадалась, что наделала.Не заголосила, не заплакала.
- Хочу, чтоб ничего небыло. Вот так.
Кострома села в изголовьеЗдухача и закрыла себе ладонями глаза, надавила веки так, что красное вспыхнулопо золотому.
В ничего нет провалилисьи труп и брика и девка и город Котор и Рай-дерево.
Мир кончился. НачалсяУглич.
...Сначала люди долгои трудно отливали колокол. Львиные головы и молитва выпуклые по подолу. Язык тягловойпривесили. Не колокол - серый лунный буйвол. Вынули колокол из плавильной ямы, наволокушах потащили тушу шестнадцать лошадей и холопы. Раз, два, взяли... Раз, двавзяли....
Белый русский город назеленом холме.
Башни, резные галереина стенах. Торжок. На весах мучные мешки. Торгуют с подвод рыбой.
Мимо столпотворения тянуликолокол люди и лошади.
Коловраты и подъемникипостроены хитро - за ухо подцепили колокол вервиями и крюками, потянули вверх, налеглиполуголые трудники на ворот.
Раз, два взяли!
Полдня поднимался колоколна белую колокольню. Встал на балку. Болтанул звонарь Федор Огурец вервие. Заходилобило в глубине литой.Толпа внизу не дышала. Конные спешились. Мерно скрипели блоки.Молчал колокол. Ближе и ближе язык к боку.
- Бом-ммммм...
- Рааааааааааа - разлилосьрадование. Палили в небо господа из луков и самопалов. Кони присели, приложили уши,ощерились, троих затоптали насмерть Шапки и галки в небо взлетели.
Айда, братан, в кабакобмывать!
Покорился колокол трудамчеловеческим. День бил, два бил, год благовестил в церкви на горе.
Мальчик гулял по масляномулужку, рвал барвинки, орешки в горсти, ножичек за поясом, сапожки сафьяновые. Припадочный