с Бомарше и Вольтером не были? Мне ли старину-то не помнить, - засмеялась старуха.
Хозяин помрачнел, пощипалчуть отекшую барскую щеку и слишком маленький, вдавленный будто у капризной мышки,на зерно надувшейся, подбородок.
- Вам-то смех, а намзабота. Все средства перебрали...
- "Масло рыжей собаки"пробовали?- серьезно спросила Любовь Андреевна. - Зелье верное, старинное. Бабкумою из гроба подняло за три дня. Мой первый муж, граф Минский, сам составлял его.Ах, что за человек был, нынешним мозглякам тонконогим не чета. Силач, весельчак,выдумщик. Подковы гнул, стекло жевал. Овдовил меня заживо, я еще девчонкой была.В Италию уехал и сгинул. Не пишет. Может, помер на чужбине... Только рецепт рыжегомасла и оставил мне в утешение.
- Не слыхивал о таком.Диктуйте состав, - хозяин щелкнул пальцами, возник за спиной его секретарь иностранец,открыл крышечку походной чернильницы, пристегнутой к поясу, и подал перо и бумагу.Хозяин приготовился записывать.
Старуха диктовала охотнои рассудительно, как фармацевт.
- Для начала необходимообзавестись трупом казненного преступника, молодого и обязательно рыжего, ведь рыжиеобладают избытком жизненной силы. От трупа отделить мясистые части, хорошо промытьмуравьиной эссенцией и раковым спиртом, и провялить куски на весу под солнечнымии лунными лучами два дня и две ночи, чтобы душа выветрилась. После надобно прокоптитькак буйволиный язык или окорок над очагом, копченое измельчить и добавить в составлегкое лисицы, волчью печень, медвежий жир, скорпионов и мокриц молотых, белое мясокита, пепел саламандры, масло из земляных червей, олений рог скобленый, жемчужнуюпыль, миро, шафран и алоэ.
Давать по чайной ложкес гретым вином. Лучше ввечеру.
Перышко в руке хозяиназамерло еще в начале рецепта.
- Вы, мадам, насмехатьсяизволите?
- Вовсе нет, - оскорбиласьстаруха и потискала задремавшую Куночку. Собачонка скатилась с колен хозяйки, зашебаршиласьпод столом. - Лекарство это на вес золота и соблюсти все компоненты дело хлопотное.Но исцеление наступает только после того, как больному растолковали подробно, чтоименно он выпил вместе с вечерним вином. Только говорить нужно через час-полтора,чтобы все полезные соки успели впитаться, и пациенту хорошо бы руки к изголовьюшарфом накрепко привязать, чтобы себе вреда не причинил ненароком.
- Простите великодушно...-сконфузился хозяин, - но уж мы как нибудь без рыжей собаки управимся. Кровь пустимили в оперный дом свозим. Глядишь, в чувство придет.
- Воля ваша, батюшка.Настаивать не смею.
Кушали в молчании. Гостьянаблюдала за хозяином сквозь круглое оптическое стеклышко.
С какой стороны ни взгляни- хорош в зрелости, как картинка.
Благополучного сложенияпо плоти и по духу. С тех пор как приехал из Петербурга, воцарился в сонном Харитоньевомпереулке вечный праздник легкомыслия. В доме торжество торжеств - все окна настежь,на подоконниках свежие занавесочки и горшки с пышными цветами. Доносился из окондо садовых куртин бой настенных часов со звонкими курантиками. На деревцах вокругстола висели китайские клетки-пагоды с певчими птицами, от одной к другой переходиларап в красном наряде птицелова, подсыпал канареечного семени из рожка, подсвистывалв манки, чтобы пташки щебетали в унисон.
На спинке кресла сиделрадужный попугай и клевал из ладони хозяина вишни, приподнимал лапку, скованнуюзолотым кольцом на цепочке, топорщил пернатый хохолок.
Все в саду светозарно,оглушительно, охмелительно. И сам хозяин посреди цветущей роскоши выставлял румяное,радостное лицо, будто махровый красный пион.
О чем ему грустить? Образованиеполучил рафинированное, перед иностранными посланниками хвастал пятью языками, несчитая мертвых. Объездил пол-Европы, всеми обласкан. В Турине пировал при дворекороля Сардинского, награды и ордена ловил, шутя, как бабочек сачком.
Прослыл знатоком изящногоискусства, собирал коллекции красот и редкостей. Исправно занимал должность директораимператорских театров, и на сей ниве преуспел, проявляя рвение и внимание к актеркам,особенно кокетливым брюнеткам, не старше семнадцати лет.
Но, храня верность дедовскимзаветам, не гнушался директор императорских театров и крепостными девками. Сам училмолоденок петь, танцевать и декламировать, оделял дебютанток из кармана каленымиорешками и печением-хворостом, а за провинность саморучно сёк струной от клавикордовна бархатной скамье в костюмерной, чтобы не попортили наемные каты матовую девичьюкожу, которой еще предстоит на большой сцене просиять.
На его летние балетыдамы и кавалеры, стекались, как муравьи на постный сахар, а театральные Психеи,Гармонии и Флоры, округляя руки над напудренными головками, перебирали розовыминожками под тюлевыми юбками.
Грезилось, что плясуньивовсе не касались земли.
На десерт танцовщицыраздевались догола и прислуживали зрителям в буфете после представления. Подавалибекасов с "душком", пулярок с эстрагоном и разварные артишоки с испанскимицитронами.
Гости разбирали девушекпо лабиринтам и беседкам, а хозяин устало отстегивал от правого плеча жемчужныйэполет с кистями и требовал принести расходную книгу - подсчитывал доходы от фарфоровогозавода, шпалерной и зеркальной мануфактуры.
Покончив с расчетами,задумчиво ставил высокий голландский кубок на спину мраморного льва и любовалсязакатом с бельведера.
Трубку длинную курилс янтарным мундштуком. Большой человек.
Богатый.
И не скажешь, что сорокчетыре года исполнилось - моложавый, с лица гладок, глаза полны италийского лукавства.
Он был признанным знатокомподбора сыров к десерту. Грюер и бри, стракино из Милана и несравненный лимбургс горькими травами привозил из путешествий и выписывал из монастырских сыроварен.
Не всякому доступна тонкостьвкуса.
Невесел был хозяин садахаритоньевского в этот день.
Попугая велел убрать.
Наскучил!
Ополоснул руки в умывальнойчашке с ломтиком лимона.
Пригорюнился, оглядываясьс тоской на верхние окна палат - где, как знала Любовь Андреевна, находилась спальнямладшего брата.
Окна наглухо закрытыбыли и завешены алым штофом с играющими золотыми птицами.
Видно и вправду не ладилисьсемейные радости в старом красном доме у Харитонья в переулке.
- Давно вы в Москве негостили - заговорила старуха. - Соскучились по вотчине?
- Дела на Москве неважные- отозвался хозяин - с весны матушка тревожные письма писала. Не справляется с братомодна... Просила приехать, пособить с воспитанием. И надо же было такой лихоманкеприключиться. Еще батюшка жив был, говорил я матушке - умерьтесь, вам о Боге думатьнадо, позднее дитя - грешный плод, на корню гниет. Нет. Справила свою волю на старостилет. Родила. Срамота какая. Мой сынок своего дяди на два года старше. Кавалер-тонаш вертопрах и мотишка, деньгам счета не знает, белоручка чудачливый, а наследствотолько начни делить - все расточится вмиг. Да и я уж не мальчик... Как о сыновнейдоле не порадеть. Сын-то у меня единственный, Петруша, а тут на тебе - как ни приголублюего, вспоминаю, что в Москве соперник у него... родственный. Нет да нет, а захолонетродительское сердце. Что ж поделать. Судьба.
- Кстати, о судьбе. Слыхалая, что у вас в роду, в каждом колене только один ребенок выживает. А другой непременнона двадцать шестом году споткнется и в могилу ляжет. Будто бы планида фатальнаяу вашей фамилии имеется со времен царя Гороха в наказание за вероломство.
Братцу вашему которыйгодок пошел?
- Восемнадцатый... -ответил хозяин и, застигнутый врасплох вопросом до рта ломтик ветчинки со слезойне донес - Это что же получается, еще восемь лет с ним канителиться?... - но вовремяопомнился, прервал речи, ветчинный ломтик ожесточенно зажевал и отрезал с набитымртом:
- Про планиду фатальную- брешут.
Тут же нашелся, как беседупеременить:
- А вы поди ж еще чудане видали?
- От вас всего ожидатьможно, батюшка, - старуха подразнила собачку веером - Куночка гавкнула и заплясалана сопляных лапках.
Хозяин подмигнул секретарю:
-Что стоишь, заводи Кота!
Забежал прислужник застолетнее дерево подле которого трапезничали господа. Опутан был ствол будто гнутымиполозьями - слышно было как завозился, и вот с треском и визгом механическим, осыпаядорожку сорванными листами покатилось по полозьям чучело кота-мурлыки великанскогоразмера, обитое рыжим мехом. Загорелись зеленые бутылочного стекла глаза.
Кот замер посредине полоза,хвост трубой навострил, башкой влево-вправо помотал, челюсть ковшом откинул, паромпыхнул и донеслось внятно:
- Гхх-хуе- ммморг- хен...
- Ай, монстра дивная!- притворно забоялась Любовь Андреевна - это по-каковски он говорит?
- По голландски вродекак - добродушно ответил хозяин - Из Амстердама выписал чучелу, тварь дорогущая,вот что именно говорит, не знаю, запрос посылал, молчат пока что. У Боровицких воротголландская аптека открылась, надо бы приказчиков спросить, мало ли что кот болтает,на русский слух звучит паршиво, а на тамошний так небось и ласково. Не стали быамстердамские мастера своего Кота непочтенным словам обучать. Тамошние люди порядоклюбят. Я Кота матушке в утешение привез, а она как увидела, в слезы. Что ты, говорит,не хватало мне в доме живого чудобеса, так еще и механического притащил. Поначалуто игрушка на всякий хлопок и громкий голос отзывалась. Чуть кто чихнет и едет Котпо дубу. Вещает дурным голосом, башкой крутит. Его дворня по вечернему делу пугаласьдо икоты, теперь ключом заводим. К случаю.
-... И что же, ни в службуего, ни ко двору, ни женить не собираетесь? - Любовь Андреевна окунула пеликаньюпуховку в дорожную пудреницу с зеркальцем, провела по жилистой, как у голодной кобылы,крашеной хной шее.
- Кого? Кота?
- Брата.
Заладила сорока Якова одно про всякого.
- К службе он не пригоден,разве в пажи его, да и то ленив безмерно и строптив, как бы конфуза не вышло. Как