Неужели ты не видишь?
Устремляю взгляд на отражение. Оно расплывается перед глазами. Я не в силах узнать себя. Я так молода, непозволительно молода для брака. Забранные наверх волосы открывают круглое лицо, а отсутствие косметики подчеркивает неутраченную гладкость кожи. Двадцать пять – невеликий возраст, но раньше у меня был хотя бы он. Теперь я – как вчерашний подросток в мамином платье, ребенок, который ничего не решает и ни на что не способен. Хелен прикрепляет фату – через нее я вижу все словно в дымке.
Мы покидаем дом с фиолетовой крышей женской процессией. Несколько рядов старших женщин, включая Хелен, идут впереди. За ними я – в гордом одиночестве невесты, а за мной девочки вроде Молли. Большинству из них нет и десяти, и это событие их будоражит. Солнце давно поднялось над горизонтом, но тепла не дает. Тонкие пряди выбиваются из прически, отчего я мысленно выдыхаю. Косы затянуты так туго, что болят корни волос.
– Ты будешь очень счастливой, Флоренс, – говорит Хелен у входа в церковь. – Нил – достойный мужчина. Это правильный выбор.
– Это были вы… – шепчу я.
Может быть, Доктор хочет использовать меня и уничтожить Прикли. А может, нет никакого подвоха, и это она убедила его в правильности этого решения.
– Порой отсутствие страданий и есть счастье. – Она целует мою ладонь.
Когда Хелен скрывается за дверью, Роберт берет меня под руку.
– Всегда думал, что скорее разверзнется ад, чем ты выйдешь замуж.
Все встают при нашем появлении. Кеннел статуей замирает у алтаря в красно-белой мантии. Нил стоит ко мне спиной. Напряжен. Натянут как струна. Если ему повезет, он сможет представить на моем месте свою жену… Роберт оставляет меня у алтаря и усаживается на скамью в первом ряду. Нил поднимает фату. Выглядит он неважно, но держится стойко. Наверное, за это я и полюбила его: что бы ни было, он держится. Мне не хватает этого в последнее время.
Я встречаюсь со стальными глазами преподобного. С каждой секундой он мрачнеет, рассыпается на части. Боюсь, к концу обряда слияния от него ничего не останется. Он жестом просит гостей сесть, за нашими спинами раздаются шорох и скрип, а потом все затихает. Кеннел смотрит на меня и долго молчит в попытке собраться с мыслями, потом его лицо становится совершенно непроницаемым, а голос чужим:
– Возлюбленные братья и сестры, мы собрались сегодня в церкви Святого Евстафия перед лицом Господа и всех собравшихся, чтобы соединить этого мужчину и эту женщину священными узами брака, известными в нашей общине как обряд слияния. Брак – досточтимый институт, учрежденный самим Господом, подарившим нам таинство завета между Христом и его церковью. Первое чудо, совершенное Христом, было совершено во время брака в Кане Галилейской, который он почтил своим присутствием, как говорит об этом Священное Писание. Не следует вступать в брак бездумно, неосмотрительно, ради удовлетворения плотских страстей. Вступать в брак следует возвышенно, по здравому размышлению, обдуманно. И в страхе Господнем, помня о тех целях, ради которых был учрежден брак. Брачные узы созданы, во-первых, для размножения рода человеческого по воли Господней, ради детей, которых следует воспитывать в страхе Божьем, во славу его святого имени. Во-вторых, брак был создан для того, чтобы природные устремления, свойственные человеку, направить на правильную стезю. Чтобы те, кого Господь соединил в браке, жили в праведности и чистоте. В-третьих, брак создан для блага всего общества и утешения его, ибо крепкая семья делает и общество крепким: и в час процветания, и в час испытания. И сейчас эти двое соединятся узами брака. Пусть тот, кто знает вескую причину, по которой им нельзя сочетаться браком, скажет о ней сейчас или пусть хранит молчание отныне и навеки.
Я молю, чтобы Питер Арго не совершил глупостей. Ну же, Кеннел, произноси свою святую чушь, и покончим с этим. Мы оба знаем, что промедление не спасет меня.
– Я заклинаю вас и спрашиваю вас как в судный день, когда все тайное станет явным. Если кто-то из вас знает о каком-нибудь препятствии, которое не позволяло бы вам сочетаться законными узами брака, признайтесь в этом сейчас, ибо знайте, что брак, заключенный вопреки воле Господней, не является законным ни в глазах Господа, ни в глазах людей. Нил Льюис Прикли, берешь ли ты эту женщину в свои законные жены, чтобы жить с ней по Божьему установлению в святом браке, будешь ли ты любить, утешать и почитать ее и заботиться о ней в болезни и здравии, и, отказавшись от всех других, хранить себя только для нее одной, пока смерть не разлучит вас?
– Да.
Его «да» рубит его на части. Безжалостно и необратимо.
– Флоренс София Вёрстайл, берешь ли ты этого мужчину в свои законные мужья, чтобы жить с ним по Божьему установлению в святом браке, будешь ли ты любить, утешать и почитать его и заботиться о нем в болезни и здравии, и, отказавшись от всех других, хранить себя только для него одного, пока смерть не разлучит вас?
В горле так сильно пересыхает, что трудно даже открыть рот. Я киваю.
– Ты должна сказать это вслух, Флоренс, – подавшись вперед, шепчет Кеннел.
– Да.
Кеннел подходит ближе, окутывая запахом ладана, фимиама и леса. Как бы я хотела оказаться в лесу. Одна. Преподобный берет меня за руку и кладет ее в ладонь Нила. Мы поворачиваемся друг к другу лицом. Мне так больно смотреть на него, что глаза влажнеют. Я сжимаю его руку – я здесь.
– Я Нил Льюис… – начинает Кеннел.
– Я Нил Льюис… – вторит Прикли.
– Беру тебя, Флоренс София…
– Беру тебя, Флоренс София…
– В законные жены…
– В законные жены…
– Чтобы с этого дня быть рядом с тобой…
– Чтобы с этого дня быть рядом с тобой…
– В радости и в горе…
– В радости и в горе…
– В богатстве и в бедности…
– В богатстве и в бедности…
– В болезни и в здравии…
– В болезни и в здравии…
– Чтобы любить и лелеять тебя…
– Чтобы любить и лелеять тебя…
– Пока смерть не разлучит нас…
– Пока смерть не разлучит нас.
Моя клятва проходит словно в тумане. Я уношусь прочь – не хочу быть ответственной за это, повторяя слова преподобного. Лицо Нила размывается, и я представляю перед собой Сида Арго – такого, каким я его помню. Мальчишкой с рыжими волосами и сияющими серо-голубыми глазами. Я отдаю себя тебе. Где бы ты ни был, надеюсь, ты знаешь об этом.
– Пока смерть не разлучит нас… – произношу я, и на белой рубашке Сида появляется красное пятно. Оно растет, увеличивается. Во рту привкус крови. Нил с силой сжимает мою руку, и пелена спадает с глаз.
– Благослови Господь тех, кто дает эти клятвы, чтобы они хранили верность друг другу и жили в мире и любви до конца своих дней именем Господа нашего Иисуса Христа и мессии Господней святой общины Йенса Гарднера. Аминь.
Присутствующие встают, а место преподобного занимает Доктор.
– Обряд слияния подходит к завершению. Последнее таинство совершится в присутствии супругов и Господа Бога с моим участием и без лишних свидетелей. Воспойте этот союз, дабы благословить молодых на счастливую жизнь.
Хор начинает петь, и остальные тихо вторят ему. Йенс уводит нас в кабинет преподобного. Здесь горячо, как в печке. Он просит встать на колени перед пылающим камином.
– Последнее таинство включает обмен особыми символами, свидетельствующими о вашем единстве. Вместо колец мы выбираем символы единства, которые останутся с вами навечно.
Он берет из подставки длинный металлический прут, похожий на кочергу, с тонким, едва заметным полукругом на конце и опускает его в огонь, раскаливая докрасна. Я сглатываю, ноют колени и спина. Его метки скрепят нас вечными узами, как скрепили когда-то Тома и Мию.
Он вытаскивает прут из огня и подходит ко мне.
– Сначала дама…
Я закрываю глаза и уношусь под потолок, выпархиваю из кабинета в общий зал, где поет хор. В проходе стоит Сид Арго и протягивает мне руку, но я не успеваю коснуться. Все расплывается и чернеет.
13
Нил открывает двери, и я захожу внутрь – теперь это мой дом, но я не ощущаю его своим. Осматриваюсь, словно я здесь впервые, впрочем, при свете дня я тут никогда не была. Я миссис Прикли. Это даже в мыслях звучит неправильно, но переживать на этот счет я буду позже, когда кожа на безымянном пальце перестанет пылать. На нем появился кровавый ожог – вечное кольцо, которое ни у кого из нас, что бы ни случилось, не получится снять. Шрамы останутся с нами навсегда – мы поклялись принадлежать друг другу и должны помнить об этом.
Нил проходит на кухню, а я – в гостиную. Кидаю фату на диван.
Нил приносит две кружки с холодной водой, одну отдает мне, а во вторую опускает руку. Я делаю то же самое, так мы сидим несколько минут, наслаждаясь незначительным облегчением боли.
– Ты можешь занять мою комнату или… детскую.
– Я не стану выгонять тебя из супружеской спальни.
– Значит, детская.
– Прости меня.
Он запрокидывает голову на спинку дивана и облизывает пересохшие губы.
– Не надо, Флоренс. Это был и мой выбор.
– Сильно болит?
– Будто руку в аду поджаривают.
– У меня тоже.
Он выпрямляется.
– Будем надеяться, что подвижность вернется. Хотя у нас и без того еще целых девять пальцев. Надеюсь, Молли оценит твои жертвы.
Я прочищаю горло.
– Можешь считать меня идиоткой, но я верю, что мы выберемся…
– Я тоже хочу в это верить. Главное, чтобы тебя не затянуло.
– Не затянуло?
– Духовка Сильвии Плат. У твоей матери определенно был писательский талант. Так точно определить суть этого места… Когда-то я вернулся и остался здесь ради жены. Ее мать болела – она не хотела ее покидать, а потом все закрутилось. Шел год за годом, но и после ее смерти я не смог покинуть город.
– Меня не затянет.
– Даже преподобный?
Я посылаю ему недоверчивый взгляд.
– Священник… У тебя всегда была какая-то странная тяга к служителям церкви. Но будь осмотрительна. Мы не знаем его мотивов. Не знаем, какую игру он ведет.