Я не обещаю ей, что сделаю это, и она понимает, что не сделаю. Не сейчас.
Тишина ее спальни сменяется полной тишиной на том конце провода. Я кладу мертвую трубку. Я больше никогда не увижу ни Хелен, ни Роберта, ни Питера, ни Кеннела.
В сердце натягиваются и рвутся струны – одна за другой, одна за другой…
Эпилог. Принятие
Она вдыхает соленый воздух. Ветер высвобождает светлые пряди из небрежного пучка на затылке.
– Люблю океан.
– Может быть, тебе надо было становиться моряком, а не ветеринаром?
– Может, – она подергивает хрупким плечиком. – Жизнь длинная.
– Как же ты оставишь своего принца?
Она расплывается в улыбке и выставляет руку перед собой, любуясь кольцом, – камень блестит, пылает в умирающих лучах солнца.
– Никак не могу привыкнуть, – шепчет она, кладет голову мне на плечо и берет под руку.
Она обручена. Моя малышка обручена. Питер – ее лучший друг детства и с этой зимы официальный жених. И я даже не знаю, кто выпрыгивает из штанов больше от этого события – она или я.
– Миссис Арго благословила нас.
– Правда?
Они ездили в клинику две недели назад, но она не говорила об этом, а я решила не лезть в душу, пока она сама не захочет поделиться.
– Раньше мы и не надеялись, что к ней вернется речь. – Она выпрямляется. – Она спрашивала о тебе.
– И что же ты сказала?
В ее глазах проскальзывает озорной огонек.
– Что ты мутишь с нереально горячим священником.
– Это отвратительно, – фыркаю я и толкаю ее плечом, едва сдерживая смех, и уже серьезно добавляю: – И это не так называется.
– Я сказала, что ты счастлива. Она обрадовалась.
– Бу! – Питер подскакивает сзади, заставляя нас обеих вскрикнуть.
Молли заряжает в него песком.
– Тише, тише. У меня тут кое-что есть.
– Воздушный змей!
– И никакой не змей, – бурчит Питер.
– Я почти дипломированный ветеринар и совершенно точно могу сказать, что это змей.
– Его зовут Вилли.
– И кто так решил?
– Я, потому что отдал за него целое состояние. Вы хоть представляете, какие тут цены?
Молли вскакивает на ноги и отряхивает джинсы.
– Хочу запустить.
– Нет, я первый!
– Почему ты первый?
– Смотри, сколько тут ниточек.
Молли упирает руки в бока.
– Не ниточек, а веревочек. И уж с ними я как-нибудь разберусь. – Она тянется за змеем, но Пит отступает.
– Это вообще-то хвост.
И как эти двое умудряются найти общий язык? Но я рада, что Питер делает ее такой – беззаботной, веселой, счастливой. В Корке ей этого не хватало.
– Как дети малые, – ворчу я, не в силах сдержать улыбку.
– Ну же! – Молли подскакивает ко мне. – Вставай! Запустишь с нами.
– Я посмотрю отсюда.
– Уверена?
– Развлекайтесь, малышня.
– Как скажешь, старушка, – отвечает она и с каким-то странным прищуром говорит: – Все будет супер.
– Все уже супер.
Она убегает за Питом, который позволил змею взлететь.
– И без меня!
Я обхватываю колени, смотря ввысь. Хотелось бы мне так же, как Вилли, уметь летать, взмыть в оранжево-фиолетовое небо под кучевые рваные облака. Тогда я могла бы… Впрочем, не сейчас.
В кармане вибрирует телефон, я вижу его имя, и сердце замирает. Оно все еще замирает. Я принимаю звонок и прижимаю телефон к уху, устремляя взгляд вдаль, за горизонт. Если бы мир был плоским, а мое зрение телескопическим, я увидела бы Корк и новую церковь Святого Евстафия.
– Никак не привыкну к этой штуке. Слишком большой экран и ни одной кнопки.
– Эта штука называется «телефон». Но, если не нравится, могу забрать.
– Нет, Флоренс, мне нравится. Спасибо.
– Как ваши дела, преподобный, помимо трудностей с техникой?
– Думаю, тебя скорее интересует мой разум.
– И что с ним?
– Занят тобой.
Я устало усмехаюсь.
– Это мне известно. Меня больше интересует контекст.
– Самый что ни на есть непристойный.
– Святой отец, после этого разговора вам нужно прочитать Евангелие от Матфея.
– Обязательно, – отвечает он, но не продолжает поддерживать шутку.
– Как Леонард?
– С ним все в порядке.
– А если он передумает? – Я спрашиваю об этом каждый раз.
– Этого не будет. Я в нем уверен, – отвечает он и мягко добавляет, становясь моим Кеннелом: – Я вернусь к тебе, Флоренс, и на этот раз навсегда. Через год. Если быть точнее, через девять месяцев и две недели, как и обещал. Я всегда выполняю обещания.
– Город нуждается в тебе… больше, чем я. Не могу разорвать твою жизнь пополам.
– Она разорвалась пополам в тот день, когда я увидел тебя. Я не отступлюсь. Я не Патрик.
Я качаю головой, пытаясь подавить жжение в глазах.
– Я знаю… знаю, что не Патрик.
– Пока Молли с тобой, ты счастлива и без меня.
– В некоторые дни – да, в иные – я просто существую.
– Прости меня. За ожидание и за то, что стараюсь быть верен своим клятвам.
– За это я тебя и люблю.
Он замолкает. Я сказала это. Я позволила себе сказать это вслух.
– Я тоже люблю тебя, и поэтому я сделаю правильный выбор. Несмотря на все препятствия и обстоятельства, им будешь ты.
От этих слов слеза, притаившаяся в уголке глаза, течет по щеке.
– Я знаю, Кеннел. Знаю.
– Тебе удалось сделать то, о чем мы говорили?
– Я не выполню это и через сотню лет.
Даже не видя его, я чувствую его желание пронзить меня недовольным взглядом.
– Да, Кеннел. Я попрощалась с Сидом. Он обрел свой покой.
– А ты?
– И я.
– Ты поможешь обрести его мне?
– Через девять месяцев и две недели…
Как только он оторвет эту часть от себя, как это сделала я одиннадцать лет назад, я помогу обрести ему покой.
– Ловлю тебя на слове, Флоренс Вёрстайл.
– До завтра?
– До завтра.
– Спокойной ночи.
– О нет, спокойной она не будет, пока я думаю о тебе.
– Евангелие от Матфея. Глава шестая, стих тринадцатый. Да не введи нас в искушение, но избавь от лукавого.
– И кто из нас двоих священник? – усмехается он. – Спокойной ночи, Флоренс.
Я скидываю звонок и совсем как девчонка сижу и таю, прижав телефон к груди. Из забытья вырывает настойчивое, но мягкое похлопывание по плечу – улыбающаяся во все тридцать два Молли едва не подпрыгивает на месте.
– Я должна показать тебе кое-что. – Она хватает меня за руку и заставляет подняться на ноги. – Вставай, вставай!
– Да что такое?
Она поворачивает меня спиной к океану. Взгляд сразу находит его – неосознанно я давно чувствовала, что он рядом. Я сглатываю, чтобы прогнать ком, образовавшийся в горле.
– Мы умеем устраивать сюрпризы.
– Не догадалась? – спрашивает Пит. Он запутался в веревке.
– Нет!
Не могу сказать ни слова.
– Ну же, – она подталкивает меня вперед, – иди.
Она до сих пор не знает всего. Не знает, чего мне стоило спасти ее и себя. Нас. Но он знает.
Я делаю шаг, еще один. Кеды утопают в песке. Он отталкивается от «Шевроле Камаро», делая несколько шагов навстречу. Я перехожу на бег и вскоре оказываюсь в его объятиях. Глубоко вдыхаю, вбираю в себя его запах – ладан и фимиам у него под кожей. Я расслабляюсь и одновременно будоражусь, когда ощущаю биение его сердца.
– Спокойной ночи? Ты слишком хороший лжец для священника.
– Может, поэтому меня и вышвырнули?
– Вышвырнули?
Он отстраняется и легонько касается моего подбородка.
– Солгу, если скажу, что не помог им.
– Девять месяцев…
Он пожимает плечами.
– Это был срок с запасом. Надеюсь, ты не исчезнешь? Я позволил себе кое о чем умолчать. Но я хотел сделать сюрприз.
– Ненавижу сюрпризы, но этот удался. А как же Корк?
– С деньгами Хелен, выдержкой Томаса и преданностью Леонарда он станет хорошим местом. Он уже стал лучше. Возможно, даже тебе в нем понравилось бы. – Он переводит взгляд за мое плечо. – Привет! – машет он Молли.
– Быстро же вы примчались. Мы с Питом собирались закапывать ее в песок.
– Мне понадобилось всего десять минут, чтобы разобраться с навигатором.
– Это успех.
– Как я смотрюсь?
Он поворачивается на триста шестьдесят градусов. На нем черные джинсы и дутая куртка, под ней виднеется серо-голубой лонгслив. Ему идет голубой цвет. На самом деле нет цвета, которой бы ему не подошел.
– Честно? – Молли картинно выгибает бровь.
– Ладно, не важно, – отмахивается он.
– Извините, преподобный, но прикид священника вам шел намного больше. Без обид.
Кеннел вскидывает руки в примирительном жесте. Я не впервые вижу его в обычной одежде – он великолепен в любом виде. Молли считает, что священником его делает одеяние, однако это не так, и мы оба знаем это: теперь он будто бы как все, но он не станет как все, даже если продолжит носить мирскую одежду сотни лет. Кеннел может оставить сан, но не отказаться от него. В глубине души он никогда не будет свободен ни от церкви, ни от Корка. И я тоже. В этом заключается проклятие и благословение города – как бы сильно ты его ни ненавидел, ты все же его любишь и оставляешь в нем частицу души и сердца. Порой даже слишком большую.
– Короче, мне нужно отнять у Пита этого чертового змея. – Она смущается из-за выбора слов, но потом вспоминает: – А точно, вы же больше не священник, и я могу ругаться, сколько захочу. Ладно, все. – Она пытается куда-то деть руки и выглядит еще более забавной. – Разбирайтесь, только без рукоприкладства – я ушла. Вы меня даже не заметите.
– Ты надолго? – спрашиваю я.
– Навсегда.
По телу пробегает дрожь, я упираюсь ему в грудь кулаками в невольной попытке оттолкнуть. За эти годы мы пытались быть порознь, но так и не смогли расстаться, придумывали правила и нарушали их, выбирали нейтральную территорию и проводили вместе часы и даже дни, но в итоге он уходил, несмотря на то что мы оба хотели, чтобы он остался. Я улыбалась, целовала его