– Я не умею по-другому, – объяснила я, снова чувствуя, что проигрываю Реднеру.
– Почему же? Ты очень хороша в поиске лазеек. Об этом мы уже знаем.
– Не то чтобы это помогало.
– Ты просто не там ищешь.
Я удивленно уставилась на него, только в этот момент заметив, что он далеко не дурен собой. Прикли относился к тому типу мужчин, который вряд ли попал бы на обложку журнала, но всё равно, когда он оказывался рядом, его замечали все. Он выглядел лет на сорок. Его тёмно-каштановые волосы были длиннее, чем когда я увидела его впервые, но ему это, несомненно, шло. Карие глаза смотрели с неизменными спокойствием и уверенностью через очки в чёрной оправе, водруженные на переносицу чуть кривоватого носа. Глубокие морщины вокруг глаз и на лбу придавали его лицу немного больше холодности, чем нужно, но зато и мудрости. Пожалуй, я бы даже могла тайно увлечься им, будь он помоложе.
– Дело не в правилах, а в том, кто их создает. Найди лазейки в людях и сможешь с лёгкостью ими управлять, – его голос стал необыкновенно низким, когда он начал говорить тише. – Только не забывай, что, когда долго вглядываешься в лицо зла, зло начинает вглядываться в тебя в ответ.
Последнему совету я, кажется, не придала значения.
– Почему же вы до сих пор ничего не сделали?
– Ты этого не знаешь, но я и так слишком долго, но безрезультатно боролся с системой, – он задумался, а потом заглянул прямо мне в глаза. – Я чувствую себя ужасно старым и поэтому бессильным. Я против того, что здесь происходит, но ничего не могу с этим поделать, потому что я уже не чувствую в себе тех сил, которые были во мне десять лет назад.
Не знаю почему, но в тот момент я жутко разозлилась на него, посчитав трусом.
– Человека определяют поступки. Если он говорит, что хочет чего-то, но не делает этого – он лжец. Обещания ничего не значат в этом мире.
– Что ж, пожалуй, так, – согласился он, не став спорить.
В тот момент в его взгляде сверкнуло что-то странное, чего я не видела прежде. На миг показалось, что он смотрел на меня как на старую знакомую…
Я выиграла партию матом в три хода.
Сочинения по «Гамлету» с оценками роздали через неделю после того, как мы их написали. «A»[26] не получил никто, кроме Брэндона Реднера. Меня это несколько разозлило, но я не стала расстраиваться, так как знала, что моё сочинение не может быть хуже. Однако когда очередь дошла до меня и Прикли положил мою работу на край парты, я замерла – в верхнем правом углу обведённая кружком стояла жирная «В»[27].
Прикли пошёл дальше, даже не удостоив меня взглядом, будто мы и не говорили с ним во время шахматной партии. В школе он становился другим человеком.
Брэндон, сидевший за первой партой, повернулся и показал мне свою оценку, противно улыбнувшись. Я мысленно выругалась, но всё же попыталась сохранить хладнокровие. Я ни за что не позволила бы Реднеру увидеть меня уязвлённой, хотя я и была уязвлена. Как он мог оказаться лучше меня?
После занятий я подошла к Прикли. Увидев, что я осталась в классе, ты на меня удивлённо покосился, но, ничего не сказав, вышел.
– Вы не могли бы проверить мою работу еще раз? – спросила я официально, кладя её на учительский стол.
Я решила вести себя в школе точно так же, как и Прикли: словно мы только познакомились.
– А что не так? – наигранно удивился он, хотя прекрасно понимал, в чём дело.
– Тут «В», – нетерпеливо отозвалась я, тыкая пальцами в эту самую «В».
– Да, ты знаешь, как называется эта буква, поздравляю, – саркастически отозвался он, собирая со стола свои бумажки.
– А должно быть «А».
– Тебе никто ничего не должен, Флоренс.
Я недовольно уставилась на него.
– Похоже, мне необходимо объяснить мою систему выставления баллов, – в его взгляде появилась укоризненность. – «A» – это творческий подход, нестандартное мышление, гениальная работа, содержащая нетривиальные мысли. А твоё сочинение абсолютно посредственное, неплохое, но посредственное. Так что «В».
Я молчала, но в душе негодовала.
– И прошу вернуть том с критикой в библиотеку, а то его вскоре могут хватиться, – уже выходя, предупредил он.
Меня это окончательно добило.
– Я ничего не списывала! – без предысторий выпалила я.
– Написать одно и то же другими словами – тоже списывание, – ответил он спокойно.
– Я перепишу его, – тут же нашлась я.
Он снисходительно, даже по-доброму посмотрел на меня.
– Если я это сделаю, вы его проверите?
Он чуть заметно усмехнулся.
– А у меня есть выбор?
– Пожалуйста.
– Я буду проверять до тех пор, пока у тебя будет желание писать.
Я воспряла духом. Казалось, совсем скоро «В» превратится в «А», и Прикли ещё пожалеет. Но зря я тогда радовалась. Следующее сочинение, которое я написала через три дня, получило презрительную «С»[28]. Я думала, что он решил мне отомстить, уменьшая баллы до тех пор, пока уменьшать будет некуда.
После второго сочинения я написала третье, после третьего – четвёртое, а потом и пятое. В правом верхнем углу так и не появилась «А». Я медленно и постепенно начинала отчаиваться, но не сдавалась. И в итоге решила, что буду писать до тех пор, пока не получу «Отлично» или же пока не умрёт он или я.
– Ну зачем тебе «А» за это сочинение? – спросил ты.
В тот день я сдала Прикли своё восьмое сочинение по «Гамлету».
– У тебя всё равно выходит максимальный средний балл.
– У меня никогда не было «В» по литературе, – отмахивалась я, хотя на самом деле меня просто уязвлял тот факт, что Реднер стал хоть в чём-то лучше меня.
– Всё когда-то бывает впервые, – ты усмехнулся. – В любом случае ты уже знаешь пьесу не хуже меня.
– Это уж точно, – только и смогла пробурчать я в ответ.
Я знала, что Реднер был единственным членом совета, на которого я могла надавить, ведь именно его так боготворили остальные. Я выяснила о его жизни всё, что могла, не упуская и местных сплетен. Он жил с отцом, шефом полиции Корка, в добротном доме почти в самом центре города, хотя, учитывая его размеры, это выглядело не так впечатляюще, как казалось. Реднер всегда умудрялся становиться самым лучшим в учёбе, а также принимал активное участие в жизни школы. С его девушкой, Дороти, они познакомились чуть ли не в детском саду и с тех пор не расставались ни на день.
Пожалуй, он обладал самой невероятно положительной репутацией из всех, кого я когда-либо знала, и именно поэтому мне так хотелось найти в ней прорехи – идеальных людей не бывает.
В четверг я снова отправилась в дом престарелых. Всё шло по той же отработанной схеме, что и в первый день: общая комната, настольные игры, телевизор, ужин. Но в какой-то момент всё пошло не так. Сегодня мы должны были остаться дольше, потому что дом престарелых собрался посетить сам преподобный Патрик. Старики радовались его визиту, так как именно благодаря церкви, а соответственно, и Патрику, существование этого дома престарелых оказалось возможным. Они знали это.
Преподобный Патрик пришёл сразу после ужина. Он подходил к каждому, не пропуская никого, уделяя время абсолютно всем, даже если приходилось выслушивать одно и то же.
Я находила в Патрике что-то притягательное и в то же время отталкивающее. Хотя выглядел он аристократично и молодо, что выгодно подчеркивала его чёрная сутана.
– Ты уже знакома с нашим преподобным, – сказал Прикли утвердительно, хотя изначально, как я поняла, предполагался вопрос. В этот момент мы оба пристально изучали его.
– Не лично, – ответила я, прищуриваясь. – Я видела его только издалека, на службах.
– Я могу вас познакомить, – предложил Прикли.
Я посмотрела на него, а потом снова перевела взгляд на Патрика.
– Спасибо. Мне не хочется, – ответила я как можно вежливее, пытаясь скрыть свою неприязнь ко всему, что связано с церковью и вообще религией.
В этот момент Патрик закончил разговор с одной из старушек, кажется, миссис Белл, и, глянув на нас с Прикли, двинулся прямо в нашу сторону.
– Добрый вечер, Нил, – поздоровался он, оказавшись рядом.
– Добрый, – ответил Прикли.
– Я преподобный Патрик, – он протянул мне руку. Конечно же, я знала, кто он, потому что видела его каждую неделю на службах, но мы никогда не говорили с ним. – Приятно познакомиться.
Я уверенно ответила на его рукопожатие.
– Это Флоренс Вёрстайл, наша новая ученица, – представил меня Прикли.
– Я слышал, что у тебя самые высокие результаты в школьных тестах, – сказал Патрик вежливо, но это не предполагало ответной реплики с моей стороны.
Они с Прикли перекинулись парой ни к чему не обязывающих фраз, после чего Прикли подозвал Брэндон, и они ушли. Мы остались наедине с Патриком, если в общей комнате такое возможно.
– Как тебе нравится в нашем городе? – поинтересовался он, как мне показалось, действительно желая знать.
– Чудесная природа, – отозвалась я, решив, что говорить о Корке в его присутствии можно только как о покойнике: либо хорошо, либо ничего.
– Да, – подтвердил он, чуть улыбнувшись, – природа у нас замечательная.
– Именно поэтому вы выбрали Корк?
– Не я его выбрал. Он выбрал меня.
Я хмыкнула.
– Я люблю этот город, – продолжил Патрик, – так же как люблю своих прихожан.
– То есть тех, кто не ходит в вашу церковь, вы не любите?
– Я люблю всех людей одинаково, – тогда я посчитала его лжецом.
– Любить всех – значит не любить никого. Вам все одинаково безразличны[29].
Он ничего на это не ответил, лишь загадочно, еле заметно улыбнулся.
– До свиданья, мисс Вёрстайл. Надеюсь, мы скоро увидимся.
Я отвела взгляд, показывая ему, что разговор окончен. Он не настаивал на продолжении.