– Ты не можешь вот так уйти, – он поднял голову.
Я снисходительно взглянула на него.
– Ты хочешь это проверить?
Он не ответил.
– Чёрт возьми, Рэм, я трачу на тебя три вечера в неделю вместо того, чтобы уделять время своим урокам. Что ещё я должна сделать?
– Ты всё правильно делаешь. Это я не слишком усердно выполнял твои задания. Но уже в марте школьный чемпионат. Тренер гоняет нас каждый день по пять часов. Я не могу оставить «Соколов».
– Опять эти твои «Соколы», – девяносто девять процентов времени, проведённого со мной, Кевин говорил о своей команде, остальное время молчал. – Дело не в «Соколах». Дело в тебе и в том, что, если ты так же сдашь итоговый тест, тебе придётся проходить всю программу заново.
– Дело как раз в команде.
– Почему она так важна для тебя?
– Потому что только благодаря ей я могу рассчитывать на спортивную стипендию.
– Правда? – удивилась я.
Гнев тут же испарился. Я понятия не имела, что он хотел продолжать обучение после школы – мы никогда не говорили об этом.
– Я должен быть в команде, а для этого нужно сдать все тесты. Иначе в университете найдут кого-нибудь другого, кто сможет совмещать спорт и учёбу. Желающих предостаточно.
– Я не знала об этом.
Он хмыкнул.
– Но… зачем тебе стипендия? Разве ты хочешь уехать из Корка?
Он взглянул на меня как на дуру, будто его желание уехать было очевидным. Наверное, в тот момент он смотрел так, как это в свое время делала я: сверху вниз.
– Я не знала, – повторила я глупо, не зная, что ещё сказать.
– Теперь знаешь, – ответил он спокойно.
Я потупила взгляд.
– Почему?
Я знала, что он не хотел об этом говорить. Он вообще никогда не распространялся о своих планах.
В тот момент я поняла, что никогда раньше не смотрела на Кевина Рэма как на человека. Иногда он был глупым парнем, что смешил всех своими глупостями на французском, иногда хорошим баскетболистом, иногда двоечником, но никогда просто человеком. Осознание этого почти парализовало меня на долю секунды.
– Мне хочется делать то, что хочу я, а не кто-то другой.
– Вполне адекватное желание.
– Поэтому я должен вырваться отсюда. Учиться. Попасть в хорошую команду. Победить на международном чемпионате. Стать настоящим баскетболистом.
– Но твоя мама будет сильно переживать, когда узнает, что ты собираешься уехать.
– От неё я хочу сбежать в первую очередь, – ответил он, не задумываясь. – К тому же она сама мечтает, чтобы я получил стипендию. Но никак не помогает. Только постоянно пилит меня. Вот и вся её помощь.
За желание сбежать его было трудно винить.
– Так что вот… я не могу сейчас лажать. Я знаю, что провалил этот тест, но я буду стараться все выполнять, если ты останешься. У меня нет выбора.
Он впервые говорил со мной не как с учителем и просил, хоть и без умоляющего взгляда, но с таким надрывом в голосе, что я не смогла ему отказать. Я осталась.
– Давай, Арго, расскажи мне о своей жизни, – просишь ты полулёжа, опираясь на изголовье кровати.
Я лежу рядом на боку, подперев голову рукой.
За окнами ночь, но в комнате светло благодаря свету луны. Сегодня полнолуние.
– Что ты хочешь знать? – усмехаюсь я.
Ты пожимаешь плечами.
– Меня зовут Сидни Лэндри Арго. Я родился в Корке, так же как и мои родители, и живу тут более семнадцати лет. Моя мама наполовину ирландка, так что во мне есть ирландская кровь. По гороскопу я Рак. Мой любимый цвет – синий. У меня аллергия на апельсины и вообще на большинство цитрусовых, хотя мама говорит, что это странно, ведь я сам как апельсин, – я смеюсь, и ты тоже улыбаешься, глядя на мои рыжие волосы. – Когда я был маленьким, мы всей семьёй отправились в Филадельфию и там пошли в цирк. После представления я сказал маме, что когда вырасту, то не пойду в колледж, а сбегу с бродячим цирком и буду там показывать фокусы. Долгое время всерьёз в это верил. Я был любопытным ребёнком, из тех, что каждую секунду задают вопрос. Мама называла меня почемучкой. А потом… – я чуть сникаю, – когда этот мальчик задал достаточное количество вопросов и понял жизнь, он окончательно превратился в меня. В неуверенного в себе тощего неудачника старшей школы Корка.
– Ты не неудачник.
– Лёжа сейчас здесь и смотря на тебя, я понимаю, что это не так. Но довольно долгое время я действительно так думал.
– Почему?
– Наверно, потому, что, пока все дети вокруг бегали, прыгали, играли в мяч и прятки, я сидел на лавочке и смотрел на них, понимая, что мне нельзя.
Раньше я не хотел рассказывать тебе об этом. Я никогда ни с кем не говорил о своей болезни. Все вокруг просто знали, что Сид Арго не ходит на физкультуру и никогда не бегает.
– Когда мне было десять, у меня обнаружили порок сердца. Неоперабельный. С тех пор я в списках службы по обеспечению донорскими органами. И вот уже семь лет жду своё новое сердце. У меня не самый тяжелый случай, поэтому я не нахожусь в больнице и в списках далеко не первый. Я не знаю, сколько мне ещё придётся ждать… и доживу ли я…
Ты сползаешь по спинке кровати и, подвигаясь ближе, берёшь моё лицо в свои руки.
– Только попробуй не дожить, Арго. Я тебя из-под земли достану.
Я усмехаюсь, беру твою правую руку и целую тыльную сторону ладони. Ты не отстраняешься.
– Стоит признать, что это, пожалуй, единственная серьёзная трагедия в моей жизни. А так… я счастлив. У меня есть семья, которая меня любит и которую люблю я, и крыша над головой. В конце концов, нужно уметь принимать жизнь такой, какая она есть, ценить всё, что имеешь, и понимать, что у тебя всё ничуть не хуже, чем у многих других, а может, и лучше, и уже за это сказать спасибо. Да и теперь, когда я узнал тебя, мне кажется, мне дали гораздо больше, чем я заслуживаю.
Ты выпускаешь свою руку из моей, возвращаясь в прежнее положение.
– Тебе стоит перестать меня идеализировать, Арго. Я далеко не подарок.
– Ну а что в тебе плохого, кроме острого языка и переменчивого настроения?
– Я совершала плохие поступки, которыми не горжусь. И я говорю не только о Милитанте.
Вспомнив о случившемся, мы оба сникаем, отводя друг от друга глаза, но ты продолжаешь:
– Когда мы жили в Буффало, я получила грант на обучение в частной школе. Все думали, что мне-то легко, раз у меня есть ум, но они даже не подозревали, как мне это даётся. Вопреки всеобщему представлению, я не схватываю всё на лету, у меня нет фотографической памяти и особой способности к языкам. В детстве я была абсолютно обыкновенным ребёнком. Но потом, поняв, что в этой жизни никто ничего не сделает для меня, я начала учиться. Последние пять лет в моём расписании лишь уроки, покупка учебников и посещение библиотек. Я не спала ночами, делая школьные проекты. Я из кожи вон лезла, чтобы быть лучшей. И только я знала, каково это.
Ты невидящим взглядом смотришь на свои коленки.
– И всё это время речи ни о каких друзьях, а тем более парнях не шло. У меня не хватало на это времени, а даже если я с кем-то знакомилась, то в итоге оказывалось, что я ушла от них слишком далеко. Я говорила им о работах Канта и Платона, а они считали меня чудачкой. Я и есть чудачка, я этого не отрицаю, – ты усмехаешься, – и вот однажды я познакомилась с одним человеком. Я назову его К. Мы могли говорить с ним обо всём. Он понимал меня и интересовался мной, не только моими оценками, но мной. К. заботился обо мне. Я никогда не говорила ему этого, но для меня это было важно, – на твои глаза наворачиваются слёзы, отчего твой голос слегка сбивается, но ты не останавливаешься. – В какой-то момент я начала думать о нём больше, чем обо всём остальном, но К. не знал этого. Я вела себя с ним практически так же холодно, как и с другими. Однако он значил для меня гораздо больше.
– Ты любила его?
– Я… я была очень сильно увлечена им. До него со мной такого никогда не случалось.
– Он был старше?
– Нет, мы ровесники.
– Он жил в другом городе?
– Нет.
– Так в чём же была проблема?
Ты переводишь на меня взгляд, пытаясь совладать с навернувшимися слезами.
– А проблема заключалась в том, что у него была девушка. Я знала об этом с самого начала, но меня это не остановило. И в итоге, когда пришло время выбирать – я заставила его выбирать, – он выбрал не меня. После того как мама ушла от нас, он стал первым человеком, к которому я что-то почувствовала, и, когда он отказался от меня… меня это сломало.
Ты вытираешь глаза кончиками пальцев. Успокаиваешься быстро. Всего за пару минут.
– Это было отвратительно: видеть его чуть ли ни каждый день вместе с ней и знать, что всё, что он говорит ей, он говорил и мне.
– Ты её знала?
– Да, она училась вместе со мной в той школе. Мы даже дружили некоторое время. Так я с ним и познакомилась.
– Я не думаю, что ты должна корить себя за это. В конце концов, она была ему не женой, да и он тебе по-настоящему нравился.
Ты горестно улыбаешься.
– Ты адвокат дьявола, Сид Арго. Но поверь, я в этой истории далеко не положительный персонаж. Когда я узнала, что мы уедем в Корк, я написала этой девушке письмо, в котором рассказала обо всём, происходившем когда-то между мной и К. Я сделала это не потому, что меня мучила совесть. Я сделала это просто потому, что хотела, чтобы им обоим было так же больно, как и мне.
– И как она отреагировала?
– Никак. Она больше никогда не говорила со мной. Полагаю, в итоге они оба меня возненавидели.
– Они остались вместе после этого?
– Не знаю, я больше не видела их, но я думаю, что да, – снова этот невидящий взгляд.
Я сажусь на кровати и, взяв тебя за плечи, поворачиваю к себе.
– Я тебе вот что скажу. Считай, что это мужская точка зрения. Твой К. – подлец и полный придурок, раз совершил такое с тобой и другой девушкой. Потому что именно он был связующим звеном и должен был подумать о ваших чувствах. Тебе нужно понять лишь одно: он тебя недостоин, даже одной твоей слезы. Он своё ещё получит. Кто бы что ни говорил, а зло всегда возвращается. Рано или поздно.