И тут ты вдруг отвлекаешься, глядя куда-то поверх моего плеча. Я поворачиваюсь, чтобы понять, на что ты смотришь. По коридору, словно короли, плывут Брэндон Реднер и Дороти Пай, знаменитости школы Корка. Они встречаются, сколько я себя помню, но на виду никогда не держатся за руки (не говоря о большем). В Корке запрещено Уставом. Считается слишком интимным жестом. Единственное, что может позволить себе мужчина на виду у всех по отношению к чужой женщине, – это рукопожатие. Показывает желание подружиться с человеком, которому протягиваешь руку.
Брэндон – вот уже второй год член школьного совета, а Дороти… Дороти, пожалуй, всегда была лишь его тенью. Они вечно ходят вместе. Поговаривают, что они поженятся, как закончат школу. Я, честно говоря, не сильно вникаю в эти слухи. Мне всё равно.
– Кто это рядом с Реднером? – спрашиваешь ты, кивая в их сторону.
– Дороти Пай. Они местные Ромео и Джульетта или что-то вроде того.
Ты почти с ненавистью смотришь на них.
– Ладно, – соглашаешься ты, обращая взгляд на меня, – встретимся после уроков у главного входа. Не опаздывай!
Мы добираемся до твоего дома молча. Это двухэтажное здание из красного кирпича, уже не новое, но добротное и, не учитывая фиолетовую крышу, похожее на множество других домов в нашем городе.
Ты тихо открываешь калитку, проходя вперед. Я следую за тобой.
– Бросай свое шмотьё куда хочешь, – говоришь ты, когда мы заходим в прихожую, и кидаешь портфель у двери в гостиную.
– Очень гостеприимно, – бурчу я, неловко переминаясь с ноги на ногу у вешалки для верхней одежды.
Ты игнорируешь мою реплику. За рюкзаком на пол летят твои ботинки и пальто. Через минуту к ним подкрадывается серая огромная кошка (почему-то без ушей, зато с пушистым хвостом), но почти не обнюхивает, так как, видимо, знает этот запах наизусть. Она смотрит на меня своими круглыми внимательными (разного цвета) глазами, а я смотрю на неё в ответ, не в силах пошевелиться, словно кошка – истинная хозяйка дома.
– Ты долго там будешь стоять? – интересуешься ты, проходя в гостиную.
Я аккуратно снимаю куртку, вешаю её рядом с ярко-красным женским пальто, возможно, принадлежащим твоей матери, и следую за тобой в гостиную. Кошка направляется за мной. Ты садишься на диван и включаешь ноутбук. Он такой тонкий, что я даже теряюсь. Я никогда в жизни не видел такого ноутбука, разве что по телевизору. Допотопные компьютеры в школьной библиотеке с ним, конечно, не сравнятся. Ты будто прилетела к нам из будущего с помощью неизвестной мне машины. Я замечаю на заставке постер в черно-фиолетовых тонах с какой-то женщиной, похоже, героиней фильма.
– Кто это? – интересуюсь я.
– Джессика Джонс.
Я лишь кошусь на тебя. Понятия не имею, кто это.
– Героиня комиксов. Netflix по ним сериал снял.
– Что такое Netflix?
Ты усмехаешься.
– Неважно. Наверняка у вас бы всё равно запретили всё, что там показывают.
– А всё-таки, – нахожусь я через несколько минут, – что такого особенного в Джессике Джонс?
Ты пожимаешь плечами.
– Она обладает суперспособностями, и ей наплевать на мнение окружающих.
– Тебе-то грех жаловаться: у тебя и так есть суперспособности.
– Это какие, интересно? – скептически интересуешься ты.
– Суперум или суперпамять, а может, и то и другое. Я ещё не до конца разобрался.
– Нет у меня ни суперума, – говоришь ты, ничуть не польщенная моим комплиментом, – ни суперпамяти. Просто я усерднее других и много читаю.
– В наше время это уже суперспособности.
Ты усмехаешься, ничего на это не отвечая.
– Что ж, располагайся, – заключаешь ты, выходя из комнаты, и поднимаешься наверх.
Кошка в это время по-царски устраивается в потертом кресле возле камина, будто оно принадлежит только ей, и время от времени продолжает следить за мной исподтишка. Вероятно, чтобы я и не думал ничего здесь украсть. Я неловко кошусь на неё, садясь на диван у окна.
В гостиной куча мебели: два дивана, пара кресел, в центре комнаты – кофейный столик, напротив двери – камин, у двери – книжные шкафы и полки, заставленные книгами. Но ни на стене, ни где бы то ни было ещё ни одной фотографии, словно всё это время, пока вы не жили тут, вас и не существовало.
На кофейном столике лежит твой мобильный. Интересно, зачем он тебе? В Корке всё равно нет связи. Я знаю, что это личная вещь, что её нельзя трогать, но не могу удержаться, ведь у меня никогда не было телефона. Твой мобильный очень тонкий с большим экраном. Я нажимаю на одну-единственную кнопку внизу, и экран загорается. На заставке пользователя приветствует вопрос: «Неужели от разума никуда не деться?»[3]
Я не успеваю даже задуматься, так как слышу, что ты спускаешься, и быстро кладу телефон на место.
Ты возвращаешься с конспектами, стопкой чистой бумаги, книгами Толстого, а также маркерами, фломастерами и цветными карандашами. Пока ты бегала наверх и собирала книги, твои волосы растрепались, а пара прядей и вовсе выбилась из хвоста, ты чуть раскраснелась и у тебя расстегнулась самая верхняя пуговица на блузке (которая, как и все твои вещи, чуть большего размера, чем нужно). В этот момент ты выглядишь абсолютно незащищённой, лишённой скрытой агрессии и собранности. И мне это, несомненно, нравится.
– Что? – смутившись, спрашиваешь ты, кладя принесённое передо мной.
– Ничего, – отвечаю в таком же тоне я, при этом не в силах оторвать от тебя взгляд. – А твой отец до того, как вы приехали сюда, случайно, не был владельцем книжного магазина? – тут же нахожусь я, не желая признаваться, что засмотрелся на тебя.
– Нет.
– Впервые в жизни вижу человека, у которого в доме столько книг.
Ты пожимаешь плечами, словно для тебя это в порядке вещей. Однако у вас дома действительно очень много книг. Когда вы только успеваете их читать?
– Я, как ты уже понял, не отличаюсь особым гостеприимством, но… – ты слегка мнёшься, – может, хочешь чего-нибудь выпить?
– Нет, спасибо, – отвечаю я, усмехаясь, – а то отравишь.
– Ха-ха, шутник, – ворчишь ты и садишься на диван прямо напротив меня. – Давай начнем работать.
Я киваю.
– С чего нам следует начать? Не то что у меня нет идей, но ты лучше знаешь этого Прикли.
– Как ты поняла, он несколько своеобразный человек, так что трудно сказать, что ему понравится.
– Тогда не будем на него равняться. Сделаем то, что понравится лично нам. Эта работа ведь может быть в любой форме?
– Полагаю, что так. У тебя есть идеи?
– Да. Сделаем мини-мультфильм о жизни Толстого. Включим информацию о произведениях, напишем года и цитаты…
– Звучит здо́рово и… крайне сложно.
– Не слишком, если ты умеешь рисовать.
– Я далеко не Рембрандт.
– Ладно, – соглашаешься ты, – тогда я нарисую, а ты займешься сбором информации.
– И ты сможешь превратить рисунки в фильм?
– Это не слишком сложно. Я делала это для пары проектов в старой школе. Правда, потом нужно будет озвучить, но это не займёт много времени.
Я киваю, чувствуя себя при этом полным болваном.
– Мы можем сделать что-нибудь другое, если у тебя есть идеи.
– Нет, пожалуй, нет. Думаю, это достаточно креативно.
Мы начинаем работу. Моя заключается в составлении главных пунктов биографии, сборе фактов и выписывании цитат в полном молчании. Ты же пытаешься нарисовать мультяшного Толстого по его портрету, размещённому в одной из книг.
Через некоторое время кошка встаёт с кресла и, подходя к тебе, пытается потереться о диван, а после и о твою ногу. Ты, не отрываясь от рисования, беззвучно, не слишком грубо отталкиваешь ее. Оказывается, тебе не нравится не только мое внимание. Я еле слышно усмехаюсь.
– Почему у неё нет ушей? – спрашиваю я.
– Это он. И уши у него есть, – отвечаешь ты, не отвлекаясь. – Они просто маленькие и загнуты вниз, как и у всех скоттиш-фолдов[4].
– Как его зовут?
– Август.
– Как древнеримского императора?[5]
– Нет, как месяц.
– Ну что ж, Август выглядит довольно…
– …Старым?
– Милым.
– Не знаю насчёт этого. Не люблю котов, – признаёшься ты спокойно, не поднимая взгляда.
– Но это же твой кот.
– Моей матери, – отзываешься ты равнодушно. – Я его ненавижу.
Я впадаю в ступор, после призадумываюсь, но ничего на это не отвечаю, потому что просто не знаю, стоит ли затрагивать эту тему.
Ты продолжаешь работать, а я незаметно для себя снова засматриваюсь на тебя. Не знаю почему, но я не могу ничего с этим поделать. Ты сидишь на коленях, опираясь локтями о кофейный столик, что-то подрисовываешь, исправляешь, грызешь кончик карандаша, снова рисуешь. Я никогда прежде не видел тебя настолько сосредоточенной. Эта самая сосредоточенность делает тебя другим человеком: ты не контролируешь каждое свое движение. И я снова уверяюсь в том, что ты всё же не настолько ужасна, хотя и сама этого, наверно, не знаешь. А ещё я замечаю, какие у тебя странные глаза: сегодня они не зелёные, как мне показалось вначале, сегодня они жёлто-серые. Никогда прежде я не видел таких глаз.
Вдруг ты отвлекаешься от рисунка и мельком смотришь на меня, а потом в сторону прихожей. Я слышу, как кто-то открывает входную дверь. Этим кем-то оказывается твоя мать. Она заходит в гостиную в кремовом плаще, держа за руку твою чудную сестрёнку, и дружелюбно улыбается. Девочка чуть растерянно смотрит на меня огромными голубыми глазищами, но приходит в себя, когда возле её ног лениво укладывается Август.
– Сид, это Джейн… моя тётя, – представляешь ты будто бы безразлично, даже не глядя на неё, – а это Молли, – а вот на неё ты смотришь с неподдельным обожанием. Невооруженным взглядом видно, что ты её любишь.
Не знаю почему, но в Джейн есть что-то невероятно знакомое, словно я видел её очень-очень давно, вот только не могу вспомнить где.