В целом Джейн выглядит приятно и аккуратно, но в её внешности нет ничего особо запоминающегося, разве что волосы цвета воронова крыла, которые чуть ли не магическим образом контрастируют с твоими светлыми. У Джейн светлая кожа, светлые глаза (то ли серые, то ли серо-зеленые) и добрая искренняя улыбка.
– Очень приятно, миссис… – я чуть мнусь, не знаю, как же к ней все-таки обращаться – я думал, что она твоя мать.
– Вёрстайл, – помогает мне она. – Мне тоже очень приятно, Сид, – она приветливо кивает.
– Привет, Сид, – твоя сестрёнка улыбается и протягивает мне руку. Я такого совсем не ожидаю, но тут же легонько пожимаю её.
– Очень приятно, – я улыбаюсь в ответ.
– Так это ты тот самый засранец? – спрашивает она без тени смущения, видимо, не имея понятия, что значит это слово.
Я еле сдерживаюсь, чтобы тут же не засмеяться, без укора глядя на тебя. А ты изумленно смотришь на неё, но видно, что не слишком сердишься, так как прекрасно знаешь, что я не удивлен подобному прозвищу.
– Молли! – твоя тётя строго смотрит на неё.
– Это Флоренс так сказала. Я помню. Она как-то пришла и всё ходила по комнате и говорила «чтоб этот засранец провалился». А Флоренс умная. Она всё знает.
– Милая, такие слова говорить нельзя ни тебе, ни кому бы то ни было ещё в этом доме, – Джейн укоризненно косится на тебя. – Это плохие слова. Ты поняла?
Молли кивает.
– А теперь, солнышко, иди на кухню и жди меня там, я скоро приду, – говорит Джейн.
Молли тут же бежит выполнять просьбу. Она понимает, что сделала что-то не так, и хочет исправиться.
Повисает неловкая пауза.
– А что это у вас? Школьное задание? – спрашивает Джейн, пытаясь реабилитироваться.
– Литература, – отвечаешь ты нехотя.
– Я могу чем-нибудь помочь? – интересуется она.
– Нет.
– Ладно, – она делает вид, что не замечает твоей холодности. – Тогда, может, принести вам что-нибудь поесть? Уже почти четыре, а вы, когда пришли, наверняка ничего не съели.
– Не стоит, – снова отвечаешь ты, возвращаясь к своему рисунку.
А вот я не прочь поесть. Но знаю, что если что-нибудь попрошу, то ты тут же взъешься, да и не хочется обременять твою тётю.
– Нет, спасибо, – как можно вежливее отказываюсь я.
Она понимающе кивает и выходит из гостиной. Снимает плащ в коридоре и идёт на кухню с пакетом в руках.
Я неодобрительно смотрю на тебя, но всё же ничего не говорю. Ты продолжаешь работу, словно ничего не произошло. Неужели ты обращаешься с ней так всегда?
Через пару минут твоя тётя возвращается в гостиную с огромным блюдом. Никаких изысков: лишь яблоки и тосты с джемом. Но в этот момент я настолько голоден, что тут же ощущаю, как неприятно урчит в животе.
Ты недовольно смотришь на неё исподлобья.
– Если захотите перекусить, – тихо говорит она, ставя блюдо на кофейный столик, прямо посередине, так, чтобы до него было удобно дотянуться нам обоим. – Если что-то понадобится, я буду на кухне…
– Не понадобится, – шикаешь ты ей вслед.
Она, глядя на тебя через плечо, быстро удаляется.
Как только я слышу её размеренные шаги и звонкий голосок Молли в глубине кухни, то тут же взрываюсь:
– Какая же ты всё-таки стерва, – шиплю я так, чтобы они ничего не услышали. – Она к тебе со всей душой, а ты что?
– Ты видел её всего пару секунд. Что ты знаешь о её душе? – парируешь ты, и в этот момент твои глаза сверкают дьявольским блеском. Кажется, ты сейчас набросишься на меня и воткнешь мне в глаз ручку.
– Может, ты не знаешь, но это называется вежливость. Я вежливый.
– Ты вежливый болван.
– Лучше быть болваном с душой, чем бессердечным гением.
– Ну, это как посмотреть.
– Смотри как хочешь, а я ухожу, – я встаю с пола, закидываю свой рюкзак на плечо и живо иду в коридор. Снимаю куртку с вешалки и уже на пороге надеваю её на себя.
– До свиданья, миссис Вёрстайл! – не слишком громко, но чётко произношу я в сторону кухни.
– До свиданья, Сид, – отвечает она и через пару секунд выходит в коридор, чтобы проводить меня. За её спиной на меня с любопытством смотрит Молли.
– Пока, малышка.
Она машет мне своей пухленькой ручкой.
Ты в этот момент шуршишь бумажками в гостиной.
– Мне пора. Было приятно с вами познакомиться.
– Мне тоже, – отвечает Джейн с приятной улыбкой.
Я выметаюсь из твоего дома. На улице к этому времени поднимается жуткий ветер. Я живо спускаюсь с лестницы, держа рюкзак в руках, при этом продолжая неуклюже натягивать на себя куртку.
– Сид! – вдруг зовешь ты, выбегая на улицу без верхней одежды. – Ты ещё придёшь?
Я неохотно поворачиваюсь. Ветер завывает нещадно. По всему твоему двору в бешеном ритме пляшут листья. Я стою внизу лестницы, но всё равно гляжу на тебя сверху вниз, потому что это первый раз, когда я действительно разозлился на тебя. Но моя злость длится недолго. Я вижу, как ты замерзаешь, скукоживаешься, сутулишься, стоя на крыльце. Мне становится тебя жалко. Твои волосы уже наполовину выбились из хвоста, на блузке всё так же расстегнута верхняя пуговица, юбка развевается на ветру (как сейчас помню эту серую юбку в тёмно-коричневую полоску, которую ты носила только в школу).
В твоей правой руке огромное ярко-зеленое яблоко. Я приметил его ещё пару минут назад на блюде с едой, принесённом Джейн.
– Да, – говорю я, даже не пытаясь перекричать ветер. Как я могу тебе отказать?
Ты киваешь, хотя, скорее всего, не слышишь, что я говорю, и аккуратно кидаешь мне яблоко. Я ловлю его и крепко сжимаю, будто это нечто большее, чем просто фрукт. Этот поступок смущает меня и одновременно трогает до глубины души.
– Как только мы закончим эту работу, я больше не потревожу тебя!
Я усмехаюсь, ведь это невозможно – ты тревожишь меня одним своим существованием.
– Мы продолжим в воскресенье после службы.
В это время мы с Питом обычно занимаемся уборкой в доме, но я не решаюсь спорить.
– Ты уверена, что это подходящее время?
Ты киваешь.
– Хорошо, Флоренс.
Ты чуть задумываешься, обводишь двор и соседние дома горестным, полным слёз взглядом, а потом вдруг выдаёшь:
– И всё-таки не понимаю, как ты это терпишь.
Я не уверен, что ты имела в виду, но, судя по всему, не только службы.
В следующий раз, когда я зашла в магазин «У Барри» с Тритоном, Барри не стал меня отчитывать. Он даже не посмотрел на нас. Как и в первый раз, я прошла к холодильнику. Барри сидел на стуле недалеко от кассы, смотря телевизор, закреплённый высоко у потолка.
– Добрый вечер, – поздоровалась я. Тритон лёг неподалёку у моих ног.
– Добрый, – ответил он. Хотя, судя по тону, вечер был абсолютно обычный. – Как можно показывать такую белиберду по телевизору? – поинтересовался он. А в этот момент по телевизору показывали шоу, где один мужчина выбирал себе жену из десятка женщин, и при этом они проходили порой совсем уж унизительные испытания.
Я хмыкнула.
– Это просто шоу.
Он поморщился, встал со стула и подошёл к кассе.
– А потом женщины удивляются, что их не воспринимают всерьёз, – проворчал он скорее самому себе. – Одно шоколадное? – спросил он так, словно я ходила сюда всю жизнь.
Я кивнула, и он достал из холодильника одно шоколадное мороженое. Интересно, как оно хранится в холодильнике, если вечером отключают свет? Или это не распространяется на магазины?
– Многие женщины и не такое делают, чтобы выйти замуж, – сказала я позже, глядя на экран, – они боятся, потому что считается, что женщины, которые не выходят замуж, умирают в одиночестве.
– Ага, а все остальные сначала выходят замуж, а уже потом умирают в одиночестве, – отметил он цинично. Я не стала спорить, лишь протянула ему деньги. В этот раз ровно столько, сколько нужно.
– Когда будешь выбирать себе мужа, руководствуйся одним-единственным правилом, – он внимательно посмотрел на меня своими светлыми, почти прозрачными голубыми глазами, – красивой должна быть только женщина, а мужчина должен уметь зарабатывать и не тиранить в доме.
– А если женщина некрасивая?
– Тогда она должна быть в два раза умнее красивой, – ответил он просто, будто это очевидно.
– То есть в четыре раза умнее мужа? – иронично предположила я.
Он усмехнулся, почти что с гордостью взглянув на меня, и передал покупку.
– А ты схватываешь на лету, Флоренс из дома с фиолетовой крышей.
– Спасибо, Барри. За мороженое… и за совет.
В середине сентября каждый старшеклассник Корка сдаёт тест, включающий основные школьные дисциплины, начиная с математики и физики, заканчивая английским и французским языками. Облегчением является лишь то, что это никак не влияет на наши оценки и средний балл, только на общественную жизнь школы.
По результатам теста выбирается самый умный старшеклассник, который впоследствии станет членом школьного совета. А значит, сможет влиять на происходящее в школе. В том числе и предлагать свои правила, которые в итоге войдут в школьный Устав.
Эта система кажется довольно запутанной, но на самом деле всё проще простого, потому что с тех пор как мы перешли в старшую школу, членом совета неизменно оказывается Брэндон Реднер. Не то чтобы я настолько глуп для предлагаемого теста, но, честно говоря, у меня никогда не возникало желания победить Брэндона. Каждый в школе давно свыкся с тем, что Реднер тут главный. Для нас всех это почти так же естественно, как дышать, и никто не пытается оспаривать его превосходство. Хотя, я полагаю, было бы здорово изменить пункты школьного Устава, предложенные им. Например, в школе запрещено носить вещи любых цветов, кроме черного, серого, зеленого, синего и коричневого (будто это отвлекает от процесса получения знаний?). Девочки могут ходить только в юбках (будто это поможет нам бороться с феминизмом?). И многие другие средневековые безумства.