— Ой, это вы? Отец Антоний? Авва Антоний? Вы что, смеетесь? Разговариваете?
Святой Антоний сказал ему:
— Да! Это я. И чтобы показать тебе причину этого, скажу следующее. Возьми свой лук. Ты ведь охотник? Возьми стрелу и вложи ее! Хорошо. Натяни теперь!
Охотник натянул тетиву.
— Натяни еще чуть-чуть! Еще немного. Еще немного.
— Но, отче мой, больше нельзя! Лук сломается!
— Ну, хорошо, не надо ломать его! Так что же ты понял сейчас? Ты понял, что, если слишком сильно натянуть лук, он сломается? Так бывает и с нашей душой, если мы доходим до крайностей, — тогда и с нами происходит то же самое14.
Мы люди, можем молиться весь день и всю ночь, целыми днями не есть, ночи напролет молиться, стоя на ногах, без сна, но это, однако, не значит, что и у нас не будет моментов, когда мы расслабимся, отдохнем, выдадим и какую-нибудь шутку. Если желание подвизаться приходит к тебе спонтанно, то это хорошо, но если ты делаешь это через силу, будучи внутренне напряжен, то в какой-то момент это доведет тебя до болезни. Ты себя изнуришь.
Поэтому святой Антоний и дал наставление охотнику на этом примере.
Поэтому и я сказал тебе, что Патерик не создает никаких иллюзорных представлений. Потому что когда у тебя складывается иллюзорное представление о людях, а потом ты узнаёшь их лучше и видишь, что они такие же люди, то ты разочаровываешься. А кто тебя просил разочаровываться? Ты разочаровался потому, что был слишком очарован. Поэтому не очаровывайся, чтобы не разочароваться, но знай меру и не смущайся ничем, что бы ты ни увидел в людях в такие моменты расслабления.
Все это написано в Патерике. Я имею в виду истории, а комментарии — они мои.
Однажды к святому Антонию пришли и сказали, что такой-то монах — очень хороший, он святой!
— Ну, замечательно! — сказал святой Антоний. — Я хочу его увидеть, что это за человек.
И вот как-то этот монах пришел к святому Антонию, тот стал его испытывать: то отругает, то назовет ленивым, эгоистом. Тут пришедший вдруг разгневался, рассердился, а святой Антоний сказал себе: «Так вот какой он святой! Стоило его разозлить и сказать пару слов, как от святости и следа не осталось. Из-за пары замечаний».
Святой обратился к нему и сказал:
— Отче, разреши мне сказать тебе что-то! Ты подобен селу, в котором все дома спереди разукрашены, фасады великолепны, и село кажется совершенным. Кто увидит его, оно представляется на первый взгляд образцовым, однако с заднего хода в него пролезают воры и разбойники, обкрадывают и опустошают его. У тебя такая внешность, такой фасад, что ты кажешься замечательным, но сейчас оказалось, что в тебе еще живы страсти, что ты не выносишь никаких замечаний и еще не познал смирения.
Святой Антоний не стал его ругать, а просто спустил с небес на землю:
— Я не буду тебя корить, но знай, что одно дело — как говорят о тебе люди, и другое — какой ты есть по сути. Ты хотел знать правду? Вот это и есть правда.
Правда откроется, когда произойдет разлад с братом твоим, когда заденут твой эгоизм, немного тебя разозлят, испортят твои планы, — вот тогда видно будет, проявишь ли ты благостыню и любовь. А когда тебя хвалят, ты, естественно, проявляешь всю благостыню, потому что тогда все люди добрые и святые, и тебе это нравится.
Цена твоей жизни открывается, когда другой тебя отругает, унизит, обидит, отвергнет, выплеснет на тебя свое раздражение. А если ты меня любишь и я тебя люблю, — тогда, конечно, это нормально, что мы с тобой ладим.
Весь вопрос в том, чтобы воры не похитили сокровище нашей души — святое смирение, в котором и кроется тайна духовной жизни…
Сделай два шага и попадёшь в рай
Вот этот сегодняшний день — не какая-нибудь рутина, а что-то такое, что больше никогда не повторится на этом свете. Время проходит и уходит, но оно может принести тебе какие-нибудь неожиданности, новые послания, новое присутствие Бога в твоей жизни, новое ощущение Его благодати в твоей душе, чтобы ты пережил что-нибудь новое в своих взаимоотношениях с людьми, близкими, с любимым, ребенком, супругой (супругом), или же с братиями, если ты в монастыре, или с кем-нибудь из коллег, если работаешь. Время может принести что-нибудь новое — вот как его надо проживать и как думать, чтобы день твой обретал уникальный смысл, высшую ценность.
В одном месте «Октоиха», этой церковной книге, говорится: «Стань, душа моя, великим купцом»15. То есть надо научиться торговать временем, приобретать великое и быть не обычным торговцем, а крупным, иметь не маленький магазинчик в этой жизни, а большое «предприятие» в раю.
Но приветствую и тебя, сидящего в маленьком магазинчике. Говорю, что и ты, сидящий там, тоже можешь стяжать рай, как тот башмачник из Александрии, что стяжал Царство Божие. О нем сказано, что в очах Бога он был больше святого Антония Великого, хотя и был простым башмачником16. Молю Бога, чтобы и ты жил так же, как он.
Я радуюсь, когда вижу людей, правильно понимающих церковные вещи. Мне это очень нравится. Это же замечательно — жить в Церкви, быть христианином и знать, как правильно делать то, что делаешь, знать, почему ты христианин, знать, во что ты веришь, знать, почему ты делаешь то, что делаешь, улавливать не форму, а суть вещей. Конечно, без формы сути не бывает. У всех ведь плодов есть какая-нибудь оболочка, кожура, но мы же не будем останавливаться на оболочке, презрев суть нашей веры, суть Православия.
И сейчас, говоря о плодах и кожуре, я вспомнил, что написано в книге отца Ефрема Аризонского о его старце Иосифе Исихасте17, где сказано, что там, где они тогда подвизались, в Малом скиту святой Анны (они переходили с места на место), у них стояло апельсиновое дерево, и старец велел им есть апельсины с кожурой:
— И для экономии, — там не много было такого, что можно было бы поесть, — и для смирения и аскезы! Здесь, на Святой Горе Афон, все благословенно! Здесь все — благословение! Это ведь сад Пресвятой Богородицы. Так что будете есть их с кожурой!
Так они их и ели — и кожуру, и плоды.
Я уже говорил вам, что эта книга понравилась и мне лично, и всем, кто мне о ней рассказывал. На меня она подействовала очень отрезвляюще. Если хочешь бодрствовать, если хочешь, чтобы сон бежал от тебя, почитай эту книгу. В ней видно, какую борьбу вели люди, как усиленно подвизались они в мире сем, как много боролись. Но я сейчас не буду говорить об этой книге, это можно сделать в другой раз.
Мне очень нравится, когда я вижу людей, радующихся церковной жизни. И скажу тебе кое-что между нами. Нет ничего хуже, чем быть христианином, не зная, почему ты христианин. Это крайне мучительно, крайне изнуряюще — и для тебя, христианина, потому что ты мучаешься и терзаешься, не зная, зачем делаешь то, что делаешь, но и для других тоже — ты создаешь трудности и для других. Потому что то, что ты хочешь сказать и передать им, получается не нежным прикосновением к ним, то, что ты говоришь им, не становится невидимым переходом в их жизни, нет — ты расцарапываешь им душу.
Старец Паисий говорит, что когда хочешь почистить глаз ребенку, не хватаешься за щетку для посуды, потому что ею ты разодрал бы ему глазик, а берешь мягкий платочек или пальцем нежно притрагиваешься к глазу ребенка. Точно так же, когда не живешь как следует тем, о чем говоришь, у тебя все равно что оказывается в руках грубая щетка, с которой ты берешься исправить другого. А поскольку ты сам не живешь, как должно, тем, о чем хочешь сказать ему, то он начинается противиться. Он не слышит тебя так, как хотелось бы.
Поэтому было бы хорошо, чтобы мы воспринимали вещи красиво, жили церковной жизнью с удовольствием, наслаждением, красотой, благодатью, благоуханием, если хочешь. Вложи все хорошее в свой ум, чтобы смочь, когда подойдешь к другому, сказать ему что-то, показать что-то — и он бы почувствовал твою радость, почувствовал твою красоту, твою перемену, почувствовал твое счастье. И чтобы то, что скажешь ему, оказалось для него нежным прикосновением, и он это воспринял. Это было бы замечательно.
Но чтобы это произошло, надо, чтобы, прежде всего, ты сам понял, что то, чем ты живешь, безконечно велико. А ты сам понял, что значит, что ты Божий человек? Многие говорят:
— Наша религия — очень хорошая! У нас самая хорошая религия!
Для начала скажу тебе кое-что, и не пойми этого превратно. Мы привыкли к этому слову — «религия», но ведь наша вера — это не религия. И давай скажу тебе почему.
Существует очень много религий. А знаешь, что такое религия? Религия — это опыт, который совершает человек, чтобы достигнуть Бога. Мы говорим: «Это религиозное явление», — т. е. душа человека стремится достичь какого-то бога и создает себе бога, — потому у нас и существует столько религий. Это и значит религия: человек как-то представляет себе Бога, хочет вырваться за границы этой земли, он не выносит замкнутости в мире сем, не может превозмочь боль, болезнь, смерть. У него умирает ребенок — он не знает, как это превозмочь, слышит гром, видит молнию, обрушивается наводнение — он не знает, как объяснить себе это, и начинает что-то придумывать. Кто? Человек. Он создает религию, т. е. религия — это попытка человека из мира дольнего оказаться высоко, рядом с Богом. Это движение от земли к небу.
У нас, дорогие друзья, нет религии в этом смысле — мы живем Божиим Откровением. Наша вера, Церковь, Православие — не религия в том смысле, чтобы мы ее якобы создали, а Божие Откровение. Не мы создали себе какое-то представление о Боге. Это Бог Сам пришел, нашел нас и сказал невообразимые вещи, о которых мы и помыслить не могли. Мы сами не могли бы сказать такого.
Покажу тебе, например, как явствует из Священного Писания, что евангельские слова — не слова какой-нибудь религиозной группы. Почему? Это заметил старец Софроний (Сахаров). Наш Христос говорит: «Любите врагов своих!» (ср. Мф. 5, 44). Возможно ли, чтобы я, как человек, когда-нибудь сам сел и придумал эту заповедь? Невозможно. И одна только эта заповедь, одни только эти слова Христа доказывают, что Христос не простой человек, а Бог, потому что только Бог мог сказать нам это. Мы и представить себе не можем, как можно любить наших врагов. И возражаем Богу, и говорим Ему…