Я не виню тебя, не понимаю тебя превратно, но, с другой стороны, и не завидую тебе, когда смотришь на меня с таким недоумением, а иногда даже сочувствуешь мне, потому что ты не можешь почувствовать того, что чувствую я. Но то, что чувствуешь ты, я уже чувствовал. Ошибки, неудачи, грехи — мы все их совершаем, мы все знаем, что такое жить без Бога, и все знаем, что значит совершать грехи, разные грехи. Мы все совершаем грехи. Не правда ли? Но кто не вкусил Христа, тот не может понять, что значит подвиг, что значит сладость подвига и как это замечательно.
Один человек пришел к святому Антонию Великому (не уверен, что передаю это точно) и сказал ему:
— Отче, скажите мне, чтобы я что-нибудь сделал!
— Клади немного поклонов.
— Ой, я не могу класть поклонов.
— Ну хорошо, тогда молись без поклонов.
— Молитва? Да вы знаете, когда я молюсь, я все время зеваю, и меня одолевает дремота.
— Тогда читай Псалтирь!
— Псалтирь? От нее у меня начинает болеть голова.
— Подавай немного милостыни бедным!
— А у меня нет лишних денег, я откладываю их для детей.
— Так что же ты хотел бы сделать, дитя мое? Ты вообще хочешь совершать подвиг?
— Да, скажите мне, какой подвиг совершить?
— Но я же называю тебе один — ты не можешь, называю другой — ты снова не можешь! Видишь, здесь ведь такое разнообразие. Говорю тебе, чтобы ты выбрал что-нибудь, предлагаю десять вариантов, а ты не можешь ничего!
Ему все казалось трудным. И тогда святой Антоний сказал своему ученику, бывшему там:
— Отче, свари немного каши этому человеку. Свари немного овсяной каши: он болен, ему плохо!
— А почему я должен есть овсяную кашу?
— Потому что тебе плохо. А больные едят кашу. Тебе надо есть кашу, потому что ты не можешь ни молиться, ни псалмы читать, ни поклоны класть. Что ты вообще можешь?20
Понимаешь, что я имею в виду? Да, с одной стороны, в Церкви мы не чувствуем давления, не задыхаемся, однако совершаем любочестный подвиг. Так что же мы делаем? То, что можем. Можешь делать что-нибудь немного — сделай это.
Это сказал старец Паисий одному молодому человеку, жаловавшемуся ему:
— Я совершаю грехи!
— Сказать тебе что-то? Ты можешь отсечь такой-то грех, который совершаешь?
— Нет.
— Тогда ладно, оставь этот грех. У тебя есть этот грех, и он тебя терзает. А можешь подавать немного милостыни?
— Могу.
— Подавай! А в церковь ходить можешь?
— Н-у-у, не постоянно.
— Хорошо, раз в две недели можешь?
— В две? Не всегда.
— Ну ладно! В две, когда можешь, а не можешь — так в три. Но чтобы не больше трех пропусков. Будешь ходить в церковь через воскресенье!
— А тот грех, о котором я вам говорил? Я ведь не могу, мне от него тяжело!
— Оставь этот грех! Делай то, что можешь.
— И согрешать?
— Смотри, я не говорю тебе, чтобы ты согрешал, не даю тебе заповедь согрешать, но и не трогаю того, чего не можешь. Начиная строить, поищи основание, на которое тебе можно было бы встать. И в сердце у тебя много хороших оснований, т. е. у тебя есть немного смирения, немного любочестия, есть и благородство души, есть благое произволение. Поэтому делай то, что можешь, а о грехе, который не можешь отсечь, — Бог увидит твои добрые дела, которые совершаешь, и поможет тебе отсечь и его.
— Да, но я же не знаю, что мне делать!
Мы понимаем, что, чтобы войти в Церковь, надо себя поприжать, чтобы все это сделать. Это делали святые и передали нам это как атмосферу, в которой они существовали. Ни один святой не написал того, что написал, задыхаясь от чувства вины, терзаний, т. е. вынужденно. Например, святые говорили: «Совершим бдение!» — и наслаждались этим. А ты слышишь о бдении, и у тебя тут же голова начинает кружиться: «Да возможно ли это?»
Как-то я ездил на Святую Гору и потом рассказал кому-то, что всенощное бдение там продолжается с девяти вечера до четырех утра, а он, услышав это, заболел. Смотри, не сделай и ты этого! Заболевать из-за этого — значит, время твое еще не пришло. Это вершина, до которой ты дотянуться не можешь. А докуда ты дотягиваешься, дитя мое? Можешь ты сделать пару шагов? Так сделай два шага и попадешь в рай. С двумя шагами попадешь в рай, хоть и не дотягиваешься до вершины, поскольку вершина еще не для тебя. Ноги твои еще не окрепли.
Вот это мне и нравится в Церкви — свобода и добровольные подвиги, которые тоже совершаются свободно, из любви ко Христу и из любочестия. Не подумай, будто понял меня неправильно и я разрешаю тебе делать что хочешь. Нет, ты делай всякое доброе дело, которое можешь! Сделай то малое добро, которое можешь. Помоги себе немного, подтолкни себя, дай толчок своей душе тем, что ты можешь сделать.
Наш Бог безконечно добр. Он не как твой отец или мать, которые скажут тебе:
— Если не будешь поститься весь Великий пост, попадешь в ад!
В той книге о старце Иосифе Исихасте, о которой я говорил тебе вначале, написано, что он постился по 40 дней не только в великопостную Четыредесятницу, но и по другим поводам в течение года. Не только перед Рождеством Христовым и Успением Пресвятой Богородицы, но и, кроме этого, ради каких-нибудь больных, ради чего-то, что терзало его. Постился он больше обычного, но добровольно, испытывал боль, но он хотел испытывать боль, утруждал себя, но хотел себя утрудить. И в книге то и дело говорится: «Мы ощущали такую радость! Вели такую борьбу, и нам была такая радость!» Благодаря добровольной борьбе.
Мне это очень нравится в Церкви. И, между нами говоря, я для этого и становился священником. То есть то, что я сделал, — это не формальный шаг, а что-то такое, что мне нравится.
Другой может посмотреть на это и сказать:
— Ой, как же тебе не повезло в жизни! Как ты почернел, сочувствую тебе!
Хотя, честно говоря, мне мало кто сочувствовал. Обычно мне завидуют и говорят:
— Это замечательно — то, что ты сделал! Молодец, что стал монахом!
Но кое-кто может и показать, что ему жаль тебя. Да что ты меня жалеешь, когда я радуюсь тому, что делаю! Мне это нравится! Ведь я тоже чем-то наслаждаюсь. Потому что жизнь не может идти вперед без наслаждения. Если ты не наслаждаешься хоть чем-нибудь малым, если не радуешься чему-то, если не ощущаешь сладости в себе хотя бы из-за чего-нибудь малого, ты не можешь продолжать жить и бороться за жизнь. И я тоже наслаждаюсь — когда говорю, говорю и говорю, не останавливаясь…
Потерпи, скоро будет и Силоамская купель
Господи, продли милость Твою знающим Тебя21. Нам хочется еще, нам не хватает малого, мы хотим большего, необъятного, безкрайнего, мы хотим Тебя.
Господь даровал нам время этой жизни. Жизнь — великое дело. Все происходящее делается к нашему благу, поэтому ты не расстраивайся. Если посмотреть, из-за чего ты расстраиваешься, то окажется, что причина в том, что не все бывает так, как ты хочешь. Но если бы ты был душой как ребенок, то радовался бы в этот час, потому что ребенок всегда радуется; особенно когда мал, он все время радуется. Только когда вырастет и у него начнут появляться несбывшиеся желания, когда не получит того, чего хочет, он начинает расстраиваться.
Например, он видит чей-то мячик и говорит: «Я хочу его! Он мой!» — и, если не дашь ему этот мячик, он начинает плакать. Хотя когда-то, когда был младенцем, он все принимал в жизни, и что ему ни дашь, только радовался. Но когда немного подрастет и начнет чувствовать: «Это мое!» — и в нем возрастет его эго, это эгоистичное «я»… Потому что существует и хорошее «я», оно — это мы сами, наша идентичность. Но когда возрастает плохое эго, у нас начинаются всякие неприятности, и мы перестаем радоваться жизни. А если бы принимали всё, что дает нам Бог, как из рук Божиих, изумляясь и говоря: «Ой, это сделал Бог? Он дает мне это? Я принимаю всё, я не сужу Бога!»
«Да ты что, безумный?» — скажешь ты. Да, пред Богом я хочу быть безумным. Пред Богом я не хочу иметь этой демонической «образованности», не хочу судить Бога, не хочу судить о том, что Он дает мне, а чего не дает, что отнимает, а что прибавляет. Господь — мой Бог, я Ему поклоняюсь и служу, я не могу делаться Его судьей, обличать Его.
Как хорошо быть пред Богом как малое дитя, как невинное создание, как глупенький. Извини за это слово, но оно очень хорошее: «Как глупенький пред Богом». Пред Тобой, Господи, я не умный, я не хочу быть умным пред Тобой, я хочу быть простодушным. У простодушного человека, положившегося на Бога, есть эта радость, он каждый день принимает жизнь как дар из рук Божиих. А когда тебе дают подарок, ты ведь не расстраиваешься, а радуешься. Любой подарок несет в себе удивление, внезапность, очарование новым, неожиданным, уникальным.
Мы потому должны быть радостными, что Бог и сегодня что-то думает о нас, о тебе, Он занимается тобой. «Но я испытываю боль!» Да, знаю, что и ты слушаешь, ты, страдающий сейчас, но это страдание тоже означает, что Бог занимается тобой22.
«Но я испытываю боль!» Да, ты испытываешь боль, потому что, когда Бог прикасается к нам, Его прикосновение часто означает боль. Мы ощущаем Божие прикосновение иногда как ласку, а иногда как боль — в зависимости от того, что в нас должно исправиться. Иногда Он хочет сделать нашу душу более тонкой, в другой раз — отсечь что-нибудь лишнее, а в третий — хочет обтесать наш эгоизм, исправить его, очистить нашу добродетель, чтобы она стала еще чище и засияла. Я не знаю, чего хочет Бог, но знаю, что Он тобой занимается. Ты достоин того, чтобы Бог занимался тобой. Это великая честь.
«Но, по-моему, — говоришь ты, — Он все равно что дает мне затрещину». А даже если и дает тебе затрещину, ты поцелуй Ему руку, которая бьет тебя. Поймай ее в тот миг, когда она тебя ударит, и поцелуй! Бог тебя колотит, а ты негодуешь из-за этой руки?