Глава XIII. Духовные упражнения
Мы рассмотрели индивидуальную духовность св. Игнатия как точку отсчета и первоисточник духовности Общества Иисуса, проследили затем историческое ее развитие вплоть до настоящего времени, и теперь, чтобы завершить настоящий труд, нам остается только выделить основные особенности этой духовности.
Поскольку же чаще всего иезуиты и не иезуиты, почитатели и противники просто-напросто отождествляют духовность Общества и духовность «Духовных упражнений», нам нужно, прежде всего, исследовать точный смысл этого тождества, а также его границы, то есть то, в какой мере Упражнения содержат или не содержат в себе всю духовную традицию сынов св. Игнатия.
Место «Духовных упражнений»
В первую очередь, следует обратить внимание на ряд фактов. Во-первых, несомненно, на протяжении всей истории Общества полный курс Упражнений считался основой иезуитской формации. Так обстояло дело для первых товарищей св. Игнатия и, по крайней мере, для наиболее видных из их преемников: Поланко отметил это уже в преамбуле к своему проекту «Директории к Упражнениям»[1284]. Несомненно и то, что вскоре после этого, еще при жизни святого и в первые годы после его смерти, опросы Надаля в ходе визитаций[1285] свидетельствуют о довольно значительной неупорядоченности в способах совершения Упражнений: среди монашествующих, рассказавших ему о своей жизни, некоторые, проведя в монашестве много лет, никогда их не делали, другие совершали только первую неделю. Однако внимательное чтение этих документов производит совершенно отчетливое впечатление, что такое упущение считается как самими этими монашествующими, так и их настоятелями в высшей степени нежелательным с точки зрения монашеской подготовки и вызвано, прежде всего, трудностью и даже невозможностью совершения Упражнений в тех обстоятельствах, в каких развивалось нарождающееся Общество. Выше мы видели, что на протяжении всего этого периода внутренней организации, длившегося вплоть до Аквавивы, одна из главных забот настоятелей состояла в том, чтобы достигнуть полного исполнения программы формации, предусмотренной Конституциями для молодых иезуитов и включающей в себя полный месяц Упражнений. После Аквавивы, как только была полностью завершена организация третьего года пробации по окончании учебы, два полных курса Упражнений в период новициата и во время третьей пробации становятся общим правилом, исключения из которого никогда уже не будут многочисленными.
В период восстановления Общества блаженный Иосиф Пиньятелли открывает в 1799 г. новициат в Колорно, полученный от Святого Престола через герцога Пармского. Едва приняв первых кандидатов, он начинает внушать им стремление к Упражнениям и в самом деле вскоре дает их первой группе послушников[1286]. Также и во Франции, будучи назначен в 1814 г. настоятелем иезуитов, намеренных здесь объединиться, отец де Клоривьер, едва получив первый контингент новобранцев, торопится уже 3 января 1815 г. начать тридцатидневные Упражнения с большей частью своих новых сыновей, с «более чем тридцатью священниками», среди которых много бывших Отцов Веры (Peres de la Foi) «и почти такое же количество схоластиков и братьев-коадъюторов»[1287]. Как только прошел вышеупомянутый трудный период и при о. Ротане завершилась реорганизация нормальной подготовки молодых монашествующих, двойной курс тридцатидневных Упражнений стал выполняться регулярно. Так остается и поныне. Мы наблюдаем, что даже тогда, когда исключительные обстоятельства вынуждают настоятелей сокращать и даже вовсе отменять для некоторых иезуитов третий год пробации, они почти всегда заботятся о том, чтобы, по меньшей мере, тридцатидневные Упражнения были совершены полностью. Другое наблюдение. Декрет VI Конгрегации 1608 г. узаконил обычай ежегодных восьмидневных Упражнений, которые молодые монашествующие до рукоположения во священство совершали под руководством опытного отца, дававшего им материал для размышлений и созерцаний. С тех пор эти Упражнения стали в действительности одним из главных средств духовной подготовки. Таким образом молодые монашествующие получали подготовку в рамках Упражнений, что могло соблюдаться строже или мягче, но в любом случае освежало в памяти основные темы книги св. Игнатия. В сущности, уже в 1616 г. VII Конгрегация, обновляя декрет 1608 г. и настаивая на том, что упражнения должны совершаться в полном сосредоточении, уточняет, что необходимо «сохранять соотношение и метод, которые обыкновенно соблюдаются, когда Упражнения совершаются целиком». И в своей кодификации 1923 г. XXVII Конгрегация сохранит ту же формулировку, добавив лишь ссылку на главу «Директории», где объясняется, как давать Упражнения монашествующим Общества[1288]. Вне всякого сомнения, это регулярное возвращение, на протяжении всей формации, а также после нее, к тексту Упражнений, к их основным рассуждениям, к принципам, развернутым в их советах и правилах, в конце концов оставит очень заметный след в духовной жизни иезуита. В ней будут иметь большое значение сверхъестественные истины, которые образуют костяк Упражнений и становятся, тем самым, одновременно основополагающей нормой и движущей силой этой духовной жизни.
Кроме того, именно к этому призывают настоятели Общества в своих многочисленных наставлениях, связанных с Упражнениями. Когда преамбула официальной «Директории» 1599 г. пытается донести до читателя ценность, пользу и необходимость Упражнений, в первую очередь приводится следующий довод: Бог внушил св. Игнатию как основателю внешнюю форму жизни и внутренний дух, подобающие Обществу. «Точно так же, учитывая, что молитва и общение с Богом столь важны, что соблюдение монашеских правил и духовное преуспеяние в большой мере зависят от них, нам было важно также получить от нашего основателя метод молитвы и указания относительно молитвы, дабы все мы могли им следовать и всегда иметь их перед глазами»[1289]. В своем письме от 27 декабря 1834 г.[1290] отец Ротан еще отчетливее говорит об «усердии в учебе и ревностном обращении к “Духовным упражнениям” как важнейшем средстве развить и сохранить в возрождающемся Обществе тот особый дух, который в прежние века позволил ему так много совершить для Церкви. Действительно, в Упражнениях иезуиты могут найти «очень простые и действенные методы молитвы», благодаря которым смогут, как и в прежние времена, очень плодотворно посвящать молитве целые часы. Кроме того, здесь они найдут «изложенными в восхитительном порядке основные наставления в духовной жизни» и, наконец, множество мыслей и взглядов, способных воспламенять души: особую форму молитвы, принципы духовного поведения и основные движущие силы духовной жизни – все главные элементы духовности.
Совсем недавно, в 1838 г., XXVIII Генеральная конгрегация, призывая нас жить напряженной духовной жизнью, провозгласила, что эта духовная жизнь должна «быть всецело вдохновлена и проникнута духом Упражнений св. Игнатия». В другом месте Конгрегация заметила, что «именно в Упражнениях св. Игнатий дает нам свое духовное учение»[1291]. Немногим ранее преподобный отец Ледоховский назвал Упражнения «корнем духа», присущего Обществу, корнем, из которого «Общество родилось и произросло», которому оно обязано всем тем, что оно есть, и от крепости которого будет зависеть крепость всего древа[1292].
В целом такое заключение, как мне кажется, почти[1293] не оспаривалось ни в Обществе, ни за его пределами. Но разногласия возникают тогда, когда встает вопрос, в каком именно смысле следует понимать этот основной принцип. И разногласия эти являются лишь следствием описанных выше разночтений в понимании особой цели Упражнений, указанной самим св. Игнатием.
Мы только что в этом убедились: для «Директории» Упражнения – это, прежде всего, иезуитская школа молитвы. Ту же их роль в первую очередь выделяет о. Ротан. Подобная идея легла также в основу появившихся при Меркуриане критических отзывов, направленных против Кордесеса и Бальтасара Альвареса и их уроков молитвы. Основной упрек в адрес их форм молитвы состоял в том, что они отклоняются от методов, предложенных в Упражнениях. Тем самым, будь они даже превосходны сами по себе, они не подходят монашествующим Общества. Также и те, кто сейчас видит особое и основное назначение Упражнений в осуществлении совершенного единения с Богом, естественным образом видят в них особый путь, которым иезуиты должны приходить к такому единению, цели всякой духовности.
Сам св. Игнатий в десятом примечании между прочим сблизил Упражнения второй недели с «путем просвещения», а первой – с «путем очищения». Идея была подхвачена и развита в анонимной Директории, которая обнаруживает в четырех неделях Упражнений классическое деление на три пути, соотнося четвертую неделю с «путем единения или совершенствования»[1294]. Эти взгляды, несомненно, под влиянием Хиля Гонсалеса, находившего их справедливыми[1295], перекочевали в «Директорию» 1591 г. и в окончательный текст 1599 г.[1296] В заключении всей этой «Директории» была предпринята попытка показать, что Упражнения представляют собой введение к практике этих трех классических путей и, тем самым, содержат в себе всю структуру классических учений о духовной жизни. Здесь мы видим отправную точку той концепции, которую в дальнейшем позаимствуют многие иезуитские авторы, которые стремятся найти в рамках Упражнений полное описание трех путей и, тем самым, более или менее явно представляют книгу св. Игнатия как основополагающий и всеобъемлющий документ духовности Общества.
Другие комментаторы того же текста, напротив, будут поражены теми пропусками, которые будут замечать в нем, сопоставляя его с любым другим планом всестороннего духовного наставления. Их будет удивлять также цель, столь точная и столь своеобразная, ясно изложенная уже в названии и первом примечании, и столь значительное место, отведенное выбору. Вследствие чего они будут настаивать на том, что этот текст является никак не систематическим изложением духовного учения, но простым практическим руководством к Упражнениям, совершаемым с целью выбора жизненного положения или плана изменений в рамках уже избранного положения. Также, какую бы ценность ни приписывали они Упражнениям, каково бы ни было богатство содержащихся здесь духовных принципов, эти авторы считают, что не имеет смысла искать в них всю духовность иезуитов в целом. Они признают в них корень, и корень исключительно мощный и глубокий, но не все древо, питаемое этим корнем; ветви древа простираются гораздо дальше[1297].
В сущности, представляется, что следовало бы взять кое-что из обеих точек зрения, избегая всего крайнего и категоричного, что в них содержится.
Действительно, если мы изучим книгу Упражнений как историки, чтобы определить, каков их изначальный смысл, с какой целью они первоначально писались, каково их исконное предназначение, объясняющее всю их композицию, то верна вторая точка зрения. Это метод, позволяющий найти и принять волю Божию относительно выбора жизненного положения либо изменения и упорядочивания жизни в соответствии с этой волей в рамках уже избранного положения. Все содержание Упражнений составляет опыт самого автора, пережито́й в Лойоле, Монтсеррате и Манресе при переходе от служения царю земному к служению Господу Богу нашему. В Упражнениях этот опыт переведен на язык общих формул, подходящих и для других людей, желающих столь же великодушно совершить подобный же переход. Но Упражнения никоим образом не претендуют на то, чтобы дать полное руководство ко всей духовной жизни в целом.
Однако очень быстро и даже еще при жизни св. Игнатия эти формулы обнаружили такое богатство и широту, которые нельзя было объяснить лишь частной целью, вдохновившей их появление на свет. Самой книгой было предусмотрено ее частичное использование для тех, кто хочет просто «получить наставление о своих обязанностях и достичь душевного умиротворения», кто не способен к возвышенному служению Богу, каковое является целью полного курса Упражнений, но может прийти к истинной и твердой христианской жизни[1298]. Что до молодых иезуитов, основатель, как мы видели, считает, что полный курс Упражнений должен научить их творить молитву и посвятить их в жизнь в близости с Богом[1299]. Таким образом, речь уже идет не только о подготовке, совершении и утверждении благого выбора, но и о подлинном введении в духовную жизнь, о том, чтобы всецело развернуть дело освящения на различных уровнях со всеми его важнейшими составляющими: очищением, изменением жизни (reforme) и единением с Богом.
Значение этой второй роли возрастет; в большинстве случаев она даже будет занимать первое место. Эти изменения произойдут в ходе развития Упражнений в двух направлениях и станут свершившимся фактом в начале XVII в. С одной стороны Упражнения, которые некогда делались для того, чтобы задать направление всей жизни упражняющегося или вернуть ее к Богу после охлаждения или кризиса, теперь также применяются периодически как обычное и постоянное средство внутреннего обновления и преуспеяния. С другой стороны, наряду с индивидуальными упражнениями под наблюдением специального руководителя, приспосабливающего ход Упражнений к особой ситуации и нуждам души, распространится коллективное исполнение Упражнений. В этих случаях люди будут совместно получать советы руководителя и материалы для размышлений и встречаться с ним индивидуально только для выслушивания советов, представляющих собой духовное руководство как таковое. Благодаря этому регулярному возвращению к главным духовным темам Упражнений, их повторению и все более глубокому постижению их смысла и ценности совокупность духовных принципов и тайн – главная сила, руководившая Игнатием при вступлении на путь святости и в преуспеянии на этом пути – начинает руководить также и всей духовной жизнью его сыновей, а также, в большой мере, наставляемых ими людей. И в то же время общие наставления, даваемые в ходе совместных Упражнений, естественным образом приведут к тому, что иезуиты включат все свои духовные наставления в рамки Упражнений, гибких и удобных, ведущих от очищения к единению и приложимых к самым разным уровням духовности. Главные идеи всякой всеобъемлющей духовной системы сами собой связывались для иезуитов либо с какими-нибудь разработками книги Упражнений, либо с простыми случайными их замечаниями, порой с отдельными словами, которые, благодаря длительным и глубоким размышлениям, приносили их душам обильный плод.
Чем обязана Упражнениям духовность иезуитов
Впрочем, присмотревшись чуть пристальнее, мы увидим, что именно широкое применение Упражнений дало духовности иезуитов самые характерные ее черты.
Прежде всего, именно здесь берут свое начало те великие благодатные мотивы, посредством которых иезуитская духовность ободряет души, и те великие принципы, которыми она направляет их труд освящения.
«Началу и основанию» она обязана тем значением, какое придается в ней понятию цели, высшей и единственной; идее, которая составит первый принцип «Духовного учения» Лалемана. Большой упор в ней будет делаться на «единственной необходимости», если пользоваться словами заглавия, избранного для своей книги Рогаччи[1300]: на вечном спасении, исполнении воли Божией, покорности Его верховному владычеству, возвышенном и совершенном служении – в зависимости от духовного уровня тех людей, к которым мы обращаемся. Будет подчеркиваться разница между целью и простым средством, между главным и второстепенным[1301]. Будет внушаться необходимость перед всяким важным выбором вспоминать о единственной цели всякого творения, не переворачивать порядок вещей, прежде избирая средство, чтобы затем смотреть, как можно применить его для достижения цели. Будут беспрестанно звучать напоминания о мужественном безразличии ко всему, что не является этой целью, единственно достойной пленять сердце христианина.
Размышления первой недели о грехе и наказании породят обширнейшую литературу рассуждений о последних судьбах человека и о подготовке к смерти (с этой литературой мы уже встречались). Реалистический, позитивный подход, основанный на фактах, которые обнаруживает размышление о трех грехах в первом упражнении, сохраняется и позже в рассуждениях на эту тему: меньше отвлеченных соображений, больше конкретных наблюдений, практических заключений…
В размышлении «О Царе небесном» мы находим самый центр духовности Общества: вдохновенную, нежную и сильную любовь ко Христу, Слову, ставшему Человеком и соделавшемуся тем самым нашим Братом и Вождем. Следствие этой любви – страстное и обдуманное желание вершить Ему вослед служение, и служение возвышенное, а значит, желание подражать Ему, посвятить себя Ему, следуя по Его стопам, быть бедным и униженным вместе со Христом бедным и униженным. Ведь нищета и бесчестье – та доля, которую Он добровольно избрал для Своей земной жизни. Еще одно следствие этой любви – желание отказаться от собственного суждения и воли, потому что это самая глубокая форма самоотречения, которого Он от нас требует. Эти мысли образуют самое постоянное и твердое содержание сочинений и наставлений иезуитов о любви ко Христу и являются самой сутью размышления «О Царе небесном» и его дополнений: размышления «О трех знаменах» и «О трех степенях смирения». Несомненно, именно здесь духовные авторы Общества черпали особый оттенок своей преданности Господу: они охотно будут уснащать эти мысли элементами, позаимствованными в других местах и способными их подкрепить, но именно эти мысли всегда будут служить важнейшим основанием их духовной позиции по отношению ко Христу.
Также из Упражнений придет к ним и евангельская форма созерцания тайн жизни Иисуса: в своей совокупности они сохраняют тесную связь с самим богодухновенным текстом, с его конкретными деталями, его простыми и общедоступными выражениями. Заглавие двенадцати томов отца Б. Жиродо, изданных в 1773–1774 гг. аббатом Дюкеном, «Евангелие в размышлениях», могло бы послужить названием большей части собраний размышлений о жизни Христовой, которые в очень большом количестве опубликовали иезуиты. Размышление «О трех мужах» и рассыпанные по всему тексту Упражнений замечания, призванные обеспечивать реалистическую проверку истинных склонностей упражняющегося, несомненно, возымели свое влияние. Именно благодаря им столь значительное место отводится в духовности Общества заботе о достижении реальных результатов, недоверию к иллюзиям, порожденным воображением и чувствами, как и к более или менее осознанному себялюбивому самообману для отвода глаз и во избежание слишком прямых ударов и слишком решительных жертв.
С принципами и советами касательно выбора связана отчетливая склонность к обдуманному действию, плоду зрелого размышления, и некоторое недоверие к стихийным порывам, едва подвергшимся беглому контролю разума и веры. С этой точки зрения типичны названия книг о. Дж. Аньелли, посвященных как раз Упражнениям: Arte di elegere Vottimo… di stabilire I'elezione dell'ottimo… di platicare I'elezione stabilita dell'ottimo («Искусство избирать наилучшее… утверждаться в выборе наилучшего… воплощать выбор наилучшего»)[1302].
Обретение Бога во всем, как призывает «Созерцание ради обретения любви Божией», близость к Господу, присутствующему, действующему и отражающемуся во всех творениях, предпочтение служения из любви действенной, а не порывов любви эмоциональной, как призывает предварительное замечание к тому же созерцанию – в числе самых постоянных особенностей духовной жизни иезуитов. Эти же черты более всего хотел видеть в иезуитах св. Игнатий. Из того же текста будет взята и знаменитая молитва: «Возьми, Господи, и прими всю мою свободу, мою память, мой разум и всю мою волю – все, что имею и чем обладаю; Ты даровал мне все сие – Тебе, Господи, их возвращаю; все Твое, распоряжайся им по Твоей воле; даруй мне любовь Твою и благодать, сих будет мне достаточно». Вместе с Anima Christi, старинной молитвой, которая была очень дорога св. Игнатию, и приношением Христу из размышления «О Царе небесном» эта молитва станет одной из трех формул, в которых найдут свое выражение глубочайшие установки основателя и его сыновей.
Из Упражнений же придет к ним и черта, характерная, как мы отметили выше[1303], для их отца: сочетание рыцарского восхищения Христом и твердого и реалистического рассудка. В «Начале и основании» мы видим полное выражение доведенной до конца благодатной логики со всеми ее следствиями. В размышлении же «О Царе небесном» находим порыв страстной любви к несравненному вождю. Такое сочетание содержит в себе и третья степень смирения. Как ясно сказано в Упражнениях, она включает в себя вторую, то есть простую готовность действовать по ясной логике «Начала и основания», но превосходит ее и разрешает все сомнения любовью ко Христу бедному и униженному там, где наш разум, просвещенный верой, не может различить, какое решение ведет к вящей славе Божией. Также и при совершении выбора третье время, спокойное и беспристрастное исследование доводов за и против, дополняет и довершает, а при необходимости подвергает проверке время второе, выбор согласно указаниям внутренних движений благодати: разум никогда не утрачивает своих прав, хотя и оставляет первое место за инстинктивным чувством божественного, за побуждениями Святого Духа. Явно именно здесь лучшие духовные учители Общества почерпнули эту двусторонность, столь заметную в духовном дневнике блаженного Клода де ла Коломбьера, во всей жизни блаженного Пиньятелли и многих других, – это замечательное сочетание сыновнего упования на действие Божие, нежной и доверительной любви ко Христу, вдохновенной щедрости в жертвах и в самых трудных делах служения – и в то же время мудрого благоразумия, здравого реализма в отношении к человеческим слабостям, твердой практичности в управлении людьми и в руководстве душами.
Тем же Упражнениям иезуиты обязаны тем, какое место отводится в их внутренней жизни испытаниям совести, общим и частичным, и прежде всего, устной молитве, а также общей направленностью этих испытаний и молитвы. Вскоре мы вернемся к этим двум пунктам. Здесь же достаточно будет заметить, что в Упражнениях ни эти испытания, ни эти размышления или созерцания никогда не выступают как самоцель, но всегда как средство, которое подготавливает душу, освобождает ее от беспорядочных страстей, полностью отдает ее действию благодатного света и таким образом делает ее способной находить, принимать и наилучшим образом исполнять волю Божию. Именно такова основная роль, которая отводится в иезуитской традиции молитве.
Тем самым мы возвращаемся к тому, что является, как мне кажется, самым глубоким плодом влияния Упражнений на духовность Общества, общей ее устремленности к служению Богу, к исполнению воли Божией. В этом же, как мы видели[1304], состоит важнейшая особенность личной духовности св. Игнатия, но не в меньшей мере и всей духовности Общества. Несмотря на разнообразие тенденций, возникающих, как мы только что вспомнили, среди самих иезуитов при истолковании Упражнений, два факта остаются несомненными. Во-первых, книга носит название «Духовные упражнения, дабы человек смог победить самого себя и упорядочить свою жизнь силой решения, свободного от какого бы то ни было неупорядоченного влечения». Кроме того, в первом примечании объясняется, что упорядочить свою жизнь значит расположить ее «для поиска и обретения воли Божией относительно устройства своей жизни и для спасения своей души». В «Начале и основании» уточняется, что единственной целью жизни, упорядоченной таким образом, является хвала Божия и служение Богу. Далее, размышление «О Царе небесном», другой полюс Упражнений, представляет собой, по сути, созерцание возвышенного служения Христу, служения со Христом. Если же теперь, отвлекаясь от элементов, неизбежно присутствующих во всякой духовности, таких как центральное место Христа, мы попытаемся вывести из великого многообразия жизненных путей и духовных сочинений иезуитов некую общую мысль, общую тенденцию, мне кажется, что мы неминуемо будем поражены тем значением, каким все они наделяют заботу о служении Богу, этой устремленностью к служению еще более, чем к единению. Сколь бы высоко ни ставили они последнее во всех его формах, они в то же время готовы пожертвовать всем, кроме важнейшего единения посредством благодати, веры и любви, ради лучшего служения их Божественному Повелителю.
Отсюда становится ясна глубочайшая причина особого места Упражнений в духовности Общества. В начале я упоминал о том, что истинный и глубочайший источник разнообразия католических духовностей – многообразие духовного опыта, лежащего в основе каждой из них[1305]. Книгой духовного опыта св. Игнатия являются, прежде всего, Упражнения, как справедливо утверждают снова и снова. Несомненно, они отражают его опыт обращения, но также – и в еще большей мере – его опыт вступления на путь высокой святости. Они содержат также его опыт воспитания душ, отраженный в замечаниях, которыми дополнялись первые манресские страницы, пока текст не обрел свой окончательный вид. Нельзя сказать, что весь опыт Игнатия содержится на этих немногочисленных страницах. В сущности, часть этого духовного опыта, как он предстает нам в признаниях святого и в его дневнике, полностью принадлежит к разряду излиянных милостей, распределение которых всецело во власти Бога и неподвластны нашим усилиям, даже подкрепленным самыми могущественными дарами. Но здесь мы находим те элементы его опыта, которые подлежат передаче, которым можно научить, которые могут применяться и другими людьми на пути к святости. Мы находим здесь то, что может их просветить, направить, поддержать на разных ступенях их восхождения к Богу, и, прежде всего, сориентировать в поиске воли Божией о них. Таким образом, именно в Упражнениях можно найти истинную точку отсчета, истинный источник направления и развития всей этой духовности, родившейся из опыта св. Игнатия. Поэтому именно к ним необходимо всегда возвращаться для того, чтобы обновить связь с источником плодотворности этой духовности.
Видоизменения и обогащение
Значит ли это, что в этой маленькой книге содержится все? Мы видели, что в ней не содержится даже вся личная духовность святого. Тем более, стало быть, не содержится в ней и вся духовность созданного им ордена.
Действительно, материал самого текста с самого начала стал поподняться многочисленными элементами живой традиции его истолкования, его практического применения и адаптации. Эти пополнения были тем более важны, чем короче, чем сжатее был этот текст, состоявший скорее из кратких указаний, чем из пространных рассуждений.
Говоря об истории этой традиции, следует осветить два наиболее важных момента: публикацию «Директории» при Аквавиве и деятельность Ротана по изучению и практике Упражнений в новом Обществе. И тот и другой из двух генералов главным образом ставили перед собой цель добиться большей верности духу и замыслу св. Игнатия в применении написанной им книги, но в то же время оба внесли величайший вклад в развитие этой традиции использования Упражнений. Первый, как мы видели, сжато передал в своей «Директории» весь опыт первых поколений как раз тогда, когда сам ввел два новшества: регулярное и совместное выполнение Упражнений. Некоторые главы «Директории», в особенности глава X, «О способе преподавания Упражнений нашим», открывают путь знаменательным видоизменениям первоначального замысла.
Роль Ротана состояла непосредственно в том, чтобы вернуться к возможно более строгому и точному изучению текста и к мысли св. Игнатия. Не подлежит сомнению, что, сопоставляя сочинения об Упражнениях, возникшие в XVII и особенно в XVIII в., с теми, которые сменили их в середине века XIX, мы не можем не поразиться тому, насколько свободнее в первых трактуются темы, представленные в Игнатиевой книге, – порой настолько, что в них не остается почти ничего от ясной структуры, живой связи, объединяющей между собой все части оригинала. Серия трудов, которой положили начало перевод и примечания самого Ротана, была продолжена, и предмет до сих пор еще далеко себя не исчерпал. Но во многих отношениях подлинные черты замысла основателя различаются гораздо яснее и отчетливее, чем прежде. Это позволяет вносить в них некоторые полезные видоизменения, при этом ничуть не разрывая их прямой связи с мыслью основателя и сохраняя полную верность его указаниям.
Это примирение широких видоизменений с полной верностью Игнатиеву наследию, в сущности, ставит перед нами не один трудный вопрос, в частности, в связи с регулярным исполнением Упражнений. Держаться текста Упражнений и при этом объяснять его в живом и индивидуальном стиле легко, когда речь идет о тридцатидневных Упражнениях, о периоде всегда исключительном в жизни всякого человека. Это гораздо сложнее сделать, когда упражняющиеся привыкли сосредоточиваться на основных положениях Упражнений ежегодно. Несомненно, это ежегодное возвращение к одним и тем же основным истинам, которые, тем самым, постигаются и усваиваются все глубже, полностью отвечает замыслу, который обозначил сам св. Игнатий. Ведь основатель отводил столь значительное место повторению и воспроизведению. Легко объяснить, как столь духовный человек, как Ротан, мог до конца жизни находить в таких Упражнениях пищу для души. Но он совершал их в одиночестве, а когда ему случалось давать Упражнения группе молодых иезуитов, последние имели счастье слышать пояснения к этому тексту от человека, обладающего столь исключительным авторитетом. Но несомненно, когда Упражнения выполняются сообща, целой группой людей, давно с ними знакомых, и проводятся руководителями, обладающими чаще всего не такой выдающейся индивидуальностью, как Ротан, то такое повторение не облегчает задачу. Даже если говорящий глубоко обдумал и осмыслил свой текст, он будет неизбежно повторяться и повторять то, что о том же тексте говорили до него другие. Это, бесспорно, грозит скучным однообразием. В своей личной духовной жизни мы склонны в целом все больше и больше жить определенным числом мыслей, глубоко прочувствованных и осмысленных под действием благодати, мыслей, к которым мы возвращаемся без утомления. Но это действие благодати не обязательно одинаково во всех душах и даже в душах всех людей, вдохновленных одной духовной традицией. Следовательно, то, что представляется богатой пищей нам, может оказаться скучной жвачкой для слушателей.
Из этой трудности проистекает вопрос: как могут Упражнения обогащаться элементами из других источников – из догматического богословия, из литургии, из смежных духовных течений, – которые отвечают особым склонностям каждого поколения? Вопрос этот не нов: если мы пристальнее рассмотрим духовные упражнения XVII и XVIII вв. с их поразительными вольностями, мы скоро заметим, что, в сущности, нечто подобное стремились сделать и иезуиты того времени. Они вводили в рамки Упражнений рассуждения, отвечающие вкусам их слушателей, хотя и не всегда делали это удачно. Ротан задал направление истинному решению этого вопроса, которое мало-помалу осуществляется. Решение это, как кажется, заключается во все более полном и ясном осознании глубинной мысли св. Игнатия, ядра Упражнений, того, что сообщает им долговечную и всеобщую ценность. Это ядро не зависит от деталей, интересных, ценных во многих отношениях, но, несомненно, второстепенных, которые, следовательно, могут опускаться, ничуть не умаляя силу Упражнений в целом. Не зависит оно и от многочисленных идей и обычаев, которые можно включать в этот костяк как элементы разнообразия или даже злободневности, но которые не могут преобладать над основной структурой Упражнений или менять ее организацию[1306].
Такое развитие духовности Упражнений путем адаптации и более или менее новых путей применения, а также путем обогащения их основного содержания является не единственным, какое мы можем отметить. В духовности иезуитов мы можем указать не один элемент, который, несмотря на свою важность, не имеет прямого отношения к Упражнениям и лишь в самом широком смысле может быть связан с какой-нибудь мыслью или выражением их текста. Так, например, особое место послушания в жизни монашествующих Общества – несомненно, следствие самоотречения, к которому столь настоятельно призывают Упражнения. Это также результат подражания послушанию Христову, созерцаемому во время второй недели, и логическое следствие духовности служения, каковой является и духовность Упражнений. А между тем тот факт, что иезуита, по Игнатию, отличает скорее послушание, чем бедность или телесное самоумерщвление, не обязательно продиктован Упражнениями. То же можно сказать и об отказе от хора и от литургических торжеств: мы только что видели, что в книге св. Игнатия недвусмысленно подчеркивалась важность мысленной молитвы и испытаний совести, что вследствие сего отказ от богослужений в хоре хорошо гармонирует с этими указаниями. Но отсюда вовсе не следует, что он был неизбежным их следствием. Самые разные причины привели основателя Общества к такому отказу вместе со всеми его следствиями для духовной жизни монашествующих, и нередко мы видим даже, как монашествующие, давшие обет совершать богослужения в хоре, во многом черпают свою пищу в духовности Упражнений, ни в малейшей мере не чувствуя, что она отвращает их от их собственной формы монашеской жизни.
То же касается и такого элемента, как почитание Святейшего Сердца, занимающего в духовной жизни сегодняшних иезуитов очень важное место. Можно отметить начало и проследить этапы развития этого почитания: откровения в Паре-ле-Мониале, миссию, порученную блаженному де Коломбьеру и его собратьям, и сменившее ее в XVIII и XIX вв. апостольское служение по распространению этого почитания. Это не означало введения элемента, чужеродного или не имеющего истинных связей с тем духовным целым, которое он собой увенчал: на самом деле, среди предшественников движения, рожденного в Паре-ле-Мониале, было много иезуитов, но, более того, и в самих Упражнениях все располагало к всестороннему участию в этом движении. И тем не менее движение это представляло собой новый и мощный фактор духовной жизни для последующих поколений.
Тем самым, если Упражнения ни в коей мере не являются систематическим изложением духовности Общества, если они не остались для него застывшей, неспособной к развитию формулой, то из нескольких приведенных примеров видно, что для этой духовности они являются не просто сокрытым ростком, из которого произрастет великое древо, но представляют собой уже сформировавшееся дерево со своим особым характером, которому остается лишь простирать свои ветви и умножать плоды. К этому дереву можно прививать и новые ветви, взятые от других деревьев, но ветви эти нельзя выбирать наудачу; это будут, как при всякой удачной прививке, побеги, уже имеющие сходства с деревом, которое они призваны обогатить.
Таким образом, совершенно правы те, кто видит в Упражнениях саму душу Общества Иисуса, принцип, задающий ей направление и сохраняющий ее единство, чем бы ни обогащалась она в ходе своего развития.