Мне кажется, что в этом вопросе заключено некоторое колебание: если без Него мы не можем творить и мы Его просим делать, а Он не делает, как понять это положение: «Просите и дастся вам» (см. Мф. 7:7)? Мы просим и очень долго не получаем даже маленьких вещей.
Итак, потенциально в нас живет Сам Бог, и мы получаем бытие-жизнь Самого Бога, так что Бог и человек идут совсем рядом. Когда мы говорим о воплощении Сына Отчего, то стоит перед нами вопрос: как возможно, чтобы абсолютное Существо могло воплотиться в эту болезненную плоть? — Наша природа сотворена Богом. Получается, что Христос облекся и взял на Себя, в Свою Ипостась нашу природу, способную страдать, но — природу, созданную Им Самим. Она не есть нечто чуждое для Него. В Своем рождении от Девы Он избежал того, что соприкасается с грехом. Если Он Сам сотворил эту природу и мог явиться в этой природе, получается и обратное решение, что мы, рожденные в этой природе, можем воспринять Бога — Творца. Так, когда говорит Господь в Совете Своем предвечном: «сотворим человека по образу Нашему [и] подобию» (Быт. 1:26), то мы стоим пред Абсолютом.
И каждодневный опыт показывает нам нашу немощь, нашу смерть, отсутствие в нас любви, отсутствие ясного ощущения, что хорошо и что плохо. Мы бьемся как рыба об лед в этом мире. Вековая жизнь Православия и христианства вообще связана с постоянным исканием. И когда мы хотим знать Бога, у нас возникает вопрос: как возможно, чтобы абсолютное Существо восприняло эту относительную форму бывания. А вместе с тем: как мы, рожденные в этой земной плоти, можем явиться носителями Божественного могущества. Если мы хотим рассуждать об этом, то на каждом шагу можем испытывать недостаточность нашего интеллекта решить эти вопросы. Но вопросы эти решаются самой жизнью. Мы находимся еще в периоде творения, о чем Господь сказал: «Отец Мой доныне делает, и Я делаю» (Ин. 5:17). Еще не завершилось до конца «дело» (см. Ин. 4:34, 17:4) Бога, спасающего мир.
Натура наша создана по образу безначального Абсолюта, Который говорит: АЗ ЕСМЬ СУЩИЙ, «Бытие — это Я, и ничего другого нет, кроме Меня». Если Бог о Себе говорит «Аз», значит, Он — Лицо, Персона. Как это Откровение отражается в нас? Как оно отзывается на нашей повседневной жизни? Как мы можем стать подобными Богу персонами? Когда мы проводим внимательно наши дни, то мы все время стоим пред какими-то еще не раскрывшимися для нас тайнами. Но через самые старания жить по заповедям Христа-Бога мы понимаем, что никто другой ничего более совершенного не дал нам...
Опять я возвращаюсь мыслию моей к нашему отцу Силуану. Он пишет, что, когда мы не понимаем путей Божиих, все-таки говорим Богу: «Да будет воля Твоя». [121] И так в нашей жизни на Земле, полной страданий, болей, смерти, мрака, когда мы предадимся на Его волю, которую еще не понимаем, — тогда приходит к нам благодать Святого Духа, и мы живем Бога как Отца, самого дорогого, самого близкого.
Итак, не логическое разрешение возможно в этом моменте, нужен опыт бытия самого. Если мы созданы по образу и по подобию, то, значит, для нас приготовлено Царство бесконечное. И в великом страдании совершает христианин свой путь. Так, на Земле Христос не гонится за тем, чтобы раздавить других могуществом (см. Мф. 20:28; Мк. 10:45), а берет на Себя их немощи. Христианство, которое мы, православные, живем, действительно есть сплошное страдание. Но в этом страдании вдруг где-то находит себе путь золотая нитка тончайшей интуиции нашего родства с безначальным Богом.
Итак, творение человека еще не закончено. Может быть, завершается оно в опыте святых, как прп. Силуан. Он говорит, что и Бога живем мы как Отца, самого дорогого, самого близкого. Эта вещь очень трудно выразимая нашим словом. Бытие Божественное — бесстрастное. И каким образом нас поражает эта «болезнь любви»? Христос сказал: «Нет больше той любви, как если... душу свою положит человек за друзей своих» (Ин. 15:13), за других людей. Это — путь к тому, как возможно стать персоною, подобною Персоне воплощенного Сына Божия. И то, что мыслил Христос на Земле, те реакции, которые мы видим в Нем, весь строй Его мысли и чувств мы хотим воспринять (Флп. 2:5) — и не можем, потому что это слишком больно.
Духовное восприятие в христианской жизни очень глубоко и неизъяснимо тонко. В сущности говоря, уже не интеллектом нашим постигаем мы эту любовь Отца и Сына и Святаго Духа... Человеческое слово, рожденное в твари, не способно выразить это по-настоящему. Но когда мы действительно веруем во Христа, тогда вселяется в нас Дух Святой, и где-то в глубине некая тончайшая интуиция открывает нам, что это — Бог, это — наш Отец. Словом выразить мы не можем, мы должны «попасть» в это состояние. И мы «попадаем» в это состояние, если сам Бог приходит и вселяется в нас — непостижимо великий и могущественный и непостижимо смиренный.
Как говорит наш отец — Силуан, есть смирение аскетическое: мы живем и чувствуем себя неспособными жить по заповедям, начинаем ненавидеть себя и говорить, что «я хуже всех». И это уже есть смирение. «Но, — говорит прп. Силуан, — иное смирение Христа. Оно безотносительно, в нем нет ни сравнения, ни различения — ничего. Это абсолютное смирение Бога». [122] И когда это смирение Божественное касается нас, то радость нам доставляет не могущество наше раздавить брата, а любовь к брату, которая становится содержанием нашей жизни. И приходит странное чувство «услаждения» уже духовного, божественного порядка от того, что человек чувствует себя меньшим других и не стремится к власти. Это есть Божественное смирение, про которое прп. Силуан говорит: «Оно неизъяснимо», потому что выражаемое на нашем человеческом языке оно становится противоречивым.
Что же делать нам в этом состоянии, в котором мы пребываем? — Продолжать терпеливо учиться жизни Христа в Его истощании. И тогда придет ответ, не словесный, а бытийный, потому что человек должен прийти во Христе в состояние, когда сам он говорит: «Ныне в Тебе и Тобою аз есмь». И тогда исполняется в нас превечный замысел: мы становимся подобными Тому, Кто сказал «АЗ ЕСМЬ СЫЙ». «Аз есмь», — говорит и человек.
Почему мы беседуем об этой жизни, которая превышает «средний» уровень христианства? — Потому что нам нужно знать, к чему мы призваны. В этом и есть монашество. Храня заповеди Христа, мы делаем себя способными к восприятию уже самой энергии Божества — благодати. Так, слова Христа: «Никто не может придти ко Мне, если не привлечет его Отец» (Ин. 6:44), связаны с идеей, что Бог сотворил природу человека способною познавать. И при тварности нашей эта способность познавать Бога делает заповедь Божию как бы обязательною, потому что заповедь и есть то, что соответствует Бытию Божественному. И тогда мы через наше старание жить по заповедям во Христе видим, как наш ум становится способным постигнуть смысл слов апостола Павла, что мы «были избраны до сотворения мира» (см. Еф. 1:4). Жизнь по-христиански требует от нас внимания к тому, где наш ум. А ум наш может идти в ТО, ЧТО ЕСТЬ до сотворения мира (я не говорю «было», но что «есть»), и сие не рождается от Земли, а есть нечто, исходящее от Бога.
Вопрос отца NN.: Все ли люди получают это призвание от Бога, без которого нельзя найти Бога, быть со Христом или знать Христа?
Я думаю, отче дорогой, что до конца мы выразить не можем существование взаимоисключающих положений. В нормальной логике, где есть «или — или», исключается третье, а здесь не исключается, и потому мы говорим, что приходится отказываться от выражения словами нашей формальной логики...
Здесь мы должны вспомнить, что, творя человека, Господь имел известный план. И в самой натуре нормального человека заложено стремление искать Абсолюта. Так что «званые» — все люди, ибо мы сотворены для того, чтобы быть с Богом, но «избранных», которые принимают это призвание, — немного (см. Мф. 22:14). И здесь возникает удивительно трудный вопрос. Как быть, когда мы встречаем людей, не способных верить: та же ли это природа, или уже нечто другое? Но быть образом Абсолюта и удовлетворяться только вкусным обедом или удобной постелью — не свойственно человеку, который хранит в себе образ Бога. Итак, все призваны только к этому; все — «званые» по природе самой, от самого создания. И мы стоим перед этим вопросом, который мы никак не можем разрешить словесно... Мы не можем выразить это словами еще и потому, что реакции каждого человека, всякого сердца — совершенно персонального порядка: Бог создал сердца наедине и говорит с человеком в сердце.
В чем можно увидеть, что совершил Христос уже как человек? — В том, что Отец отдал Его в полную власть врагам. Христос взывал к Нему в Гефсиманском саду, Он взывал к Нему на Голгофе: Отец не склонился прийти к Нему (см. Мф. 26:36 и след.; Мф. 27:46 и т. д.). Но после, как апостол Павел говорит, «дал Ему имя выше всякого иного имени» (Флп. 2:9) и на земле, и на небе. Значит, какой вывод возможен? — Я принимаю всякую скорбь, потому что я знаю, что Отец наш действительно Благий. И если мы претерпеваем все, вплоть до смерти, сохраняя полную веру в то, что Отец мой Благий, тогда по вере нашей бывает то же, что со Христом: Отец прославляет человека славою, которая безначальна. Человек призван к этому. Итак, званые — все от самого сотворения мира. Все дети Адама призваны к этому. Но избрание уже зависит от нас: если мы терпим и следуем за Богом, несмотря на все страдания. Путь этот неизъясним человеческим словом.
Молитесь за меня, потому что я, видите, не способен дать ответ, но я думаю, что его, этого ответа, и нет. До последнего Суда всемирного мы не сможем дать ответ положительный. «Мы ходим верою, а не» ясным «видением» положения (см. 2 Кор. 5:7), как апостол Павел, гениальный человек, который пережил опыт, действительно, Бога и является примером для нас даже до сих пор.
У некоторых богословов есть мысль такая: сотворил Бог мир и вложил в него потенциальность, так что мир будто бы должен естественно идти своими путями и остаться будто бы без Бога, подобно тому, как маленькое семя, в котором заключена вся программа, становится колоссальным деревом. Так программа мира была написана с момента сотворения Адама. И когда Бог оставляет человека, Он считает, что мы должны сами решить вопрос с тем, что нам было дано в творении. И Он медлит и не отвечает, ждет, когда мы сами постигнем это. Так у некоторых богословов есть эта идея, что потенциально человек рождается с возможностью естественного развития в Боге, если мы принимаем, что человек создан по образу Божию и по подобию.